— Не подобает нам с брезгливостью отвергать от себя одного из самых славных витязей-франков, — сказал он. — Граф де Сент-Аман известен своей доблестью, умом, силой натуры, твердостью характера. Покойный Бертран де Бланшфор уважал его и сожалел, что Сент-Аман служит у Эверара де Барра, Мы обязаны, выслушать его предложения. Но не кланяться ему, с первых минут кидаться принимать, в Тампле как самого желанного и долгожданного гостя. Я предлагаю отправиться в Ивир, — благо это недалеко, перенести туда заседание верховного капитула и там решить одновременно, кто будет, новым великим магистром, и как быть с предложениями де Сент-Амана. После некоторых споров, все согласились, с советами Жана де Жизора. Роберу де Шомону было велено вернуться в замок Бельвир к своему господину и сообщить ему, что члены верховного капитула сами явятся к нему, когда сочтут нужным, пусть ждет их прибытия. Чтобы соблюсти приличия, долго собирались и только через неделю выехали из Иерусалима. Ехать было недалеко, всего каких-нибудь три лье, вскоре показался самый высокий перевал на дороге из Иерусалима в Яффу, где и располагался замок Бельвир, построенный еще первыми крестоносцами на основании древнего римского фундамента. Замок оправдывал свое названиеnote 11 — он стоял на живописной площадке, один из краев которой был срезан крутым отвесным обрывом.
— Похоже, что здесь вы станете великим магистром, — подмигивая Жану де Жизору, улыбнулся едущий рядом прецептор Жан де Фо.
Сенешаль посмотрел на своего дружка презрительным взглядом и, ухмыльнувшись, ответил:
— Мир устроен причудливо. У королей и императоров бывает меньше власти, чем у графов и герцогов, у римского папы — меньше, чем у знаменитого аббата, а у великого магистра — меньше, чем у сенешаля.
Долго потом и сенешаль Ролан де Гитри, и коннетабль иерусалимский Бизоль де Лак-де-Синь, и все остальные коннетабли и прецепторы, участвовавшие в заседании верховного капитула, изумлялись, каким, образом стал возможен происшедший в Бельвире переворот, и вообще — переворот ли это? Больше всех негодовал и чувствовал себя обманутым прецептор Жан де Фо, как никто иной, он был уверен, что его непосредственный господин, сенешаль Жан де Жизор, объявлен великим магистром, но когда тот сам с себя снял полномочия и в красивой речи убедил всех присутствующих объявить великим магистром де Сент-Амана, у прецептора де Фо пальцы ног покрылись инеем. Как? Зачем?! Он ума не мог приложить. И, тем не менее, факт остается фактом — в этот день раскол между тамплиерами был уничтожен; великим магистром стал Франсуа Отон де Сент-Аман, количество сенешалей, коннетаблей и комтуров в ордене увеличивалось чуть ли не вдвое. С одной стороны, это было хорошо — орден укреплялся, но с другой, а укреплялся ли? Пойдет ли на пользу упразднение исконной троичной системы тамплиерской иерархии? Вместо нее была предложена и утверждена весьма запутанная, разветвленная система, с новыми должностями — магистров областей, морских магистров, островных магистров и тому подобным. Все это было предложено Жаном де Жизором, и ни одно из его предложений не оказалось отвергнутым, все, будто мыши под взглядом кобры, подчинились желаниям и замыслам этого человека.
Вскоре новый великий магистр приступил к своим обязанностям в Тампле, а большая часть приехавших вместе с ним тамплиеров вернулась во Францию. Уехал и Робер де Шомон, Жан долго раздумывал, оставить ли его в Иерусалиме или нет, но так и не понял, нужен ли ему здесь его детский друг и абсолютный ровесник. Только когда тот уехал, Жан представил себе, как он приедет во Францию, в Шомон, как его встретит Ригильда, и понял, что надо было Робера оставить тут.
В связи с изменениями в структуре ордена, поход на ассасинов решено было пока отложить. Да и как следует подготовиться к нему не мешало. Прошла весна, наступило лето. Однажды, сидя в небольшом саду перед своим домом, Жан де Жизор наблюдал за работой прокалывателя сикомор и за тем, как, помогая ему, развеивает скуку Мари. Жанна, как называл он её с глазу на глаз. На девочке была легкая рубашка, обдуваемая ветерком, и Жан увлекся игрой, которую затеяли между собой складки одежды и линии упругого девичьего тела. «Еще немного, и у нее начнут расти груди» — наливаясь желанием, подумал Жан. Тут одна интересная мысль заискрилась в его мозгу. Он усмехнулся, встал с крыльца, на котором сидел, и направился к девочке. Она настолько была увлечена, что не услышала, как он подошел. Жан приблизил свое лицо к ее затылку, беззащитному, как затылки переписчика Жирара и бедняги де Мийи.
— Жанна, — прошептал он таинственным голосом.
Она вздрогнула, обернулась. Улыбнулась виноватой улыбкой.
— Дай мне руку. Придем со мной, — продолжая говорить шепотом, приказал Жан. Она повиновалась.
Он повел ее в дом, они вошли в его спальню, он уселся на свой сундук и посадил ее к себе на колени. Загадочно смотрел ей в глаза. Затем промолвил:
— Жанна, ты знаешь, зачем прокалывают сикоморы?
— Знаю, — сказала она немного растерянно.
— Зачем? Скажи мне, я тоже хочу знать.
— А разве вы еще не знаете?
— Нет.
— Для того, чтобы плоды стали сладкими, как плоды смоковниц.
— Значит, их прокалывают, в пору созревания, — чтобы они налились сладостью?
— Ну конечно.
— А ведь ты, Жанна, тоже вошла в пору созревания.
— Как это?
— А вот так.
— Я не понимаю.
— Ты поймешь. Поцелуй меня в губы, моя любимая Жанна.
Слева вырезанный в красном дереве змий льстиво предлагал Еве яблоко, справа Адам задумчиво опирался на дубину, хотя грех явно еще не был совершен, и зачем ему понадобилось орудие, непонятно сверху Господь Бог Саваоф в виде красивого и весьма мужественного старца взирал на созданный Им мир, зачем-то подняв вверх правую руку, под ним два ангела летели навстречу друг другу, один с трубой, другой с фонарем, внизу стояла Смерть с косой и, приложив костлявую длань козырьком ко лбу, выглядывала себе первую жертву первородный грех еще только ожидался, и острие косы не успело окраситься кровью. А посреди всего этого, в превосходном, недавно доставленном из Византии зеркале, располагалось довольно унылое лицо пятидесятилетней женщины, которая, рассматривая себя, все громче и громче вздыхала.
Еще прошлым летом не было ни этих новых морщинок, ни желтых пятен на щеках, ни красных глаз, ни дряблого подбородка. Откуда вдруг все это хлынуло, будто весенняя вода, прорвавшая и затопившая погреб! Неужто это конец? Неужто больше не помогут сложные притиранья из ливийского ячменя, журавлиного гороха, луковиц нарцисса, тускских семян, аравийской камеди, плодов волчана, красной щелочной пены, яркого иллирийского касатника, гнезд плаксивых птиц, желтого аттического меда, ладана, смешанного со щелоком, жирного мирра, аммоновой соли, мужского ладана, брабантского масла и множества других компонентов?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108