С них тут снимают заживо кожу, требуя, чтоб и они отступились от веры в Спасителя. При этом император Византии Исаак Комнин никоим образом не стремится обуздать своего вассала и на все его бесчинства закрывает глаза. Когда я потребовал от гнусного деспота, чтобы он немедленно освободил всех терзаемых им христиан, он нагло ответил мне: „С какой стати вы тут раскомандовались, сир? Освободить эту шваль? Да как бы не так, сир!“ Такой наглости я не мог стерпеть, отдал приказ своим воинам готовиться к бою и начал войну. Должно быть, вам теперь понятно, что даже если мне предложат половину золота Росу, я не оставлю Кипр до тех пор, покуда не завоюю его и не свергну власть проклятого изменника и предателя. Действия наши тут покамест развиваются успешно, и я присылаю вам часть моих трофеев, захваченных после взятия двух крепостей. Когда мне удастся захватить Никосию и Фамагусту, я обещаю привезти вам множество золота, ценных вещей и провизии. Остаюсь ваш верный слуга и милосердный господин — Ричард».
Подарки ненадолго смягчили отношение крестоносцев к Ричарду, но не прошло и двух недель, как они снова стали злословить о нем, изнемогая от жары и обвиняя Ричарда чуть ли не в том, что он и в скверной погоде виноват. Но в начале июня вдалеке показались передовые корабли Ричардовой армады.
Ричард торжествовал. Завоевание Кипра было блестящим. В каких-нибудь три недели весь остров подчинился властной деснице короля Англии и сам император Исаак Комнин попал в плен к Ричарду. В первых числах июня флотилия отбывала к берегам Аккры, в высокой безоблачной лазури сияло златое солнце, теплый ветер надувал паруса кораблей и трепал разноцветные флаги, которыми всегда так любовалась Беранжера. Но теперь она все больше любовалась своим мужем, прекрасным и счастливым Ричардом, завоевателем Кипра и покровителем всех оказавшихся на этом острове изгнанных властителей Палестины — иерусалимского короля Гюи, князя Антиохии Боэмунда III, владыки Торона Онфруа, армянского князя Льва и многих других, помельче. Все они теперь садились на корабли Ричарда и тоже отправлялись в Святую Землю. Тяжелые дромоны и галиоты до отказа загружались многочисленными трофеями, захваченными Ричардом у побежденных киприотов и василевса Исаака — превосходными доспехами, щитами и оружием, лошадьми и мулами, золотой и серебряной посудой, шелковыми и пурпуровыми тканями, русскими мехами, драгоценными каменьями, седлами и сбруями, греческими кроватями и шатрами, быками, коровами, свиньями, овцами, козами, разнообразной домашней птицей, ослами, кобылицами, жеребятами, мягчайшими перинами и расшитыми подушками, кувшинами и огромными медными котлами, знаменитой кипрской несгораемой пряжей и многим, многим другим, включая огромные круглые прибрежные валуны, предназначенные для метания при осаде городов.
На Кипре Ричарду пришлось расстаться с Робером де Шомоном и его тамплиерами. Только ему король мог доверить власть на острове, и отныне Кипр становился вотчиной ордена Храма.
— Прощай, милый Робер, — сказал ему король. — К зиме я приплыву к тебе и мы вместе отпразднуем освобождение Гроба Господня.
Ветер был отменный. Проплыв немного вдоль берега и полюбовавшись живописными развалинами замка Макариосойкос, Ричард отдал приказ держать курс в открытое море. Корабли полетели, как птицы, отчего настроение у всех сделалось еще более восторженным. Хронист Амбруаз, оторвавшись от кубка с чудесным кипрским мускатным вином записал в своей хронике: «Вот галеры в пути, и король, по обычаю своему, впереди, сильный, легкий, будто перо в полете. Подобно быстро бегущему оленю, пересекает он море».
— Ах, Амбруаз, — пожурил его слегка Ричард, подглядев только что сделанную запись, — сколько раз я говорил тебе: не восклицай «Аой!», пока не допел куплета. Мы еще не достигли берега Леванта, а ты уже пишешь, что мы пересекли море.
— Я просто боюсь, что напьюсь и забуду фразу, рожденную сегодняшними восторгами, — оправдывался Амбруаз, возвращаясь к кубку.
На полпути от Фамагусты до Триполи Ричарда ожидал еще один блестящий успех — огромный дромон, везущий в Аккру , из Киликии продовольствие и различные средства защиты, предназначенные для осажденных сарацин, корабли Ричарда атаковали его и после жаркой схватки протаранили ему бок в двух местах, так что корабль пошел ко дну. Часть экипажа была спасена и взята в заложники.
На второй день плавания в голубом мареве стали вырисовываться очертания гор Ливана.
— Смотри, Беранжера, — восклицал Ричард, — вот она, Святая Земля, к которой я плыл всю свою жизнь, и которую я подарю тебе.
Возлюбленная прижималась к своему супругу и снизу вверх смотрела на его бороду, на одном из рыжих волосков которой, стекая, замерла слеза восторга.
Сердце Ричарда готово было лопнуть от счастья. Он любил и был любим, болезнь, которая еще недавно угрожала ему смертью, исчезла, канула в небытие, не оставив на память о себе ни одного прыщика, он завоевал Аквитанию и Лангедок, Мессину и Кипр, и теперь никак не мог не завоевать Святую Землю. Да что там! Он воскресит не только славу Годфруа Буйонского, но и славу Александра Македонского, захватит Месопотамию, Персию, Индию… Ему хотелось громко петь, и он пел старинную песню о том, как ладьи Вильгельма Завоевателя плыли покорять берега Англии. Он пел так, что слышно было на всех кораблях его флотилии и на всем берегу, проплывающем уже слева по борту. Сказочные очертания византийских и франкских замков медленно плыли мимо, как в чудесном сне — Маргат, Тортоза, Триполи, Инфрё, Ботрон, Жибле с необычайно высокой башней, Сагунта. Здесь еще одно сарацинское судно было атаковано кораблями Ричарда и потоплено. И снова волшебные замки поплыли один за другим — Д'Амур, Рас-Джедра, Рас-эр-Румель, Сидон, Загеран, Адлун, Наркасим. Когда спустилась ночь, они причалили у стен прославленного Тира и встретились с его знаменитым защитником, Конрадом Монфератским. Утром поплыли дальше, миновали Рас-аль-Абиад, Кандолин и приплыли в Казал-Эмбер, из которого, как на ладони, уже видна была панорама древней Птолемаиды, которую госпитальеры переименовали в Сен-Жан-д'Акр, а в просторечии все равно продолжали называть Аккрой, или, по-арабски, Аккой. Все пространство вокруг города покрывали палатки крестоносцев, а чуть поодаль — шатры Саладина.
Ричарду понравилось это место, он решил раскинуть свой лагерь на высотах Казал-Эмбера. Свою ставку он обосновал на холме Тель-эль-Фуххар, у подножия которого бил отличный ключ, называемый местными жителями Коровьим. Как только в лагере осаждающих узнали о приезде Ричарда, тотчас же все зло, копившееся в сердцах против него, растаяло, и люди устремились на холмы Казал-Эмбера приветствовать короля Львиное Сердце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
Подарки ненадолго смягчили отношение крестоносцев к Ричарду, но не прошло и двух недель, как они снова стали злословить о нем, изнемогая от жары и обвиняя Ричарда чуть ли не в том, что он и в скверной погоде виноват. Но в начале июня вдалеке показались передовые корабли Ричардовой армады.
Ричард торжествовал. Завоевание Кипра было блестящим. В каких-нибудь три недели весь остров подчинился властной деснице короля Англии и сам император Исаак Комнин попал в плен к Ричарду. В первых числах июня флотилия отбывала к берегам Аккры, в высокой безоблачной лазури сияло златое солнце, теплый ветер надувал паруса кораблей и трепал разноцветные флаги, которыми всегда так любовалась Беранжера. Но теперь она все больше любовалась своим мужем, прекрасным и счастливым Ричардом, завоевателем Кипра и покровителем всех оказавшихся на этом острове изгнанных властителей Палестины — иерусалимского короля Гюи, князя Антиохии Боэмунда III, владыки Торона Онфруа, армянского князя Льва и многих других, помельче. Все они теперь садились на корабли Ричарда и тоже отправлялись в Святую Землю. Тяжелые дромоны и галиоты до отказа загружались многочисленными трофеями, захваченными Ричардом у побежденных киприотов и василевса Исаака — превосходными доспехами, щитами и оружием, лошадьми и мулами, золотой и серебряной посудой, шелковыми и пурпуровыми тканями, русскими мехами, драгоценными каменьями, седлами и сбруями, греческими кроватями и шатрами, быками, коровами, свиньями, овцами, козами, разнообразной домашней птицей, ослами, кобылицами, жеребятами, мягчайшими перинами и расшитыми подушками, кувшинами и огромными медными котлами, знаменитой кипрской несгораемой пряжей и многим, многим другим, включая огромные круглые прибрежные валуны, предназначенные для метания при осаде городов.
На Кипре Ричарду пришлось расстаться с Робером де Шомоном и его тамплиерами. Только ему король мог доверить власть на острове, и отныне Кипр становился вотчиной ордена Храма.
— Прощай, милый Робер, — сказал ему король. — К зиме я приплыву к тебе и мы вместе отпразднуем освобождение Гроба Господня.
Ветер был отменный. Проплыв немного вдоль берега и полюбовавшись живописными развалинами замка Макариосойкос, Ричард отдал приказ держать курс в открытое море. Корабли полетели, как птицы, отчего настроение у всех сделалось еще более восторженным. Хронист Амбруаз, оторвавшись от кубка с чудесным кипрским мускатным вином записал в своей хронике: «Вот галеры в пути, и король, по обычаю своему, впереди, сильный, легкий, будто перо в полете. Подобно быстро бегущему оленю, пересекает он море».
— Ах, Амбруаз, — пожурил его слегка Ричард, подглядев только что сделанную запись, — сколько раз я говорил тебе: не восклицай «Аой!», пока не допел куплета. Мы еще не достигли берега Леванта, а ты уже пишешь, что мы пересекли море.
— Я просто боюсь, что напьюсь и забуду фразу, рожденную сегодняшними восторгами, — оправдывался Амбруаз, возвращаясь к кубку.
На полпути от Фамагусты до Триполи Ричарда ожидал еще один блестящий успех — огромный дромон, везущий в Аккру , из Киликии продовольствие и различные средства защиты, предназначенные для осажденных сарацин, корабли Ричарда атаковали его и после жаркой схватки протаранили ему бок в двух местах, так что корабль пошел ко дну. Часть экипажа была спасена и взята в заложники.
На второй день плавания в голубом мареве стали вырисовываться очертания гор Ливана.
— Смотри, Беранжера, — восклицал Ричард, — вот она, Святая Земля, к которой я плыл всю свою жизнь, и которую я подарю тебе.
Возлюбленная прижималась к своему супругу и снизу вверх смотрела на его бороду, на одном из рыжих волосков которой, стекая, замерла слеза восторга.
Сердце Ричарда готово было лопнуть от счастья. Он любил и был любим, болезнь, которая еще недавно угрожала ему смертью, исчезла, канула в небытие, не оставив на память о себе ни одного прыщика, он завоевал Аквитанию и Лангедок, Мессину и Кипр, и теперь никак не мог не завоевать Святую Землю. Да что там! Он воскресит не только славу Годфруа Буйонского, но и славу Александра Македонского, захватит Месопотамию, Персию, Индию… Ему хотелось громко петь, и он пел старинную песню о том, как ладьи Вильгельма Завоевателя плыли покорять берега Англии. Он пел так, что слышно было на всех кораблях его флотилии и на всем берегу, проплывающем уже слева по борту. Сказочные очертания византийских и франкских замков медленно плыли мимо, как в чудесном сне — Маргат, Тортоза, Триполи, Инфрё, Ботрон, Жибле с необычайно высокой башней, Сагунта. Здесь еще одно сарацинское судно было атаковано кораблями Ричарда и потоплено. И снова волшебные замки поплыли один за другим — Д'Амур, Рас-Джедра, Рас-эр-Румель, Сидон, Загеран, Адлун, Наркасим. Когда спустилась ночь, они причалили у стен прославленного Тира и встретились с его знаменитым защитником, Конрадом Монфератским. Утром поплыли дальше, миновали Рас-аль-Абиад, Кандолин и приплыли в Казал-Эмбер, из которого, как на ладони, уже видна была панорама древней Птолемаиды, которую госпитальеры переименовали в Сен-Жан-д'Акр, а в просторечии все равно продолжали называть Аккрой, или, по-арабски, Аккой. Все пространство вокруг города покрывали палатки крестоносцев, а чуть поодаль — шатры Саладина.
Ричарду понравилось это место, он решил раскинуть свой лагерь на высотах Казал-Эмбера. Свою ставку он обосновал на холме Тель-эль-Фуххар, у подножия которого бил отличный ключ, называемый местными жителями Коровьим. Как только в лагере осаждающих узнали о приезде Ричарда, тотчас же все зло, копившееся в сердцах против него, растаяло, и люди устремились на холмы Казал-Эмбера приветствовать короля Львиное Сердце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108