На четвертый день Ричард предложил защитникам Аккры передать Саладину новое условие — крестоносцы прекращают всякие военные действия, а Саладин за это возвращает им все захваченные земли, включая Иерусалим, а также Честной Крест, захваченный султаном во время битвы под Хиттином. В ответ гарнизон Аккры совершил отчаянную вылазку, дошел до грозной башни и даже успел частично разрушить ее основание, прежде чем крестоносцы отбросили смельчаков обратно к стенам города. Сразу после этого началась основательная подготовка к решительному штурму Сен-Жан-д'Акра.
Эти дни были счастливейшими в жизни Ричарда. Утром он просыпался в объятиях красавицы Беранжеры, сладостная ночь любви птицей проносилась в его памяти, последний поцелуй, и вот уж Ричард среди своих солдат, готовящихся к взятию главного Палестинского порта. Цель близка и прекрасна, и он уже слышит, как цокают копыта его скакуна по древней мостовой Иерусалима, как поют ангелы в небесах над его головой… Но однажды утром все это внезапно кончилось. Проснувшись, Ричард ощутил сильное недомогание. Он был весь мокрый, его трясло, и что самое ужасное — вся кожа зудела и чесалась. Он испуганно принялся искать на теле зловещие прыщи. Беранжера, проснувшись, удивленно смотрела на странное поведение мужа.
— Что случилось, Ричард? — спросила она с улыбкой. — Ты осматриваешь себя с таким видом, будто впервые узнал, что у тебя две руки и две ноги.
Ричард с тяжким вздохом откинулся к расшитым кипрским подушкам.
— Нет, ничего, мне просто показалось, будто к нам в постель забрались насекомые, — ответил он, утешая себя надеждой, что всего-навсего перегрелся вчера на солнышке.
Но к вечеру недомогание и лихорадка усилились, королю пришлось лечь в постель раньше времени и приказать жене устроиться на ночлег в другом месте. Ночью у него разболелись зубы и стали кровоточить десны, утром губы оказались осыпанными множеством гноящихся язвочек. Лишь одно утешало — ни в паху, ни под мышками не появлялось ни одного прыща. Наконец врачи, осмотрев больного, «утешили» его еще больше:
— Ваше величество, это болезнь, которую одни называют леонардией, другие — арнолидией. Зараза уже начала распространяться по всему лагерю, и вы оказались одним из первых, кто ее подхватил.
Узнав о том, что болезнь заразна, Ричард приказал Беранжере немедленно сесть на корабль и отправиться в Триполи, а если и там окажется это поветрие, плыть дальше, в Фамагусту, где искать убежища у тамплиеров. Беранжера рыдала и не хотела оставлять своего мужа, но опасность заразиться все же пугала ее столь сильно, что она, в конце концов, согласилась и отправилась в Триполи. Ричард тем временем слег не на шутку и первый приступ на стены Аккры пришлось совершать без него. Лишившись любимца, крестоносцы пали духом, и приступ оказался безуспешным. Рыцари Филиппа принялись обвинять рыцарей Ричарда, что те действовали без должной смелости, начались взаимные оскорбления и даже стычки. Леонардия распространялась и уже появились смертельные случаи. Ричард страдал невыносимо — более от бездействия, чем от недуга. У него стали выпадать ногти и волосы, кожа по всему телу шелушилась и слезала. Он приказал, чтобы ждали его выздоровления, а пока что обстреливали как следует город из осадных метательных орудий, валунами, привезенными из Сицилии и Кипра. В один из дней болезни, в шатер Ричарда на холме Тель-эль-Фуххар, явился посланник от Саладина, родной брат султана, Малек-эль-Адил-Мафаидин. Он сообщил, что Саладин свален тою же болезнью, которая приковала к постели Ричарда.
— Мой брат, как и все мы, очень уважает вас, ваше величество, — сказал Мафаидин на лингва-франка почти без акцента, — У вас и Саладина много общего в характере и благородстве натуры. Даже внешне, как мне кажется, вы чем-то похожи друг на друга.. Брат прислал вам лекарство, которое поможет быстрее встать на ноги. Вот оно. Разумеется, вы можете испытать его сначала на ком-то другом, но уверяю вас, Саладин никогда не опустился бы до такой низости, чтобы отравить соперника столь подло.
Ричард поблагодарил Мафаидина, подарил ему перстень с рубином, а Саладину передал золотой кубок, украшенный сапфирами. Когда Мафаидин ушел, Ричард тотчас же принял лекарство, в соответствии с советами саладинова брата. Амбруаз и лекарь Тромпо пытались было его отговорить, рекомендуя прежде испробовать средство на ком-нибудь из пленных сарацин, заразившихся леонардией, но Ричард ответил:
— Пока я буду проверять, умрет он или не умрет, минует еще как минимум два-три дня. Сколько же мне прикажете валяться и гнить? Нет, Саладин не мог прислать мне яду, это не такой человек, я чувствую, что он полон благородства.
К счастью, снадобье и впрямь оказалось не ядом, а лекарством, и болезнь под его воздействием начала отступать. Через пару дней к выздоравливающему Ричарду вновь явился Мафаидин. На сей раз он привез разных плодов и кривой меч, осыпанный бриллиантами. Ричард вручил ему для Саладина старинный римский щит, украшенный золотом и серебром. Мафаидин передал, , что его брат готов отдать Ричарду Наблус и Иерусалим и вернуть Крест Христов, но при условии, что Ричард принесет ему омаж.
— Передайте любезному Саладину, — вежливо отвечал Ричард, — что я в свою очередь готов ограничиться освобождением Святой Земли и не идти завоевывать Дамаск и Багдад, если Саладин принесет омаж мне.
Мафаидин сокрушенно развел руками, но видно было, что такой ответ понравился ему и понравится Саладину.
В первых числах июля Ричард окончательно выздоровел. Треть его лагеря была свалена болезнью, но две другие трети король повел за собой на штурм Сен-Жан-д'Акра. Филипп-Август, который, как выяснилось от разного рода осведомителей, тоже вел переговоры с Саладином, тем временем руководил действиями своих осадных машин и развлекался стрельбой из арбалета, метко сбивая стрелами защитников Аккры с крепостных стен и башен. Он был в трауре после гибели одного из своих лучших маршалов, Обри Клемана, но увидев, что выздоровевший Ричард ведет свои полки на штурм, велел тотчас же отменить траур и тоже выступать. Новые парламентеры вышли навстречу обоим королям и предложили новые условия. Саладин шел на сей раз на очень большие уступки. Он обещал вернуть все завоеванные им земли крестоносцев за исключением лишь Аскалона и Заиорданья, но с условием, что армии, приведенные в Палестину Филиппом-Августом и Ричардом Львиное Сердце вместе с армией Саладина двинутся за Евфрат и помогут султану завоевать западную Персию. Это условие весьма повеселило Ричарда.
— А что, — смеялся он, — мне это нравится. Я с удовольствием повоевал бы не против Саладина, а бок о бок с ним.
— Нет, — резко и угрюмо возразил Филипп-Август, — время, когда Саладин мог выдвигать условия, миновало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
Эти дни были счастливейшими в жизни Ричарда. Утром он просыпался в объятиях красавицы Беранжеры, сладостная ночь любви птицей проносилась в его памяти, последний поцелуй, и вот уж Ричард среди своих солдат, готовящихся к взятию главного Палестинского порта. Цель близка и прекрасна, и он уже слышит, как цокают копыта его скакуна по древней мостовой Иерусалима, как поют ангелы в небесах над его головой… Но однажды утром все это внезапно кончилось. Проснувшись, Ричард ощутил сильное недомогание. Он был весь мокрый, его трясло, и что самое ужасное — вся кожа зудела и чесалась. Он испуганно принялся искать на теле зловещие прыщи. Беранжера, проснувшись, удивленно смотрела на странное поведение мужа.
— Что случилось, Ричард? — спросила она с улыбкой. — Ты осматриваешь себя с таким видом, будто впервые узнал, что у тебя две руки и две ноги.
Ричард с тяжким вздохом откинулся к расшитым кипрским подушкам.
— Нет, ничего, мне просто показалось, будто к нам в постель забрались насекомые, — ответил он, утешая себя надеждой, что всего-навсего перегрелся вчера на солнышке.
Но к вечеру недомогание и лихорадка усилились, королю пришлось лечь в постель раньше времени и приказать жене устроиться на ночлег в другом месте. Ночью у него разболелись зубы и стали кровоточить десны, утром губы оказались осыпанными множеством гноящихся язвочек. Лишь одно утешало — ни в паху, ни под мышками не появлялось ни одного прыща. Наконец врачи, осмотрев больного, «утешили» его еще больше:
— Ваше величество, это болезнь, которую одни называют леонардией, другие — арнолидией. Зараза уже начала распространяться по всему лагерю, и вы оказались одним из первых, кто ее подхватил.
Узнав о том, что болезнь заразна, Ричард приказал Беранжере немедленно сесть на корабль и отправиться в Триполи, а если и там окажется это поветрие, плыть дальше, в Фамагусту, где искать убежища у тамплиеров. Беранжера рыдала и не хотела оставлять своего мужа, но опасность заразиться все же пугала ее столь сильно, что она, в конце концов, согласилась и отправилась в Триполи. Ричард тем временем слег не на шутку и первый приступ на стены Аккры пришлось совершать без него. Лишившись любимца, крестоносцы пали духом, и приступ оказался безуспешным. Рыцари Филиппа принялись обвинять рыцарей Ричарда, что те действовали без должной смелости, начались взаимные оскорбления и даже стычки. Леонардия распространялась и уже появились смертельные случаи. Ричард страдал невыносимо — более от бездействия, чем от недуга. У него стали выпадать ногти и волосы, кожа по всему телу шелушилась и слезала. Он приказал, чтобы ждали его выздоровления, а пока что обстреливали как следует город из осадных метательных орудий, валунами, привезенными из Сицилии и Кипра. В один из дней болезни, в шатер Ричарда на холме Тель-эль-Фуххар, явился посланник от Саладина, родной брат султана, Малек-эль-Адил-Мафаидин. Он сообщил, что Саладин свален тою же болезнью, которая приковала к постели Ричарда.
— Мой брат, как и все мы, очень уважает вас, ваше величество, — сказал Мафаидин на лингва-франка почти без акцента, — У вас и Саладина много общего в характере и благородстве натуры. Даже внешне, как мне кажется, вы чем-то похожи друг на друга.. Брат прислал вам лекарство, которое поможет быстрее встать на ноги. Вот оно. Разумеется, вы можете испытать его сначала на ком-то другом, но уверяю вас, Саладин никогда не опустился бы до такой низости, чтобы отравить соперника столь подло.
Ричард поблагодарил Мафаидина, подарил ему перстень с рубином, а Саладину передал золотой кубок, украшенный сапфирами. Когда Мафаидин ушел, Ричард тотчас же принял лекарство, в соответствии с советами саладинова брата. Амбруаз и лекарь Тромпо пытались было его отговорить, рекомендуя прежде испробовать средство на ком-нибудь из пленных сарацин, заразившихся леонардией, но Ричард ответил:
— Пока я буду проверять, умрет он или не умрет, минует еще как минимум два-три дня. Сколько же мне прикажете валяться и гнить? Нет, Саладин не мог прислать мне яду, это не такой человек, я чувствую, что он полон благородства.
К счастью, снадобье и впрямь оказалось не ядом, а лекарством, и болезнь под его воздействием начала отступать. Через пару дней к выздоравливающему Ричарду вновь явился Мафаидин. На сей раз он привез разных плодов и кривой меч, осыпанный бриллиантами. Ричард вручил ему для Саладина старинный римский щит, украшенный золотом и серебром. Мафаидин передал, , что его брат готов отдать Ричарду Наблус и Иерусалим и вернуть Крест Христов, но при условии, что Ричард принесет ему омаж.
— Передайте любезному Саладину, — вежливо отвечал Ричард, — что я в свою очередь готов ограничиться освобождением Святой Земли и не идти завоевывать Дамаск и Багдад, если Саладин принесет омаж мне.
Мафаидин сокрушенно развел руками, но видно было, что такой ответ понравился ему и понравится Саладину.
В первых числах июля Ричард окончательно выздоровел. Треть его лагеря была свалена болезнью, но две другие трети король повел за собой на штурм Сен-Жан-д'Акра. Филипп-Август, который, как выяснилось от разного рода осведомителей, тоже вел переговоры с Саладином, тем временем руководил действиями своих осадных машин и развлекался стрельбой из арбалета, метко сбивая стрелами защитников Аккры с крепостных стен и башен. Он был в трауре после гибели одного из своих лучших маршалов, Обри Клемана, но увидев, что выздоровевший Ричард ведет свои полки на штурм, велел тотчас же отменить траур и тоже выступать. Новые парламентеры вышли навстречу обоим королям и предложили новые условия. Саладин шел на сей раз на очень большие уступки. Он обещал вернуть все завоеванные им земли крестоносцев за исключением лишь Аскалона и Заиорданья, но с условием, что армии, приведенные в Палестину Филиппом-Августом и Ричардом Львиное Сердце вместе с армией Саладина двинутся за Евфрат и помогут султану завоевать западную Персию. Это условие весьма повеселило Ричарда.
— А что, — смеялся он, — мне это нравится. Я с удовольствием повоевал бы не против Саладина, а бок о бок с ним.
— Нет, — резко и угрюмо возразил Филипп-Август, — время, когда Саладин мог выдвигать условия, миновало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108