Когда Эрик привлек Розалинду к себе, она знала, что ничего иного ей не нужно. Он осторожно снял с нее плащ, а потом обеими руками отвел длинные пряди с ее щек и пригладил их.
И ее пальцы также пробежали по его волосам, которые казались слишком мягкими и шелковистыми для такого загрубелого мужчины, как он. Подбородок Эрика был колючим из-за отрастающей щетины, но зато получался волшебный контраст: мягкие волосы, шершавый подбородок, мягкие губы. Ее пальцы скитались по его лицу, словно пытаясь изучить лицо ее мужчины. Розалинде открывалось все: и какие густые у него ресницы, и как вьются волосы у него на висках.
И как чувствительны его уши к ее прикосновениям.
Когда она легким касанием пальца обвела контур его уха, глаза у него потемнели и он с трудом вдохнул воздух, но не успела она вполне насладиться своими новыми познаниями, как Эрик уже стоял перед пей на одном колене, крепко прижимая ладони к ее талии.
— Платье нужно снять, — сказал он, неловко управляясь со шнурками на боках. Шнуровка была распущена, и его руки скользнули в открывшиеся прорези.
— Эрик… — только и смогла выдохнуть Розалинда, наклоняясь, чтобы поцеловать его макушку.
— Всем святым клянусь, из-за тебя у меня кровь загорается! С этим полузадушенным возгласом, все еще стоя на колене, он схватил ее в охапку и притянул к себе. Прижав к груди его голову, Розалинда замерла, упиваясь его близостью, его влечением к ней — и собственным влечением к нему. Потом он поднял голову, обратив к ней лицо, а она накрыла ладонями его щеки.
— Ты не хочешь мне показать, как приходит муж к жене, которая всем сердцем любит его?
— Которая любит его…
Голос Эрика дрогнул, но взгляд не отрывался от ее лица. Потом легкая улыбка осветила его резкие черты, и он встал из своего коленопреклоненного положения, не выпустив Розалинду из руки подняв ее над землей. Долгами показались обоим эти мгновения в тишине заброшенного замка, когда они просто смотрели друг на друга. И такой любовью полнилось сейчас сердце Розалинды, что, казалось, вот-вот оно разорвется.
Наконец он медленно опустил ее, и она почувствовала под ногами землю.
И снова они встретились в поцелуе, в нерасторжимом объятии, в тесном единении двоих. Шнурки уже не удерживали платье, и оно оказалось на земле; отлетели в сторону и его пояс и туника. Розалинда и Эрик вместе упали на их роскошную постель — постель из листвы и протертой шерстяной ткани, — не видя и не желая знать ничего, кроме друг друга.
— Ты воистину моя жена, Розалинда? Перед Богом и людьми?
Ответить было легко,
— Во веки веков, потому что ты мой муж.
— Ах… — Он опустил голову, коснувшись лбом ее лба. — Моя жена. Моя любовь.
Он перекатился на спину, так что она оказалась сверху. Вытянувшись во весь рост, она опиралась на его твердое и напряженное тело.
Его любовь.
Волна небывалой, совершенной радости окатила Розалинду при этих словах — ей хотелось слышать их еще и еще. Но Эрик перешел. от слов к действию. Он подтянул ее повыше; его руки устремились под полотняную сорочку и развели в стороны ноги Розалинды; теперь, прижатая к нему, она ощущала пульсирующую силу его возбуждения. Дыхание у обоих участилось. Руки Эрика сдвинули вверх подол сорочки: теперь ноги Розалинды были полностью открыты, и его ладони лежали на ее обнаженных бедрах.
— Ну что же, женушка… — Он все еще пробовал шутить. — Повинуйся своему супругу и господину.
Розалинда с улыбкой взглянула в лицо, которое так любила. Она провела рукой вниз по широкой груди и подняла край его рубашки, чтобы и ее рука могла касаться его кожи. Улыбка стала шире, когда , она услышала его вздох — вздох полнейшего удовольствия. Потом ее руки легли к нему на верх живота и пустились в извилистый, узорный путь к его маленьким плоским соскам, и вырвавшийся у него стон доказал, что она наверняка делает что-то правильное. И о том же сказали руки, еще крепче сжавшие ее бедра. Но когда она взялась за завязки на поясе его штанов, он шумно выдохнул воздух.
— Так не пойдет… — сказал он и сел, выпрямив спину и удерживая ее у себя на коленях. — Эти тряпки…
Одним молниеносным движением он сдернул через голову рубашку и отбросил ее в сторону. Затем настала очередь сорочки Розалинды, и теперь ее укрывали только распущенные пряди длинных темных волос. Но для стыдливости уже не было места. Он поднял Розалинду у себя с колен, уложил ее рядом, на самодельное ложе, и рывком освободился от постылых штанов. И теперь они, оба нагие, лежали вместе в лишенном крыши замке-беззаконнике, готовые наконец встретиться как муж и жена.
Розалинда попыталась было вернуть себе роль зачинщицы, но Эрик ей этого не позволил. Он перехватил ее руку, когда она погладила его по плечу; он остановил ее поцелуй; он не дал ее пальцам поиграть с мочкой его уха; он сжал обе ее руки в одной своей и тем пресек ее дальнейшие затеи.
— Если ты будешь так дотрагиваться до меня… — хрипло выговорил он, в свой черед прижимаясь к ее разомкнутым губам страстным поцелуем, — если ты и дальше будешь так меня искушать, я просто разорвусь на куски…
Она не успела бы возразить. Его поцелуи теперь ложились на подбородок, шею, грудь… Его свободная рука потянулась ниже, к упругому холмику груди, и туда же устремились ненасытные губы. А потом его ладонь накрыла один из этих холмиков, и Розалинда изогнулась в беззастенчивом порыве. Его дыхание согревало; отяжелевшую грудь, и жажда еще большей близости становилась почти непереносимой.
— Эрик!.. Эрик!.. — беспомощно взывала она.
Он внял мольбе, вдохнув истомившийся сосок и зажав его между губами; он покачивал эту вершинку и оставлял на ней осязаемый, но не болезненный оттиск своих зубов. Однако такое исполнение желаний оказалось еще более мучительным, чем жажда их утоления. Несмотря на тяжесть, прижимающую Розалинду к постели, ее молодое сильное тело изогнулось дугой в молчаливом призыве, более красноречивом, чем любые слова.
Эрик ответил тем, что воздал те же почести и другой груди. Розалинда металась, пытаясь освободить руки, но он выпустил их только тогда, когда слезы хлынули у нее из глаз. Тогда он подвинулся вдоль ее тела, от головы к ногам, запечатлевая горячие поцелуи у нее под грудью, вокруг пупка, на мягкой плоти живота.
Руки Розалинды метнулись к его волосам; они обежали его щеки и плечи — ив это время он раздвинул ее ноги. Его губы нашли пульсирующий источник ее эротических желаний — и она снова изогнулась в сладчайшей муке. Восхитительно-дерзкому вторжению языка вторил ритм тайной ласки пальцев. Его губы, язык, руки лишали ее воли, требовали повиновения и обретали в ответ радостную покорность. Потом его большой палец отыскал влажный вход — и у нее вырвался ликующий крик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112