Правда, ему скорей всего пришлось бы заплатить собственной жизнью за это удовольствие, но сейчас Розалинда была разъярена настолько, что такой исход даже показался ей заманчивым… впрочем, только на миг Она понимала, что должна соблюдать осторожность и остерегаться ложных шагов, имея дело с этим человеком.
Едва не разразившись бранью, Розалинда уставилась на него сверкающим взглядом.
— Ты хочешь тут работать только мне назло! Что ж, прекрасно, поработаешь здесь, но тебе придется очень и очень пожалеть, что мы когда-то встретились! — Она подобрала с земли ветку и со свистом рассекла ею воздух. — Выдерни ту иву. И все те кусты. Расчисти остальную часть каменных дорожек. И… и… — Его лицо выражало столь благодушную безмятежность, что она уже не могла совладать с собой. — И вышвырни вон этих чертовых собак!
Розалинда вихрем умчалась прочь, лишь бы не дать ему времени расхохотаться и тем самым подстрекнуть ее к каким-нибудь действиям, о которых пришлось бы потом пожалеть ей самой. Сейчас она, наверно, могла бы ударить его веткой, которую все еще сжимала в руке. Она торопливо отшвырнула ветку, негодуя оттого, что он смог довести ее до такого бешенства. Да ведь еще одна секунда — и она не могла бы за себя отвечать! Вовсе не в ее привычках было кричать на слуг или заваливать их непосильной работой. И ни разу в жизни она не ударила никого из них!
Только ведь он — не такой слуга, как все, горевала она, пересекая двор настолько быстрым шагом, насколько это позволяли приличия. Он — обыкновенный преступник. Нет, поправила она себя. Он совсем не обыкновенный преступник.
И к тому же — твой муж, напоминала ей собственная совесть. И ему отдана твоя девственность.
В какую же ужасную, ужасную ловушку она угодила, сокрушалась она, направляясь в парадную залу. Хуже не придумаешь. Затем она увидела отца и Клива, увлеченных беседой, и сердце у нее ушло в пятки. Можно было не сомневаться: Клив достаточно раздосадован и с него вполне станется рассказать лорду все, что ему известно. А если так…
Не тратя времени на обдумывание этой пренеприятнейшей возможности, она просто глубоко вздохнула и направилась туда, где они стояли.
— А-а, Розалинда! — воскликнул отец, заметив ее приближение. — У меня для тебя есть хорошая новость.
Отцовская улыбка слегка отогнала страхи Розалинды, но широкая ухмылка Клива повергла ее в полнейшее недоумение.
— Я решил наградить этого храброго парня. Уверен, что и ты согласишься с моим решением, дочка.
— Наградить? — повторила Розалинда.
Она улыбнулась, потому что искренне порадовалась за Клива. Он всегда был добрым и преданным. Он доказал свою отвагу и тогда, когда защитил ее у реки, и тогда, когда осмелился кинуться на Черного Меча… хотя и не совсем своевременно. Из всех людей он более других заслуживал награды.
— Я надеюсь, что награда будет очень высокой, потому что он действительно спас мне жизнь. Когда на нас напали у реки, — поспешила она уточнить.
— Да. По всем отзывам, он в высшей степени доблестный юноша. Поэтому я решил, что он станет одним из моих оруженосцев и будет вместе с ними обучаться всему, что должен уметь рыцарь.
Тут уж даже трудно было сказать, кто выглядел более ошеломленным. Клив переводил взгляд с сэра Эдварда на Розалинду и обратно, и на лице у него последовательно отразилась целая череда чувств: недоверие, изумление, страх и снова недоверие. Розалинда знала, что происхождение Клива — он был незаконнорожденным сыном бедного рыцаря — оставляло ему мало надежд на что-либо более почетное, нежели положение слуги в замке. По мнению юноши, это было намного лучше, чем работа в поле. Но теперь! Розалинда оправилась от потрясения первой. Она захлопала в ладоши, радостно засмеялась и схватила Клива за руки.
— Оруженосец? И может быть, в будущем — рыцарь? Вот уж не думала, что когда-нибудь стану величать тебя сэром Кливом! — воскликнула она со счастливой улыбкой. — Но теперь я буду с восторгом ждать этого дня!
— Он пока еще не сэр Клив, — строго перебил ее отец. Но в его глубоко посаженных глазах мелькнули веселые искорки. — Тебе предстоят нелегкие труды, мальчик. Будешь изучать этикет, язык, историю, искусство обращения с копьем и мечом и сотню других вещей…
— О, я так вам благодарен, милорд! Так благодарен! — Клив даже охрип от благоговения. — Я бесконечно благодарен вам! Вам будет всецело посвящена моя вечная признательность, беспредельная преданность, моя бесконечная вера…
— Да-да, понимаю, — усмехнулся сэр Эдвард и положил руку на узкое мальчишеское плечо. — Предлагаю тебе завершить те дела, которые ты собирался выполнить сегодня. Затем можешь перебраться в помещение, где живут оруженосцы. Над кладовыми, ты знаешь, где это? А завтра явишься вместе со всеми к капитану стражи и приступишь к своим новым обязанностям.
При напоминании о сегодняшних задачах ликование Клива несколько поугасло, и он вопросительно взглянул на Розалинду. Но она одарила будущего рыцаря лучезарной улыбкой и жестом дала понять, что отпускает его.
— Про сад и не вспоминай. Можешь идти, ты свободен, — сказала она.
— Слушаюсь, миледи. Благодарю вас, миледи. Благодарю вас, милорд. — Он пятился назад, отвешивая поклоны. — Благодарю вас, милорд, — повторил он еще раз, повернулся и, подпрыгнув от восторга, умчался прочь.
— Он, кажется, славный малый, — заметил сэр Эдвард, провожая взглядом юношу.
— Вы будете им гордиться, я уверена, — отозвалась Розалинда. — Он не подведет вас.
— Я и мысли такой не допускал, что он может подвести. По-моему, я неплохо разбираюсь в людях. А ему даровано такое свойство, которое необходимо для настоящего рыцаря, — честь.
Честь. Это слово преследовало Розалинду, пока она возвращалась в сад. Да, у Клива есть врожденное чувство чести. Но и Эрик говорил о чести. Она обвинила его в полнейшем отсутствии таковой, ибо он, возможно, был самым ужасным и безжалостным злодеем на земле. Но даже в тяжелейшие мгновения его окружал этот странный ореол благородства. Даже когда он стоял под предназначенной для него петлей. И после, когда его подвергли публичной порке, он умудрялся сохранять достоинство во все время этого жестокого истязания… В который уже раз она вернулась все к той же головоломке: откуда он взялся и что привело его на эшафот?
К тому времени когда она достигла садового уголка, ее гнев почти испарился, уступив место жгучему любопытству. За пределы сада уже было убрано второе выкорчеванное деревце. Собаки, которых тут набралась к этому часу целая стая, безмятежно разлеглись у дорожки, в конце которой виднелась широкая спина Эрика. Он наклонялся и разгибался, наклонялся и разгибался, выдергивая траву, побеги молодых деревьев и небольшие кусты, крепко сидящие в плодородной почве;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
Едва не разразившись бранью, Розалинда уставилась на него сверкающим взглядом.
— Ты хочешь тут работать только мне назло! Что ж, прекрасно, поработаешь здесь, но тебе придется очень и очень пожалеть, что мы когда-то встретились! — Она подобрала с земли ветку и со свистом рассекла ею воздух. — Выдерни ту иву. И все те кусты. Расчисти остальную часть каменных дорожек. И… и… — Его лицо выражало столь благодушную безмятежность, что она уже не могла совладать с собой. — И вышвырни вон этих чертовых собак!
Розалинда вихрем умчалась прочь, лишь бы не дать ему времени расхохотаться и тем самым подстрекнуть ее к каким-нибудь действиям, о которых пришлось бы потом пожалеть ей самой. Сейчас она, наверно, могла бы ударить его веткой, которую все еще сжимала в руке. Она торопливо отшвырнула ветку, негодуя оттого, что он смог довести ее до такого бешенства. Да ведь еще одна секунда — и она не могла бы за себя отвечать! Вовсе не в ее привычках было кричать на слуг или заваливать их непосильной работой. И ни разу в жизни она не ударила никого из них!
Только ведь он — не такой слуга, как все, горевала она, пересекая двор настолько быстрым шагом, насколько это позволяли приличия. Он — обыкновенный преступник. Нет, поправила она себя. Он совсем не обыкновенный преступник.
И к тому же — твой муж, напоминала ей собственная совесть. И ему отдана твоя девственность.
В какую же ужасную, ужасную ловушку она угодила, сокрушалась она, направляясь в парадную залу. Хуже не придумаешь. Затем она увидела отца и Клива, увлеченных беседой, и сердце у нее ушло в пятки. Можно было не сомневаться: Клив достаточно раздосадован и с него вполне станется рассказать лорду все, что ему известно. А если так…
Не тратя времени на обдумывание этой пренеприятнейшей возможности, она просто глубоко вздохнула и направилась туда, где они стояли.
— А-а, Розалинда! — воскликнул отец, заметив ее приближение. — У меня для тебя есть хорошая новость.
Отцовская улыбка слегка отогнала страхи Розалинды, но широкая ухмылка Клива повергла ее в полнейшее недоумение.
— Я решил наградить этого храброго парня. Уверен, что и ты согласишься с моим решением, дочка.
— Наградить? — повторила Розалинда.
Она улыбнулась, потому что искренне порадовалась за Клива. Он всегда был добрым и преданным. Он доказал свою отвагу и тогда, когда защитил ее у реки, и тогда, когда осмелился кинуться на Черного Меча… хотя и не совсем своевременно. Из всех людей он более других заслуживал награды.
— Я надеюсь, что награда будет очень высокой, потому что он действительно спас мне жизнь. Когда на нас напали у реки, — поспешила она уточнить.
— Да. По всем отзывам, он в высшей степени доблестный юноша. Поэтому я решил, что он станет одним из моих оруженосцев и будет вместе с ними обучаться всему, что должен уметь рыцарь.
Тут уж даже трудно было сказать, кто выглядел более ошеломленным. Клив переводил взгляд с сэра Эдварда на Розалинду и обратно, и на лице у него последовательно отразилась целая череда чувств: недоверие, изумление, страх и снова недоверие. Розалинда знала, что происхождение Клива — он был незаконнорожденным сыном бедного рыцаря — оставляло ему мало надежд на что-либо более почетное, нежели положение слуги в замке. По мнению юноши, это было намного лучше, чем работа в поле. Но теперь! Розалинда оправилась от потрясения первой. Она захлопала в ладоши, радостно засмеялась и схватила Клива за руки.
— Оруженосец? И может быть, в будущем — рыцарь? Вот уж не думала, что когда-нибудь стану величать тебя сэром Кливом! — воскликнула она со счастливой улыбкой. — Но теперь я буду с восторгом ждать этого дня!
— Он пока еще не сэр Клив, — строго перебил ее отец. Но в его глубоко посаженных глазах мелькнули веселые искорки. — Тебе предстоят нелегкие труды, мальчик. Будешь изучать этикет, язык, историю, искусство обращения с копьем и мечом и сотню других вещей…
— О, я так вам благодарен, милорд! Так благодарен! — Клив даже охрип от благоговения. — Я бесконечно благодарен вам! Вам будет всецело посвящена моя вечная признательность, беспредельная преданность, моя бесконечная вера…
— Да-да, понимаю, — усмехнулся сэр Эдвард и положил руку на узкое мальчишеское плечо. — Предлагаю тебе завершить те дела, которые ты собирался выполнить сегодня. Затем можешь перебраться в помещение, где живут оруженосцы. Над кладовыми, ты знаешь, где это? А завтра явишься вместе со всеми к капитану стражи и приступишь к своим новым обязанностям.
При напоминании о сегодняшних задачах ликование Клива несколько поугасло, и он вопросительно взглянул на Розалинду. Но она одарила будущего рыцаря лучезарной улыбкой и жестом дала понять, что отпускает его.
— Про сад и не вспоминай. Можешь идти, ты свободен, — сказала она.
— Слушаюсь, миледи. Благодарю вас, миледи. Благодарю вас, милорд. — Он пятился назад, отвешивая поклоны. — Благодарю вас, милорд, — повторил он еще раз, повернулся и, подпрыгнув от восторга, умчался прочь.
— Он, кажется, славный малый, — заметил сэр Эдвард, провожая взглядом юношу.
— Вы будете им гордиться, я уверена, — отозвалась Розалинда. — Он не подведет вас.
— Я и мысли такой не допускал, что он может подвести. По-моему, я неплохо разбираюсь в людях. А ему даровано такое свойство, которое необходимо для настоящего рыцаря, — честь.
Честь. Это слово преследовало Розалинду, пока она возвращалась в сад. Да, у Клива есть врожденное чувство чести. Но и Эрик говорил о чести. Она обвинила его в полнейшем отсутствии таковой, ибо он, возможно, был самым ужасным и безжалостным злодеем на земле. Но даже в тяжелейшие мгновения его окружал этот странный ореол благородства. Даже когда он стоял под предназначенной для него петлей. И после, когда его подвергли публичной порке, он умудрялся сохранять достоинство во все время этого жестокого истязания… В который уже раз она вернулась все к той же головоломке: откуда он взялся и что привело его на эшафот?
К тому времени когда она достигла садового уголка, ее гнев почти испарился, уступив место жгучему любопытству. За пределы сада уже было убрано второе выкорчеванное деревце. Собаки, которых тут набралась к этому часу целая стая, безмятежно разлеглись у дорожки, в конце которой виднелась широкая спина Эрика. Он наклонялся и разгибался, наклонялся и разгибался, выдергивая траву, побеги молодых деревьев и небольшие кусты, крепко сидящие в плодородной почве;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112