— Узнай правду, моя нежная колючая Роза, если не боишься ее.
И прежде чем кто-либо из дозорных смог повернуться в их сторону и увидеть, сколь вольно он обращается с госпожой замка, он оттолкнул ее от себя.
Однако Розалинда уже была ранена в самое сердце. Теперь она не нашла бы в себе сил, чтобы держаться вдали от него, чтобы обращаться с ним просто как с одним из солдат ее отца. Слишком болезненной была пытка сладостного томления, которое заполняло ее до краев. Ее влекло к нему, но она хотела, чтобы он ушел. В том, что касалось жизни ее отца, она вполне доверяла Эрику, но в том, что касалось ее собственной жизни… Она понимала, что Эрик изменил ее судьбу — и изменил необратимо. Была ли когда нибудь на свете девушка несчастнее ее?
— Да, боюсь, — призналась она дрогнувшим голосом. — Я боюсь тебя.
— И правильно, что боишься, прекрасная дама. Он отвернулся от нее и снова уставился на лошадей, словно избавив ее от своего присутствия. И все-таки она не могла уйти. В беспомощном оцепенении она наблюдала, как могучий боевой конь отбежал от остальных, свободной иноходью направился к молчаливому мужчине и легко толкнул его мордой в плечо, требуя ласки и внимания. Когда Эрик вознаградил вороного жеребца сушеным яблоком, а потом почесал его между ушами, Розалинда сделала попытку собраться с мыслями. Да, отвергнув Эрика, она причинила ему боль, и само это знание тяготило ее. Но от того, что произошло между ним и Кливом, все стало еще хуже.
Сама не сознавая, какая мольба звучит в ее голосе, она заговорила снова:
— Почему ты не пытаешься сбежать отсюда как можно скорее?
Она почти не надеялась, что он ответит: его внимание было сосредоточено на огромном, дружески расположенном к нему животном. Однако он слегка пошевелился.
— Ты уж очень спешишь избавиться от меня. И показала это» достаточно ясно. Но я намерен остаться в Стенвуде.
— Остаться! — Счастье, глупое счастье вспыхнуло у нее в душе, но тут же сменилось вновь ожившим страхом за него. — Но, Клив сказал…
Он повернул голову, и презрительный взгляд снова пригвоздил Розалинду к месту.
— Твой бешеный щенок заключил со мной сделку. Он, конечно, возомнил, что выиграет и я уйду. Но я не собираюсь проигрывать, Роза. Запомни мои слова. Я не проиграю и не уйду.
— А как же сэр Гилберт? — прошептала она. — Он же рано или поздно узнает тебя.
— Он не узнает меня, потому что не ожидает встречи со мной. — Потом его губы изогнулись в безжалостной улыбке. — Но конечно, ты можешь положить конец этой неизвестности, стоит лишь пожелать. Просто сообщи ему обо мне.
Розалинду глубоко оскорбила та небрежная легкость, с какой он отмел ее искреннее беспокойство о нем. Она была уязвлена и Рассержена, но скорее согласилась бы умереть, чем позволить ему увидеть, как жестоко он ее ранил. Горло у нее пересохло, а глаза блестели от непролитых слез, когда она ответила:
— Тебе все это по вкусу — тайна, интрига и опасность. Что ж, будем считать, что и мне тоже. Если ты хочешь накликать беду — пусть будет так. Я больше не стану вмешиваться и выручать тебя.
Она резко повернулась и собралась уйти: ей невмоготу было и дальше разыгрывать безразличие. Но Эрик сердитым рывком остановил ее и грубо развернул лицом к себе. Позади послышалось тихое фырканье вороного, и яростный взгляд Эрика, ненадолго оторвавшись от Розалинды, обежал пустой двор.
— Я хотел бы поговорить с тобой в более укромном месте, — сказал он ровным голосом, Хотя глаза его метали молнии.
— Н-нет… — неуверенно возразила она, и снова страх и предвкушение заставили ее сердце забиться сильнее.
— С чего вдруг такое внезапное колебание? — издевательски поинтересовался он. — Ты сказала, что тебе требуются какие-то сведения для сэра Эдварда; Сейчас я готов сообщить их тебе, но только зайди в конюшню. Если, конечно, именно по этой причине я тебе понадобился.
Он выпустил ее, отступил на шаг и отвесил короткий шутовской поклон:
— Ваш слуга, миледи.
Предотвратив таким образом любые препирательства, он зашагал к конюшне, высокомерный и несговорчивый, как всегда.
Розалинда так и осталась стоять у изгороди, пытаясь успокоиться. С какой легкостью он обращал ее чувства против нее самой! Как искусно он обнаруживал ее уязвимые стороны и использовал их для своих целей! И, понимая все это, она тем не менее не могла не принять вызов, который он ей бросил. Ей действительно были нужны любые подробности, которые он может ей поведать, сказала она себе, пусть даже не для отца, а для нее самой, — любые знания, которые помогли бы ей защитить Эрика от угрозы встречи с сэром Гилбертом. И все-таки, когда она наконец вынудила себя двинуться в сторону конюшни, ей не удалось отвязаться от покаянного признания истины: все эти практические резоны не имели никакого отношения к подлинным побуждениям, которые заставили ее последовать за ним.
В тусклом свете конюшни она увидела Эрика, который стоял у подножия грубой деревянной лестницы. Он двинулся вверх, как бы не замечая присутствия Розалинды, и перед тем, как исчезнуть на чердаке, он бросил в ее сторону откровенно наглый взгляд. Розалинда не пожелала прислушаться к предостерегающим голосам, зашумевшим у нее в голове. Сердце готово было выпрыгнуть из груди, когда она достигла лестницы и боязливо взглянула вверх, в темный проем чердака. Но затем, придерживая одной рукой юбку, она начала — ступенька за ступенькой — подниматься и одолела уже чуть больше половины пути. Ее глаза еще не успели даже привыкнуть к темноте, но внезапно две уверенные руки подхватили ее с лестницы и поставили на пол чердака. Дыхание у Розалинды остановилось, когда она взглянула в чеканное лицо, освещенное лишь тем скудным светом, что проникал в трещины покатой крыши у них над головой. Но вместо поцелуя, которого она ждала — поцелуя, которого жаждала больше всего на свете, — она дождалась лишь того, что Эрик основательно встряхнул ее, а в его голосе послышалась явная угроза.
— Задавай свой вопрос, — приказал он.
— Что?…
— Задавай свой вопрос. Ты же за этим пришла, или я ошибаюсь?
— О… я… — Розалинда растерялась. — Мой… мой отец хотел бы знать наверняка, может ли… может ли он рассчитывать на твою верность в сражении… — выговорила она наконец.
— Помнится, однажды я уже отвечал на этот вопрос. — Он привлек ее к себе:
— Поцелуй меня, Роза.
Не размышляя, без промедления она устремилась к нему в объятия. Охваченная пламенем беспокойства, дотоле ей совершенно неведомого, она послушно поднялась на цыпочки и потянулась к его губам. Она чувствовала и его колебания, и его гнев. Даже губы Эрика — твердые и чужие, — встретившись с ее губами, тут же оттолкнули ее. словно он во что бы то ни стало желал показать ей, что он — только он — властен принимать решения за обоих.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
И прежде чем кто-либо из дозорных смог повернуться в их сторону и увидеть, сколь вольно он обращается с госпожой замка, он оттолкнул ее от себя.
Однако Розалинда уже была ранена в самое сердце. Теперь она не нашла бы в себе сил, чтобы держаться вдали от него, чтобы обращаться с ним просто как с одним из солдат ее отца. Слишком болезненной была пытка сладостного томления, которое заполняло ее до краев. Ее влекло к нему, но она хотела, чтобы он ушел. В том, что касалось жизни ее отца, она вполне доверяла Эрику, но в том, что касалось ее собственной жизни… Она понимала, что Эрик изменил ее судьбу — и изменил необратимо. Была ли когда нибудь на свете девушка несчастнее ее?
— Да, боюсь, — призналась она дрогнувшим голосом. — Я боюсь тебя.
— И правильно, что боишься, прекрасная дама. Он отвернулся от нее и снова уставился на лошадей, словно избавив ее от своего присутствия. И все-таки она не могла уйти. В беспомощном оцепенении она наблюдала, как могучий боевой конь отбежал от остальных, свободной иноходью направился к молчаливому мужчине и легко толкнул его мордой в плечо, требуя ласки и внимания. Когда Эрик вознаградил вороного жеребца сушеным яблоком, а потом почесал его между ушами, Розалинда сделала попытку собраться с мыслями. Да, отвергнув Эрика, она причинила ему боль, и само это знание тяготило ее. Но от того, что произошло между ним и Кливом, все стало еще хуже.
Сама не сознавая, какая мольба звучит в ее голосе, она заговорила снова:
— Почему ты не пытаешься сбежать отсюда как можно скорее?
Она почти не надеялась, что он ответит: его внимание было сосредоточено на огромном, дружески расположенном к нему животном. Однако он слегка пошевелился.
— Ты уж очень спешишь избавиться от меня. И показала это» достаточно ясно. Но я намерен остаться в Стенвуде.
— Остаться! — Счастье, глупое счастье вспыхнуло у нее в душе, но тут же сменилось вновь ожившим страхом за него. — Но, Клив сказал…
Он повернул голову, и презрительный взгляд снова пригвоздил Розалинду к месту.
— Твой бешеный щенок заключил со мной сделку. Он, конечно, возомнил, что выиграет и я уйду. Но я не собираюсь проигрывать, Роза. Запомни мои слова. Я не проиграю и не уйду.
— А как же сэр Гилберт? — прошептала она. — Он же рано или поздно узнает тебя.
— Он не узнает меня, потому что не ожидает встречи со мной. — Потом его губы изогнулись в безжалостной улыбке. — Но конечно, ты можешь положить конец этой неизвестности, стоит лишь пожелать. Просто сообщи ему обо мне.
Розалинду глубоко оскорбила та небрежная легкость, с какой он отмел ее искреннее беспокойство о нем. Она была уязвлена и Рассержена, но скорее согласилась бы умереть, чем позволить ему увидеть, как жестоко он ее ранил. Горло у нее пересохло, а глаза блестели от непролитых слез, когда она ответила:
— Тебе все это по вкусу — тайна, интрига и опасность. Что ж, будем считать, что и мне тоже. Если ты хочешь накликать беду — пусть будет так. Я больше не стану вмешиваться и выручать тебя.
Она резко повернулась и собралась уйти: ей невмоготу было и дальше разыгрывать безразличие. Но Эрик сердитым рывком остановил ее и грубо развернул лицом к себе. Позади послышалось тихое фырканье вороного, и яростный взгляд Эрика, ненадолго оторвавшись от Розалинды, обежал пустой двор.
— Я хотел бы поговорить с тобой в более укромном месте, — сказал он ровным голосом, Хотя глаза его метали молнии.
— Н-нет… — неуверенно возразила она, и снова страх и предвкушение заставили ее сердце забиться сильнее.
— С чего вдруг такое внезапное колебание? — издевательски поинтересовался он. — Ты сказала, что тебе требуются какие-то сведения для сэра Эдварда; Сейчас я готов сообщить их тебе, но только зайди в конюшню. Если, конечно, именно по этой причине я тебе понадобился.
Он выпустил ее, отступил на шаг и отвесил короткий шутовской поклон:
— Ваш слуга, миледи.
Предотвратив таким образом любые препирательства, он зашагал к конюшне, высокомерный и несговорчивый, как всегда.
Розалинда так и осталась стоять у изгороди, пытаясь успокоиться. С какой легкостью он обращал ее чувства против нее самой! Как искусно он обнаруживал ее уязвимые стороны и использовал их для своих целей! И, понимая все это, она тем не менее не могла не принять вызов, который он ей бросил. Ей действительно были нужны любые подробности, которые он может ей поведать, сказала она себе, пусть даже не для отца, а для нее самой, — любые знания, которые помогли бы ей защитить Эрика от угрозы встречи с сэром Гилбертом. И все-таки, когда она наконец вынудила себя двинуться в сторону конюшни, ей не удалось отвязаться от покаянного признания истины: все эти практические резоны не имели никакого отношения к подлинным побуждениям, которые заставили ее последовать за ним.
В тусклом свете конюшни она увидела Эрика, который стоял у подножия грубой деревянной лестницы. Он двинулся вверх, как бы не замечая присутствия Розалинды, и перед тем, как исчезнуть на чердаке, он бросил в ее сторону откровенно наглый взгляд. Розалинда не пожелала прислушаться к предостерегающим голосам, зашумевшим у нее в голове. Сердце готово было выпрыгнуть из груди, когда она достигла лестницы и боязливо взглянула вверх, в темный проем чердака. Но затем, придерживая одной рукой юбку, она начала — ступенька за ступенькой — подниматься и одолела уже чуть больше половины пути. Ее глаза еще не успели даже привыкнуть к темноте, но внезапно две уверенные руки подхватили ее с лестницы и поставили на пол чердака. Дыхание у Розалинды остановилось, когда она взглянула в чеканное лицо, освещенное лишь тем скудным светом, что проникал в трещины покатой крыши у них над головой. Но вместо поцелуя, которого она ждала — поцелуя, которого жаждала больше всего на свете, — она дождалась лишь того, что Эрик основательно встряхнул ее, а в его голосе послышалась явная угроза.
— Задавай свой вопрос, — приказал он.
— Что?…
— Задавай свой вопрос. Ты же за этим пришла, или я ошибаюсь?
— О… я… — Розалинда растерялась. — Мой… мой отец хотел бы знать наверняка, может ли… может ли он рассчитывать на твою верность в сражении… — выговорила она наконец.
— Помнится, однажды я уже отвечал на этот вопрос. — Он привлек ее к себе:
— Поцелуй меня, Роза.
Не размышляя, без промедления она устремилась к нему в объятия. Охваченная пламенем беспокойства, дотоле ей совершенно неведомого, она послушно поднялась на цыпочки и потянулась к его губам. Она чувствовала и его колебания, и его гнев. Даже губы Эрика — твердые и чужие, — встретившись с ее губами, тут же оттолкнули ее. словно он во что бы то ни стало желал показать ей, что он — только он — властен принимать решения за обоих.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112