— Я не собираюсь выдавать вам секреты ухаживания своего брата, ведь вы даже не хотите назвать мне вашего имени.
— «Ухаживание» — слишком сильно сказано, — фыркнула она. — Леди Уислдаун писала…
— Леди Уислдаун, — перебил он ее, насмешливо улыбнувшись, — не знает всего того, что происходит в Лондоне.
— А мне кажется, что ей известно почти обо всем.
— Вы так считаете? — задумчиво проговорил Бенедикт. — Позвольте с вами не согласиться. И в подтверждение своих слов могу привести вам пример. Если бы леди Уислдаун оказалась сейчас на этой террасе, она бы ни за что не угадала, кто вы такая.
Бенедикт с удовлетворением отметил, что глаза незнакомки расширились.
— Я прав? — спросил он, скрестив руки на груди. Она кивнула.
— Отчасти. Я так хорошо замаскировалась, что сейчас меня никто бы не узнал.
— А если бы вы сняли маску? Тогда бы она вас узнала? — спросил Бенедикт, вскинув брови.
Оттолкнувшись от перил, незнакомка сделала несколько шагов по направлению к центру террасы. — На этот вопрос я не хочу отвечать.
Бенедикт направился за ней следом.
— Я так и думал. И тем не менее все равно задал бы его.
Софи обернулась, и у нее перехватило дыхание: он стоял совсем рядом, всего в нескольких дюймах от нее. Она слышала, что он направился за ней, однако не подозревала, что он так близко. Она открыла рот, чтобы что-то сказать, однако, к своему удивлению, не смогла произнести ни слова. Могла лишь, не отрываясь, смотреть в эти темные-темные глаза в прорезях маски.
Какие уж тут слова, когда дышать и то трудно.
— Вы так и не потанцевали со мной, — проговорил Бенедикт.
Она продолжала молча смотреть на него. Он положил ей на талию свою большую руку, и в том месте ей сразу стало горячо. Воздух внезапно стал душным, как перед грозой.
«Он напоен страстью», — подумала Софи. Она слышала о ее существовании от служанок, хотя хорошо воспитанная девушка не должна об этом знать.
Но ее нельзя отнести к разряду хорошо воспитанных девушек, мелькнула в голове дерзкая мысль. Она незаконнорожденная дочь графа. Она не принадлежит к великосветскому обществу и никогда не будет принадлежать. Так стоит ли жить по его правилам?
Она поклялась, что никогда, не станет ничьей любовницей, никогда не допустит, чтобы ее ребенок повторил ее собственную судьбу, став незаконнорожденным. Но ведь сейчас о подобном безрассудстве в речи нет. Один танец, один поцелуй — вот и все, что ее, быть может, ждет.
Конечно, этого достаточно, чтобы погубить ее репутацию, но какая у нее репутация, чтобы опасаться ее потерять? Она находится вне общества, вне стаи. И потом, так хочется хоть один раз в жизни почувствовать себя счастливой.
— Значит, вы не собираетесь от меня сбегать, — пробормотал он, и его темные глаза вспыхнули.
Она покачала головой, удивляясь тому, что он снова без труда догадался, о чем она думает. В другое время она бы испугалась, но сейчас, среди волшебной ночи, когда ласковый ветерок теребил ее волосы, а снизу доносились чарующие звуки музыки, почувствовала приятное возбуждение.
— Куда я должна положить руку? — спросила она. — Я хочу танцевать.
— Мне на плечо, — пояснил он. — Нет, чуть ниже. Вот так.
— Должно быть, вы считаете меня просто дурочкой, — заметила она. — Не уметь танцевать…
— Я считаю вас очень смелой, потому что вы не побоялись в этом признаться. — Рука его нашла ее руку и медленно подняла ее. — Большинство моих знакомых женского пола придумали бы, что у них болит нога, или сказали бы, что не любят танцевать.
Она подняла голову и взглянула ему в глаза, прекрасно понимая, что от этого у нее перехватит дыхание.
— Я не умею притворяться, — сказала она и почувствовала, как рука, лежавшая на талии, дрогнула.
— Вслушайтесь в музыку, — приказал ей Бенедикт внезапно охрипшим голосом. — Чувствуете, как она идет то вверх, то вниз?
Она покачала головой.
— Прислушайтесь же, — прошептал он ей на ушко. — Раз-два-три, раз-два-три.
Софи закрыла глаза, и внезапно сквозь бесконечную болтовню гостей прорезалась тихая музыка. Затаив дыхание, Софи принялась покачиваться ей в такт, а Бенедикт продолжал считать:
— Раз-два-три, раз-два-три.
— Я чувствую ее, — прошептала она.
Он улыбнулся. Софи и сама не знала, как об этом догадалась, ведь глаза ее по-прежнему были закрыты. Она почувствовала, что он улыбается, поняла это по его дыханию.
— Хорошо, — проговорил он. — Теперь смотрите на мои ноги, а я вас буду вести.
Софи открыла глаза и взглянула вниз.
— Раз-два-три, раз-два-три.
Она нерешительно шагнула вперед… прямо на его ногу.
— Ой! Простите! — воскликнула она.
— Ничего, мои сестренки наступали гораздо больнее, — заверил он ее. — Попробуйте еще раз.
Она попробовала и внезапно почувствовала, что ее ноги знают, что им делать.
— Ой! — изумленно воскликнула она. — Как хорошо!
— Поднимите голову, — тихо приказал он.
— Но я споткнусь.
— Не споткнетесь. Я вам не позволю. Смотрите мне в глаза.
Софи подчинилась. Глаза их встретились, и, похоже, что-то внутри у нее замкнулось: она никак не могла отвести взгляда. Он закружил ее по террасе, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, и вскоре Софи почувствовала, что у нее перехватило дыхание и закружилась голова.
И все это время она не отводила от него взгляда.
— Что вы чувствуете? — спросил он.
— Все! — ответила она смеясь.
— Что вы слышите?
— Музыку. — Глаза ее изумленно сияли. — Я слышу музыку, которой никогда раньше не слышала.
Рука его сжала ее талию, и расстояние между ними сократилось еще на несколько дюймов.
— Что вы видите? — спросил он. Софи споткнулась, однако, по-прежнему не сводя с него глаз, прошептала:
— Я вижу свою душу. Бенедикт резко, остановился.
— Что вы сказали? — спросил он тоже шепотом.
Софи молчала. Ей показалось, что эта секунда полна какого-то глубокого смысла, и она боялась ее испортить.
Вернее, боялась сделать ее еще лучше. Потому что, когда она после полуночи вернется к своей обычной жизни, ей станет невыносимо больно.
О Господи! Да как она вообще сможет вернуться к своей привычной жизни? Как сможет после всего случившегося с ней вновь чистить туфли Араминте?
— Я слышал, что вы сказали, — проговорил Бенедикт хрипловатым голосом. — Я…
— Молчите, — прервала его Софи.
Она не хотела услышать его признание. Не хотела услышать слова, которые навсегда привязали бы ее к этому человеку.
Впрочем, похоже, уже поздно…
Он посмотрел на нее долгим взглядом и наконец прошептал:
— Я молчу. Ни слова не скажу. — И, Софи и ахнуть не успела, прильнул губами к ее губам. Губы его оказались на удивление нежными.
Он медленно провел ими по губам Софи, и она почувствовала, как у нее мурашки побежали по телу.
Потом его рука, которой он обнимал ее за талию, — та, что так легко вела ее в танце, — начала притягивать ее к себе, медленно, но неотвратимо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84