Он никогда не испытывал такого блаженства, как сейчас.
— Как мне тебя научить чему-то, если ты меня постоянно останавливаешь? — спросил ее поддразнивая Сенека.
— Прости, больше не буду, — прошептала она.
— Ты только обещаешь, — вновь поддразнил ее он.
Он ласкал ее тело, ее грудь, а затем вновь глубоко вошел в нее. На этот раз он любил ее сильно, упорными ударами, не снижая темпа и не прерываясь. Пичи уловила этот ритм и стала двигаться с ним в такт. Обхватив его руками за шею, она глубоко вдыхала его мускусный запах и сосредоточилась на удовольствии, которое вдруг вспыхнуло в ней. По ее телу начала разливаться сладкая истома и ее самочувствие сейчас исключительно зависело от Сенеки. А Пичи ничего подобного в своей жизни не испытывала!
— Чудовище!!! — произнесла она, так как больше ничего не могла произнести. Она начала глубоко дышать, застонала. С ним происходило то же самое… Пичи вошла в экстаз… Сенека — тоже! О, Боже! Она испытывала блаженство вместе со своим мужем, который любил ее!
— Пичи! Я люблю тебя, моя принцесса! — прошептал он.
— И я люблю тебя, Сенекерс, всем своим сердцем и душой, всем своим телом и даже глазами, и даже ногтями. А еще знаешь что? — спросила она.
— Что? — переспросил он. Она сказала, чуть улыбаясь.
— Ты тяжеленный медведь.
Сенека громко расхохотался и повалился на матрасы, которые под ним провалились. Пичи легла ему на грудь, положила свою ладошку на левый сосок и почувствовала, как сильно бьется его сердце.
— О чем ты думаешь, принцесса? — спросил он. Она наклонила свою лицо к нему и прошептала:
— Я думаю о том, как же не прав был мой батюшка?! Ведь возможно же два раза войти в одну реку!!!
Сенека вновь громко рассмеялся. А затем, когда его веселье прошло, он заглянул Пичи в глаза и спросил:
— Ты сейчас пронзишь мое сердце, жена?
Пичи рассмеялась и ответила:
— Муж, я сделаю это тогда и столько раз, сколько ты захочешь, — ответила она.
Он страстно поцеловал ее. Он вновь желал ее, свою жену, и он знал, что никогда не перестанет желать ее.
— Пичи! — произнес он и улыбнулся снова.
— Что, Сенека? Что здесь смешного? — удивилась она.
Перебирая пальцами ее прекрасные локоны, он вспомнил, как однажды пообещал ей доставить чудо-удовольстие. «Какую жгучую страсть она возбуждает во мне — один ее взгляд — и я на небесах!» — подумал он про себя.
Продолжалась чудесная и бесконечная ночь. Наследный принц и его апалачская горная жена наполнили каждую секунду этой ночи любовью и смехом. И когда забрезжил рассвет, Сенека обнял свою спящую и полностью удовлетворенную жену и прижал к себе. Она была так хороша! Он прошептал слова, захлестнувшие его душу.
— Я люблю тебя. Ты — мой ангел, мой друг, самый лучший из тех, что были у меня…
Часы пробили три часа дня. Пичи проснулась совсем недавно в своей комнате. Шатающейся походкой она подошла к окну, остановилась и уселась в ярко-красное атласное кресло. Белка спрыгнула ей на руки.
Нет, она не будет плакать. С чего бы это? Слишком много хорошего было вокруг. И она не собиралась рыдать. Ее ноги перестали дрожать, но руки все еще дрожали. Одна горячая слезинка соскользнула по щеке на руку.
Дрожащие конечности… Это был еще один типичный признак «типинозиса». И ни одна травинка на этой грешной земле не поможет ей избавиться от этой чудовищной болезни!? Она сама так много помогала людям и животным, а перед своей болезнью была беспомощна. Она повернулась к окну, так как хотела, чтобы солнечные лучи, которые согревали ее лицо, смогли также согреть сильную боль, которая росла внутри нее.
Она вспоминала прошедшую ночь, ее ночь с Сенекой, полную страсти и любви, смеха и веселья.
— Мне не так уже много отведено таких ночей, дружище, — обратилась она к своей белке. — Не так много мне осталось слышать его признаний в любви, и что я — лучший его друг. И это тогда, когда в жизни складывается все так чудесно?!
«Боже праведный! Она вскоре попадет в чистилище». В мыслях она уже была готова ко всему худшему. Ей, конечно же, придется оплатить все по счетам: она ужасно вела себя с Виридис (за это ей дадут несколько миллионов лет в чистилище), она чуть было не ударила короля (за это, по крайней мере — «миллион» лет) и крестьяне… Она игнорировала их жалобы и просьбы целых три недели, пока училась манерам. Нет более тяжкого греха на свете, чем оставлять без помощи нуждающихся людей. Нет, она не будет жариться в чистилище, она сгорит там ярким пламенем за свои грехи. Очень скоро она окажется там. И это сейчас-то, когда ее жизнь похожа на рай, ей придется уйти из жизни.
Она всхлипнула и была готова разрыдаться, когда на пороге ее комнаты внезапно появился Сенека. Он был чем-то расстроен, глаза его лихорадочно бегали. Она бросилась к нему и спросила:
— Сенека! Что случилось?..
— Отец… — только и произнес он. Его голос дрожал.
— Твой отец? Что с ним? — переспросила она.
— Медики… Они сказали… Они не знают, что делать… — сказал он и в сердцах схватился за голову. — Они осматривают его…
— Осматривают? — переспросила Пичи. — А что с ним случилось? Сенека, скажи мне.
Он пожал плечами.
— Я знаю, что ты ненавидишь его. Я знаю, что он жестоко обращался с тобой с тех пор, как…
— Забудь все, Сенека, что, черт побери, с ним случилось?
Сенека тяжело вздохнул:
— Сердце… Его сердце едва прослушивается… Пичи… Дорогая… помоги ему!
Когда Пичи вошла в королевские покои, то увидела, как Тиблок накладывал компресс на голову короля. Руки Тиблока тряслись. Он причитал:
— Его величество всегда был доволен мной. Что он будет делать без меня? Он никогда не сможет так взбить подушки, как это делаю я, — сказал он и поправил ему подушку.
Пичи заметила, что лицо Тиблока было таким же белым, как и у короля.
— С тобой все хорошо, Тиблок?
— Я заботился о нем двадцать один год, — продолжал Тиблок. — Его величество — это моя семья.
— С тобой, действительно, все в порядке? — переспросила его Пичи.
— Да, — наконец-таки ответил Тиблок. — Все в порядке. Король был бледен и слаб, слаб настолько, что не мог ничего говорить.
Пичи вливала королю лекарства по капельке. Это был сбор из листьев наперстянки и сердечного листа. Через небольшой промежуток времени она повторяла все вновь. Сенека стоял рядом, наблюдая за тем, не стало ли его отцу лучше. Но признаков улучшения не наступало. Лицо отца было бледно как чистая простынь, его дыхание было едва слышно. Но Сенека не терял надежды, ведь Пичи оказывала ему помощь.
Король вдруг тяжело вздохнул, его массивное тело содрогнулось, а лицо — передернулось. Тиблок едва не упал, ухватившись за кровать:
— О, Боже! Он умер…
Пичи подняла голову и посмотрела на слугу, который чуть было не упал в обморок, переживая за короля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
— Как мне тебя научить чему-то, если ты меня постоянно останавливаешь? — спросил ее поддразнивая Сенека.
— Прости, больше не буду, — прошептала она.
— Ты только обещаешь, — вновь поддразнил ее он.
Он ласкал ее тело, ее грудь, а затем вновь глубоко вошел в нее. На этот раз он любил ее сильно, упорными ударами, не снижая темпа и не прерываясь. Пичи уловила этот ритм и стала двигаться с ним в такт. Обхватив его руками за шею, она глубоко вдыхала его мускусный запах и сосредоточилась на удовольствии, которое вдруг вспыхнуло в ней. По ее телу начала разливаться сладкая истома и ее самочувствие сейчас исключительно зависело от Сенеки. А Пичи ничего подобного в своей жизни не испытывала!
— Чудовище!!! — произнесла она, так как больше ничего не могла произнести. Она начала глубоко дышать, застонала. С ним происходило то же самое… Пичи вошла в экстаз… Сенека — тоже! О, Боже! Она испытывала блаженство вместе со своим мужем, который любил ее!
— Пичи! Я люблю тебя, моя принцесса! — прошептал он.
— И я люблю тебя, Сенекерс, всем своим сердцем и душой, всем своим телом и даже глазами, и даже ногтями. А еще знаешь что? — спросила она.
— Что? — переспросил он. Она сказала, чуть улыбаясь.
— Ты тяжеленный медведь.
Сенека громко расхохотался и повалился на матрасы, которые под ним провалились. Пичи легла ему на грудь, положила свою ладошку на левый сосок и почувствовала, как сильно бьется его сердце.
— О чем ты думаешь, принцесса? — спросил он. Она наклонила свою лицо к нему и прошептала:
— Я думаю о том, как же не прав был мой батюшка?! Ведь возможно же два раза войти в одну реку!!!
Сенека вновь громко рассмеялся. А затем, когда его веселье прошло, он заглянул Пичи в глаза и спросил:
— Ты сейчас пронзишь мое сердце, жена?
Пичи рассмеялась и ответила:
— Муж, я сделаю это тогда и столько раз, сколько ты захочешь, — ответила она.
Он страстно поцеловал ее. Он вновь желал ее, свою жену, и он знал, что никогда не перестанет желать ее.
— Пичи! — произнес он и улыбнулся снова.
— Что, Сенека? Что здесь смешного? — удивилась она.
Перебирая пальцами ее прекрасные локоны, он вспомнил, как однажды пообещал ей доставить чудо-удовольстие. «Какую жгучую страсть она возбуждает во мне — один ее взгляд — и я на небесах!» — подумал он про себя.
Продолжалась чудесная и бесконечная ночь. Наследный принц и его апалачская горная жена наполнили каждую секунду этой ночи любовью и смехом. И когда забрезжил рассвет, Сенека обнял свою спящую и полностью удовлетворенную жену и прижал к себе. Она была так хороша! Он прошептал слова, захлестнувшие его душу.
— Я люблю тебя. Ты — мой ангел, мой друг, самый лучший из тех, что были у меня…
Часы пробили три часа дня. Пичи проснулась совсем недавно в своей комнате. Шатающейся походкой она подошла к окну, остановилась и уселась в ярко-красное атласное кресло. Белка спрыгнула ей на руки.
Нет, она не будет плакать. С чего бы это? Слишком много хорошего было вокруг. И она не собиралась рыдать. Ее ноги перестали дрожать, но руки все еще дрожали. Одна горячая слезинка соскользнула по щеке на руку.
Дрожащие конечности… Это был еще один типичный признак «типинозиса». И ни одна травинка на этой грешной земле не поможет ей избавиться от этой чудовищной болезни!? Она сама так много помогала людям и животным, а перед своей болезнью была беспомощна. Она повернулась к окну, так как хотела, чтобы солнечные лучи, которые согревали ее лицо, смогли также согреть сильную боль, которая росла внутри нее.
Она вспоминала прошедшую ночь, ее ночь с Сенекой, полную страсти и любви, смеха и веселья.
— Мне не так уже много отведено таких ночей, дружище, — обратилась она к своей белке. — Не так много мне осталось слышать его признаний в любви, и что я — лучший его друг. И это тогда, когда в жизни складывается все так чудесно?!
«Боже праведный! Она вскоре попадет в чистилище». В мыслях она уже была готова ко всему худшему. Ей, конечно же, придется оплатить все по счетам: она ужасно вела себя с Виридис (за это ей дадут несколько миллионов лет в чистилище), она чуть было не ударила короля (за это, по крайней мере — «миллион» лет) и крестьяне… Она игнорировала их жалобы и просьбы целых три недели, пока училась манерам. Нет более тяжкого греха на свете, чем оставлять без помощи нуждающихся людей. Нет, она не будет жариться в чистилище, она сгорит там ярким пламенем за свои грехи. Очень скоро она окажется там. И это сейчас-то, когда ее жизнь похожа на рай, ей придется уйти из жизни.
Она всхлипнула и была готова разрыдаться, когда на пороге ее комнаты внезапно появился Сенека. Он был чем-то расстроен, глаза его лихорадочно бегали. Она бросилась к нему и спросила:
— Сенека! Что случилось?..
— Отец… — только и произнес он. Его голос дрожал.
— Твой отец? Что с ним? — переспросила она.
— Медики… Они сказали… Они не знают, что делать… — сказал он и в сердцах схватился за голову. — Они осматривают его…
— Осматривают? — переспросила Пичи. — А что с ним случилось? Сенека, скажи мне.
Он пожал плечами.
— Я знаю, что ты ненавидишь его. Я знаю, что он жестоко обращался с тобой с тех пор, как…
— Забудь все, Сенека, что, черт побери, с ним случилось?
Сенека тяжело вздохнул:
— Сердце… Его сердце едва прослушивается… Пичи… Дорогая… помоги ему!
Когда Пичи вошла в королевские покои, то увидела, как Тиблок накладывал компресс на голову короля. Руки Тиблока тряслись. Он причитал:
— Его величество всегда был доволен мной. Что он будет делать без меня? Он никогда не сможет так взбить подушки, как это делаю я, — сказал он и поправил ему подушку.
Пичи заметила, что лицо Тиблока было таким же белым, как и у короля.
— С тобой все хорошо, Тиблок?
— Я заботился о нем двадцать один год, — продолжал Тиблок. — Его величество — это моя семья.
— С тобой, действительно, все в порядке? — переспросила его Пичи.
— Да, — наконец-таки ответил Тиблок. — Все в порядке. Король был бледен и слаб, слаб настолько, что не мог ничего говорить.
Пичи вливала королю лекарства по капельке. Это был сбор из листьев наперстянки и сердечного листа. Через небольшой промежуток времени она повторяла все вновь. Сенека стоял рядом, наблюдая за тем, не стало ли его отцу лучше. Но признаков улучшения не наступало. Лицо отца было бледно как чистая простынь, его дыхание было едва слышно. Но Сенека не терял надежды, ведь Пичи оказывала ему помощь.
Король вдруг тяжело вздохнул, его массивное тело содрогнулось, а лицо — передернулось. Тиблок едва не упал, ухватившись за кровать:
— О, Боже! Он умер…
Пичи подняла голову и посмотрела на слугу, который чуть было не упал в обморок, переживая за короля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92