Эктор поместился в кожаном кресле, стоявшем в углу кельи. Кок-Эрон стал на часах у двери с пистолетом в руке, готовый убить аббата при первом подозрительном движении.
Но аббат спал сном праведника.
На рассвете пленник и его два стража сели в карету и выехали из монастыря, провожаемые слезами добрых иноков, пожимавших руки аббата и просивших его благословения.
— Это испытание посылается мне Богом, братья, — говорил аббат. — Я должен вынести его с терпением. Но будьте спокойны, моя невинность прояснится, и мы вскоре увидимся.
Когда лошади рванули с места, аббат поместился как можно спокойнее в одном из углов, вытянул ноги, скрестил на груди руки и спросил Кок-Эрона, который сидел перед ним:
— Сколько вам лет, друг мой?
— Во-первых, я вам не друг, — отвечал Кок-Эрон с сердитым видом, — а потом я не знаю, зачем вы меня спрашиваете.
— Просто для того, чтобы поговорить. Вам уже перевалило за пятьдесят?
— Давно.
— Это незаметно.
— Вы мне льстите.
— Я не то хочу сказать. Вы седы, но голова ваша чрезвычайно молода.
— Оставьте мою голову в покое и займитесь вашими собственными делами. Они достаточно запутаны и достойны того, чтобы занимать все ваше внимание.
— У меня есть приятель по имени случай. Он вмешается, если надо.
— Не надейтесь. Если вы задумываете какие происки, мои пистолеты вмешаются в дело.
— В них не будет нужды, любезный Кок. Люди, подобные мне, не позволяют себя убить понапрасну. Видите ли, мой милый, надо уметь пользоваться в жизни всем, даже самой смертью. Наши дни, мысли, способности, сила, все наши врожденные или приобретенные дары составляют капитал, который не следует расточать бесполезно. Я говорю вам это потому, что мне кажется, несмотря на ваши седые волосы, вам не достает опыта. Что принесла вам жизнь?
— Что это? Уж не хотите ли вы мне читать нравоучения? — вскричал Кок-Эрон.
— А почему бы нет? Я занимаюсь всем понемногу, вы это знаете. К тому же погода чудесная, дорога хорошая, лошади бегут прекрасно. Это время для дружеских признаний. И сказать ли вам, Кок-Эрон? Вы слишком простодушно удивляетесь для ваших лет. Час тому назад вы вытаращили глаза, потому что монахи орошали мои руки слезами. Они принимают меня за праведника. Что же тут для вас удивительного?
— Вы хотите, чтобы я равнодушно смотрел на глупую роль, которую вы заставляете разыгрывать этих бедных монахов? Когда я видел, как они цеплялись за складки вашей рясы и плакали, прося вашего благословения, я готов был вас задушить.
— Вы сделали бы из меня мученика, и они стали бы почитать меня ещё более.
— Какое бесстыдство! — фыркнул Кок-Эрон.
— Но, приятель, — возразил аббат, — надо уметь рассуждать обо всем на свете. Что сказали бы вы о полководце, который, желая овладеть городом, велел возвестить при звуке трубы, что в такой-то день, такой-то час он пойдет по такому-то направлению со всей своей армией и атакует стены крепости? Вы скажете, что он сумасшедший, и будете правы. На свете, мой друг, когда хотят идти направо, искусно распускают слухи, что намерены повернуть налево, иначе найдутся люди, которые вам преградят дорогу. Плут принимает облик честного человека…Удивительно, если бы они имели обо мне мнение, которого я заслуживаю.
— Вы его слышите? — вскричал Кок-Эрон, вскакивая.
— Я знаком с господином Шавайе с давних пор. Он не станет устраивать подобные сцены из-за такой безделицы. Оставьте эту привычку, мой добрый Кок, она не идет ни к вашим летам, ни к вашей должности наставника. Неужели вы понапрасну потеряли время, которое прожили на свете, и не из тех ли вы неблагодарных существ, для которых наука жизни остается навсегда неведомой? Посмотрите на свет. Из чего он составлен? Из умных людей и глупцов. Одни дурачат других. Каждому свое место, и надо уметь хорошо его знать. Если бы я скоро не освободился от некоторых предрассудков воспитания, стесняющих умы свободные, я никогда бы не был в состоянии избавиться от опасностей, в которые вовлек меня случай. Вы бы в них двадцать раз умерли, дедуля.
— Зато теперь вам не уйти от смерти. Увидим, на чьей улице будет праздник.
— Только на это и надеюсь. И уже готов к празднику.
— Вы все ещё надеетесь ускользнуть от нас?
— Как знать…Разве не родившись герцогом или пэром королевства нельзя иметь друзей и покровителей? Есть люди могущественные, личные выгоды которых заставляют не забывать меня.
— Король положит этому конец.
— А почему вы думаете, что эти люди не имеют влияния на решение короля?
— Хвастовство, — возразил Кок-Эрон.
— Это дело судьбы, и вы не властны над ней.
— Пока что вы мой пленник.
— И что из этого?
— То, — возразил выведенный из себя Кок-Эрон, — что я вооружен, а вы нет, и я могу убить вас, как собаку.
Шевалье пожал плечами.
— Если бы я был на вашем месте, а вы на моем, — возразил он, — конечно, так бы и случилось, но теперь я не подвергаюсь этой опасности.
— Почему это?
— Потому что вы очень неопытны во взятой на себя должности…Другой, приехавши в дом и встретивши лицом к лицу своего непримиримого врага, убил бы его ненароком. Как удержать пистолетный выстрел?
— Так вот что бы вы сделали на нашем месте?
— Непременно.
— Хорошо, я также не промахнусь! — вскричал Кок-Эрон, выхватывая пистолет из кармана.
Но Эктор схватил его за руку и обезоружил.
— С ума ты сошел? — воскликнул он.
Пристыженный Кок-Эрон забился в угол.
— Что, разве я не говорил, приятель? — спокойно заметил шевалье. — Мне так же безопасно в вашем обществе, как в монастырском пансионе.
— Вы были правы, храня честь вашего имени, маркиз, — сказал Кок-Эрон, не отвечая на слова шевалье, — но я думаю, что вы напрасно удержали мою руку.
— Убийство? Подумай хорошенько!
— Мсье, мертвые не вредят.
Разговор прекратился, и дальше путешествие шло без всяких приключений.
К вечеру третьего дня их отъезда из Блуа Кок-Эрон заметил в сумерках на горизонте старинные башни собора Парижской Богоматери.
— Париж, — сказал он.
Кок-Эрон посмотрел вокруг, ожидая увидеть толпы разбойников, собравшихся для освобождения шевалье.
Но дорога была пустынна и безмолвна.
Шевалье украдкой наблюдал за всеми движениями Кок-Эрона и улыбался.
Эта улыбка раздражала честного воина.
— Мсье, — сказал он, — за этими черными башнями, вон там, находится Шатле. Подумали ли вы об этом?
— Нет, — ответил шевалье.
— Вам придется вскоре познакомиться с этим местом.
— Быть может.
И не отвечая более, он начал барабанить по стеклу марш Ста Швейцарцев.
Четверть час спустя карета приблизилась к стенам Парижа.
— Наконец-то, — прошептал Эктор.
Едва они въехали на заставу Святого Иакова, караульный офицер подошел к дверцам кареты.
— Извините, — сказал он, — не принадлежит ли эта карета маркизу Шавайе?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
Но аббат спал сном праведника.
На рассвете пленник и его два стража сели в карету и выехали из монастыря, провожаемые слезами добрых иноков, пожимавших руки аббата и просивших его благословения.
— Это испытание посылается мне Богом, братья, — говорил аббат. — Я должен вынести его с терпением. Но будьте спокойны, моя невинность прояснится, и мы вскоре увидимся.
Когда лошади рванули с места, аббат поместился как можно спокойнее в одном из углов, вытянул ноги, скрестил на груди руки и спросил Кок-Эрона, который сидел перед ним:
— Сколько вам лет, друг мой?
— Во-первых, я вам не друг, — отвечал Кок-Эрон с сердитым видом, — а потом я не знаю, зачем вы меня спрашиваете.
— Просто для того, чтобы поговорить. Вам уже перевалило за пятьдесят?
— Давно.
— Это незаметно.
— Вы мне льстите.
— Я не то хочу сказать. Вы седы, но голова ваша чрезвычайно молода.
— Оставьте мою голову в покое и займитесь вашими собственными делами. Они достаточно запутаны и достойны того, чтобы занимать все ваше внимание.
— У меня есть приятель по имени случай. Он вмешается, если надо.
— Не надейтесь. Если вы задумываете какие происки, мои пистолеты вмешаются в дело.
— В них не будет нужды, любезный Кок. Люди, подобные мне, не позволяют себя убить понапрасну. Видите ли, мой милый, надо уметь пользоваться в жизни всем, даже самой смертью. Наши дни, мысли, способности, сила, все наши врожденные или приобретенные дары составляют капитал, который не следует расточать бесполезно. Я говорю вам это потому, что мне кажется, несмотря на ваши седые волосы, вам не достает опыта. Что принесла вам жизнь?
— Что это? Уж не хотите ли вы мне читать нравоучения? — вскричал Кок-Эрон.
— А почему бы нет? Я занимаюсь всем понемногу, вы это знаете. К тому же погода чудесная, дорога хорошая, лошади бегут прекрасно. Это время для дружеских признаний. И сказать ли вам, Кок-Эрон? Вы слишком простодушно удивляетесь для ваших лет. Час тому назад вы вытаращили глаза, потому что монахи орошали мои руки слезами. Они принимают меня за праведника. Что же тут для вас удивительного?
— Вы хотите, чтобы я равнодушно смотрел на глупую роль, которую вы заставляете разыгрывать этих бедных монахов? Когда я видел, как они цеплялись за складки вашей рясы и плакали, прося вашего благословения, я готов был вас задушить.
— Вы сделали бы из меня мученика, и они стали бы почитать меня ещё более.
— Какое бесстыдство! — фыркнул Кок-Эрон.
— Но, приятель, — возразил аббат, — надо уметь рассуждать обо всем на свете. Что сказали бы вы о полководце, который, желая овладеть городом, велел возвестить при звуке трубы, что в такой-то день, такой-то час он пойдет по такому-то направлению со всей своей армией и атакует стены крепости? Вы скажете, что он сумасшедший, и будете правы. На свете, мой друг, когда хотят идти направо, искусно распускают слухи, что намерены повернуть налево, иначе найдутся люди, которые вам преградят дорогу. Плут принимает облик честного человека…Удивительно, если бы они имели обо мне мнение, которого я заслуживаю.
— Вы его слышите? — вскричал Кок-Эрон, вскакивая.
— Я знаком с господином Шавайе с давних пор. Он не станет устраивать подобные сцены из-за такой безделицы. Оставьте эту привычку, мой добрый Кок, она не идет ни к вашим летам, ни к вашей должности наставника. Неужели вы понапрасну потеряли время, которое прожили на свете, и не из тех ли вы неблагодарных существ, для которых наука жизни остается навсегда неведомой? Посмотрите на свет. Из чего он составлен? Из умных людей и глупцов. Одни дурачат других. Каждому свое место, и надо уметь хорошо его знать. Если бы я скоро не освободился от некоторых предрассудков воспитания, стесняющих умы свободные, я никогда бы не был в состоянии избавиться от опасностей, в которые вовлек меня случай. Вы бы в них двадцать раз умерли, дедуля.
— Зато теперь вам не уйти от смерти. Увидим, на чьей улице будет праздник.
— Только на это и надеюсь. И уже готов к празднику.
— Вы все ещё надеетесь ускользнуть от нас?
— Как знать…Разве не родившись герцогом или пэром королевства нельзя иметь друзей и покровителей? Есть люди могущественные, личные выгоды которых заставляют не забывать меня.
— Король положит этому конец.
— А почему вы думаете, что эти люди не имеют влияния на решение короля?
— Хвастовство, — возразил Кок-Эрон.
— Это дело судьбы, и вы не властны над ней.
— Пока что вы мой пленник.
— И что из этого?
— То, — возразил выведенный из себя Кок-Эрон, — что я вооружен, а вы нет, и я могу убить вас, как собаку.
Шевалье пожал плечами.
— Если бы я был на вашем месте, а вы на моем, — возразил он, — конечно, так бы и случилось, но теперь я не подвергаюсь этой опасности.
— Почему это?
— Потому что вы очень неопытны во взятой на себя должности…Другой, приехавши в дом и встретивши лицом к лицу своего непримиримого врага, убил бы его ненароком. Как удержать пистолетный выстрел?
— Так вот что бы вы сделали на нашем месте?
— Непременно.
— Хорошо, я также не промахнусь! — вскричал Кок-Эрон, выхватывая пистолет из кармана.
Но Эктор схватил его за руку и обезоружил.
— С ума ты сошел? — воскликнул он.
Пристыженный Кок-Эрон забился в угол.
— Что, разве я не говорил, приятель? — спокойно заметил шевалье. — Мне так же безопасно в вашем обществе, как в монастырском пансионе.
— Вы были правы, храня честь вашего имени, маркиз, — сказал Кок-Эрон, не отвечая на слова шевалье, — но я думаю, что вы напрасно удержали мою руку.
— Убийство? Подумай хорошенько!
— Мсье, мертвые не вредят.
Разговор прекратился, и дальше путешествие шло без всяких приключений.
К вечеру третьего дня их отъезда из Блуа Кок-Эрон заметил в сумерках на горизонте старинные башни собора Парижской Богоматери.
— Париж, — сказал он.
Кок-Эрон посмотрел вокруг, ожидая увидеть толпы разбойников, собравшихся для освобождения шевалье.
Но дорога была пустынна и безмолвна.
Шевалье украдкой наблюдал за всеми движениями Кок-Эрона и улыбался.
Эта улыбка раздражала честного воина.
— Мсье, — сказал он, — за этими черными башнями, вон там, находится Шатле. Подумали ли вы об этом?
— Нет, — ответил шевалье.
— Вам придется вскоре познакомиться с этим местом.
— Быть может.
И не отвечая более, он начал барабанить по стеклу марш Ста Швейцарцев.
Четверть час спустя карета приблизилась к стенам Парижа.
— Наконец-то, — прошептал Эктор.
Едва они въехали на заставу Святого Иакова, караульный офицер подошел к дверцам кареты.
— Извините, — сказал он, — не принадлежит ли эта карета маркизу Шавайе?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95