Евгения отчасти была поражена этим приходом и подумала, что Монтолон явился к ней по поручению Олимпио, который один только мог заслужить ее внимание и отчасти любовь. Ради него одного пожертвовала бы она всеми этими господами и согласилась бы назвать своим мужем — так велика была ее симпатия к нему! Он представлялся ее воображению как воспоминание счастливого прошлого, как замена несчастной любви ее к Нарваэсу.
Маркиз вошел в комнату и вежливо поклонился прелестной графине, которая жестом руки попросила его присесть. Клод де Монтолон был бледен и очень расстроен, он поднял свои карие глаза и пристально посмотрел на Евгению.
— Очень рада видеть вас, маркиз, — проговорила графиня мягким, приятным голосом, — но чем я обязана вашему визиту, он живо напоминает мне мою далекую родину.
— Извините, мадонна, — неожиданно перебил ее маркиз, — но я думаю, что из нас троих, не я первый напомнил вам Испанию. Позвольте мне задать вам один вопрос: не встречали ли вы несколько дней назад дона Олимпио Агуадо?
Этот внезапный вопрос сильно взволновал Евгению; но увидев, что маркиз в напряжении ждет ответа на свой вопрос, она быстро переломила себя.
— Действительно, несколько дней назад мне показалось, что я встретила дона Олимпио на одном мосту; впрочем, может быть, это был и не он — в этом громадном городе так легко ошибиться, такая масса людей, — я думаю, что ошибка возможна, маркиз!
— Вы встретили его в субботу около десяти часов вечера?
— Совершенно верно, — сказала удивленная Евгения.
— На Цельзийском мосту?
— Не помню точно! Я проезжала в экипаже!
— И вышли из него в Баттерзеаском парке, мадонна?
— Нет, не останавливаясь ни на минуту, я поехала домой.
— Это очень нескромный вопрос, мадонна, но вы извините меня, узнав причину моего посещения, — проговорил маркиз по-испански. — И вы ни одним словом не обменялись с Олимпио на мосту или в парке?
— Слова ваши меня в высшей степени удивляют. Я видела дона Олимпио только мельком, ни о каком разговоре не могло быть и речи!
— Ну, значит, дон Олимпио Агуадо погиб, потому что, приглашенный на свидание запиской, написанной вашей рукой, он до сих пор еще не вернулся!
— Свидание, записка? — повторила Евгения, делая шаг назад. — Тут произошло, господин маркиз, какое-то недоразумение! И дон Олимпио до сих пор не вернулся? Вы меня удивляете и лишаете всякой сообразительности!
Теперь удивиться настала очередь маркиза. «Неужели, — подумал он, — она притворяется?» И, поборов себя, снова обратился к ней.
— Не скрывайте, графиня, будьте откровенной — разговор идет о жизни человека! — проговорил маркиз, приближаясь к Евгении. — Я человек чести и умею уважать и хранить любую тайну! Скажите, вы писали это письмо Олимпио?
Клод достал из кармана маленькую надушенную записку, полученную Олимпио незадолго до свидания, после которого он бесследно исчез. Эту записку он передал удивленной Евгении.
— Клянусь всеми святыми, господин маркиз, что я не писала ни одного слова дону Олимпио!
— Даже этих строк, начертанных женской рукой? Евгения схватила записку и посмотрела на почерк.
— К счастью, я могу вам доказать, что это вовсе не мой почерк! Пожалуйста, господин маркиз, подойдите к этому столику и раскроите альбом, куда я записываю любимые стихи, — вот мой почерк, потрудитесь сравнить его с вашей запиской!
— Тогда я совершенно ничего не понимаю, что же случилось, мне приходится решать довольно трудную задачу.
— А мне и тем более, — проговорила Евгения, желая скрыть слова ворожеи, по совету которой она отправилась на Цельзийский мост.
— Без сомнения, это чья-нибудь мистификация, — сказал Клод. — Непонятнее всего то, что дон Олимпио с того самого вечера исчез без всякого следа.
— Значит, с ним случилось несчастье! — проговорила Евгения с живым участием. — Боже мой, ведь это ужасно!
Маркиз видел, что графиня, несмотря на все свое желание, не в силах была скрыть душевного волнения.
— Я пришел к вам, мадонна, с целью получить какие-нибудь объяснения происходящему. Теперь же я почти убежден, что несчастный мой друг стал жертвой чьей-то ненависти. Но что больше всего меня удивляет, так это странная встреча Олимпио с вами, кого он, после получения записки, надеялся увидеть на мосту.
— В самом деле, маркиз! — вскричала Евгения, сияя от радости
— Я принес вам доказательство, без которого не осмелился бы явиться к вам.
— Но я уверена, что дон Олимпио вернется; он настолько храбрый и сильный, что отразит любое нападение, — проговорила Евгения. — Какая это, однако, странная, случайная встреча. Она думала, что письмо, полученное доном, передано было ему ворожеей, но только как могла знать колдунья, что они были знакомы с Олимпио?
— Предположения мои оправдывает то обстоятельство, что слуга Олимпио был тоже жертвой ненависти одной особы, преследующей его за то, что тот открыл убежище дочери смотрителя дворца.
— Разве Долорес тоже в Лондоне?
— Да, и, вероятно, недалеко от вас.
— Ну так советую вам, господин маркиз, — проговорила Евгения с плохо скрытой насмешкой. — Советую вам там и разыскивать дона Олимпио. Без сомнения, он находится у молодой сеньориты, которая однажды хвасталась мне его любовью.
— Не может быть, мадонна, так как до получения этой записки Олимпио не было известно, где именно скрывается Долорес.
— О, не беспокойтесь! Он без вашего ведома и совершенно другими путями напал на ее след и теперь вместе с ней наслаждается! Говорят, что любовь слепа, на деле же часто выходит иначе! Дон Олимпио, встретившись со мной на Цельзийском мосту, вероятно, отправлялся к молодой сеньорите! Но это нисколько не удивляет меня — в жизни случаются и не такие вещи!
Выслушав речь экзальтированной графини, Клод де Монтолон слегка усмехнулся, он почувствовал, что здесь замешана зависть и ревность — графиня до сих пор любила Олимпио.
— Зачем, не имея доказательств, вы допускаете скорее худшее, чем лучшее, мадонна? Я бы на вашем месте предполагал обратное.
— Извините, господин маркиз, но если придерживаться вашей теории относительно мужчин, то уж очень часто приходится разочаровываться, — смеясь, проговорила Евгения.
— Очень сожалею о тех, над кем вы производили эти опыты.
— И я тоже сожалею! Но докажите мне, что я не права и ошибаюсь!
— Это не совсем легко будет сделать, мадонна, так как у меня под рукой нет примера!
— Стало быть, вы предполагаете, что ваш задушевный друг скорее послужит доказательством моей теории, чем вашей?
— Олимпио честный человек. И если в его сердце постоянная борьба, то он нисколько не виноват в этом. Он любит Долорес и будет принадлежать ей, хотя в то же самое время он готов пожертвовать своей жизнью ради вас — если только вы пожелаете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183