Тротуары были мокрые от сырости, и пешеходы употребляли всевозможные усилия, чтобы не поскользнуться. Кругом царил мрак, и свет фонаря можно было различить, только подойдя к нему очень близко. Незнакомый с Лондоном или бедняк, не имеющий денег, чтобы нанять кэб (четырехместный кабриолет) или кансом (двухколесные дрожки), подвергался опасности заблудиться, даже если бы он и расспрашивал дорогу. Еще неприятнее переходить улицы в такую темень; каждый вправе был считать себя счастливым, если вернется домой целым и невредимым, так как бесчисленное множество экипажей самых разнообразных форм делают переход через улицу почти невозможным.
По тротуарам сновало столько пешеходов, что нужно было обладать большой ловкостью, чтобы не столкнуться с оборванцем, грязным рабочим или мошенником.
С нами, — немцами, такие столкновения происходят еще чаще, потому что мы не очень легко привыкаем к лондонской суете и не можем, встретившись с кем-нибудь, пройти слева, а не справа, как это делается у них.
Огромное пространство, занимаемое городом, вечный шум экипажей и суетня на улицах производят на нас, иностранцев, неприятное впечатление, увеличивающееся от резких и колких ответов, которые получаешь от обитателей этого многолюдного города.
В Лондоне, заговорив с кем-нибудь на улице или в публичном месте, нельзя быть уверенным, что говоришь не с мошенником, — в таком огромном количестве населяют они город. Для избежания этого всегда благоразумно обращаться с вопросами к полисмену, которого всегда найдешь как на больших, так и на маленьких улицах.
В этот шумный вечер, о котором мы говорим, какой-то человек, закрывшись плащом от дождя и нахлобучив на лицо шляпу, шел вдоль длинной стены Тауэра, неся что-то в руках. Проходя мимо Товер-Гилля, он юркнул в Ловер-Темзскую улицу, идущую вдоль Темзы до Лондонского моста. Это квартал Сити, который сам по себе образует огромный город.
Улица, на которую вышел незнакомец, была еще очень оживленной. Несмотря на сильный туман, в особенности перед таможней, люди бегали то туда, то сюда, нагружая многочисленные экипажи.
Человек в плаще, поспешно дойдя до угла улицы, повернул на мост, лежащий немного влево. Здесь суетни было еще больше, но никто не обращал внимания на незнакомца, боязливо озиравшегося вокруг.
У одного из фонарей, которых всегда много в оживленных местах, недалеко от воды, стоял, прислонившись, полисмен, наблюдая за всем, что происходило вокруг него, не упуская из виду ни одного прохожего. Полиция Англии обладает способностью видеть все везде, где ей нужно, но в то же время сама старается быть всегда незамеченной.
Боязливые взгляды, которые незнакомец бросал вокруг, заставили полисмена насторожиться, и он подумал, что человек в плаще чем-то подозрителен. Он проворно догнал спешащего и дотронулся до его плеча.
— Позвольте спросить, — учтиво обратился полисмен к незнакомцу, подзывая его поближе к фонарю, — что у вас под плащом?
— Что за странное желание, — ответил тот по-английски, но с выговором, обличавшим иностранца, — почему вы спрашиваете меня об этом?
— Извините, сударь, меня совсем не удовлетворил ваш ответ, и я могу отправить вас в полицейский участок; поэтому избавьте себя и меня от этой неприятности, скажите, что вы так заботливо прячете?
— Ну, смотрите, если уж вам так хочется это узнать. Незнакомец распахнул плащ. Полисмен успел на одно мгновение заглянуть под него.
— Да это ребенок, — сказал он, — и, кажется, мальчик.
— Точно так! Ему очень холодно и он боится такого множества народа, поэтому я завернул его в плащ.
— Это ваш ребенок? — спросил полисмен, .
— Чей же, как не мой? Разве я стал бы возиться с чужим ребенком?
— Не обижайтесь на мои вопросы: это моя обязанность. Незнакомец закутал в плащ дрожащего от холода двухлетнего мальчика и смешался с толпой. Он шел быстро, будто радуясь, что так счастливо отделался от неприятного ему допроса. Полисмен был поражен наглой самонадеянностью незнакомца. Он часто имел возможность видеть, как виновные, чтобы снять с себя подозрения, держатся нахально. Поэтому он поспешил оставить свой пост и пошел за незнакомцем, не теряя его из виду.
Темза в этом месте очень широкая. Незнакомец с ребенком и полисмен должны были пройти порядочное расстояние от одного конца моста до другого. Полисмен еще больше убедился в своих подозрениях, когда незнакомец, дойдя до конца моста, приостановился, оглядываясь вокруг.
Что он хотел сделать с дрожащим от страха ребенком? Возможно, мальчик дрожал не от стужи, возможно, отец завернул его в плащ не для того, чтобы защитить от холода? В Лондоне в холодное время почти каждую ночь происходят убийства детей. Официальные донесения говорят, что очень часто отец и мать из-за нужды бросают в Темзу своих голодных детей. Неужели этот человек имеет подобное намерение?
Полисмен старался отогнать от себя эту мысль; он заметил, что рука незнакомца была обтянута щегольской перчаткой — кто позволяет себе такую роскошь, конечно, не бросит своего ребенка из-за нужды. Но направление, которое взял человек в плаще, заставило полицейского следовать за ним. Место было довольно пустынное и отдаленное, особенно на берегу Темзы, куда тот направился.
Он повернул на улицу Тоолей, в которой было очень мало домов и пешеходов — и вдруг скрылся с глаз. Полисмен отказался дальше преследовать подозреваемого; хотя мог позвать своих коллег, но не сделал этого, желая избежать скандала. Он осторожно стал выжидать и увидел, что последний повернул на узкую улицу, ведущую к Темзе, на каменной набережной которой стояло несколько больших, красивых зданий.
В Лондоне каждый полисмен знает все дома своего участка и даже каждого жильца в доме, что с первого раза поражает иностранцев. Это избавляет жителей от дачи справок приезжим.
Но когда незнакомец вошел в один из домов, на набережной, полицейский догадался, в чем дело.
— Это дом Марии Галль, — рассудил он, — значит, этого мальчика отдают ей на воспитание. Вероятно, это поверенный какой-нибудь знатной леди, которая не хочет или не может держать у себя ребенка. Мария Галль получит за его воспитание значительную сумму денег. Должно быть, она выручает благодаря своей профессии большие деньги. Когда она летом едет в Гайд-парк со своим любовником, думаешь, что это какая-нибудь герцогиня или графиня. Эдуард Фультон, живя с ней, сколотил себе капиталец, но его прошлое очень темное; впрочем, какое мне дело до этого! Вот он стучится, открывает старая служанка. Нужно подождать, пока странный незнакомец выйдет из дома, и узнать о нем у Марии Галль. В ожидании полисмен прислонился к толстому фонарному столбу.
Дом этот отличался от других веселым, приличным фасадом;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183