– вскричал Натан. – Вы неоспоримо один из очаровательнейших молодых людей, какие только мне известны.
– Не хочу льстить себе, – продолжал молодой человек, – но даже мои враги соглашаются, что я в общем-то не глуп…
– Даже более того, вы очень, очень умны!..
– Я не говорю уже о храбрости, великодушии, благородстве чувств… Если б я не имел этих качеств, я не был бы дворянином!..
«Хорошо, – подумал Натан, – что он не считает еще и скромность в числе своих добродетелей!»
– Что касается состояния, – продолжал Рауль, – то оно пока еще не велико; у меня тысяч четыреста франков, не более… но я имею надежды, которые скоро осуществятся… Дядя мой, маркиз де ла Транблэ, которого я единственный наследник очень стар… Вот в нескольких словах верное изложение моего положения…
– Оно великолепно! – вскричал Натан. – Вы молоды, знатны, хороши собой, остроумны, богаты уже теперь и вскоре будете еще богаче… Кто не позавидует вам?
– Так вы полагаете, что в тот день, когда я посватаюсь к какой-нибудь молодой девушке, мне не откажут?
– Вам? Ни в коем случае!
– Стало быть, если бы я сделал подобное предложение вам…
– Мне?
– Да, вам…
– Я не могу отвечать на ваш вопрос… Это предположение до такой степени невероятно!
– Речь идет не о предположении.
– Что вы хотите этим сказать?
– Только то, что я страстно влюблен в вашу дочь Дебору и имею честь просить у вас ее руки.
Казалось, одно это предложение, так ясно выраженное, могло раскрыть глаза Натану и заставить его понять, о чем идет речь. Он подпрыгнул на стуле, как подвижная кукла, до пружины которой дотронулись, и вскричал:
– Вы любите Дебору?! Бог Авраама и Исаака!.. Вы хотите жениться на Деборе?! Бог Исаака и Иакова! То ли я слышу? Мои старые уши не обманывают ли меня?
– Нет, вы не ослышались… Я это сказал и повторяю.
– Такое неожиданное предложение!.. Такая честь!..
– Вам нечему удивляться! Красота Деборы сделала ее царицей; ее лучезарное личико драгоценнее всех старых гербов!
– Не знаю, в каких выражениях изъявить вам мое удивление… Мое волнение… Мою признательность за подобный поступок.
– Поступок весьма естественный и внушенный мне сердцем…
– Конечно, если бы мне сказали, что солнце остановилось в своем движении, я удивился бы менее, чем такому удивительному предложению!
– Принимаете ли вы его?
– Увы! Нет, не принимаю… Напротив – отказываю.
Пришла очередь Рауля подпрыгнуть на старинном кресле.
– Отказываете?! – вскричал он.
– Увы, да!
– Вы говорите серьезно?
– Конечно, я не позволю себе шутить с вами…
– Вы отказываете мне в руке вашей дочери? – Жид поклонился. – Но почему… Почему? – спросил Рауль.
– Потому что я дорожу на свете только одним…
– Чем?
– Счастьем моей дочери! А выйдя за вас, должен сказать вам откровенно, она не сможет быть счастлива, решительно не сможет!
– Это оскорбление, господин Натан?
– Вовсе нет.
– Объяснитесь…
– Очень охотно… Вы говорите, что любите мою дочь?
– Всей душой!
– А все-таки вы думаете, предлагая ей свою руку, давая ей имя де ла Транблэ, словом, возвышая ее до вас, вы думаете, говорю я, что оказываете ей несказанную честь.
– Я вам сказал уже, – перебил Рауль, – что красота делает ее царицей…
– Позвольте мне продолжить, и вы увидите, что она царица не по одной красоте. Если вы женитесь на ней, вся ваша горделивая каста восстанет против вас с самым презрительным негодованием и бросит вам в лицо, в особенности же в лицо вашей жены, слова «неравный брак»!..
– Я сумею заставить молчать тех, которые осмелятся произнести эти слова!.. – перебил с жаром Рауль.
– Вы не сможете этого сделать…
– Как?
– Говорю вам, не сможете, тем более что они будут правы… Это действительно будет неравный брак, только не с вашей стороны!..
– Я вас не понимаю… – сказал Рауль с изумлением.
– Вы носите старинное имя, – продолжал жид, – вы последняя поросль доблестного и могущественного рода, кто может в этом сомневаться?.. Но в жилах Деборы течет кровь рода царского…
– Царского? – перебил Рауль, остолбенев.
– Кровь рода Давидова… – продолжал жид. – Что значит ваше дворянство в сравнении с этим?..
Рауль не мог и слова сказать от изумления.
Натан продолжал:
– Но это еще не все: богатство Деборы огромно, но как бы ни было оно велико, если оно попадет к вам в руки, вы растопите его в пожирающем тигеле самой адской из всех страстей…
– Какой?..
– Игры… Вы игрок, а игрок… Если бы он был даже сын царя и доставил Деборе трон иерусалимский, никогда не будет ее супругом…
– Но если я дам обязательство не брать в руки карт во всю жизнь?
– Я не поверю…
– Если я свяжу себя самой священной клятвой?..
– Таких клятв никогда не держат… Я не поверю…
– Вы безжалостны!.. – прошептал Рауль.
– Нет. Напротив, я очень сожалею о вас, если вы и вправду любите Дебору. Ваше предложение делает нам величайшую честь. Но счастье моей дочери выше всего.
– Когда так, мне остается только умереть! – вскричал Рауль с отчаянием.
– Вы не умрете! Я очень стар, однако, признаюсь, никогда не видал, чтобы стрелы божка Купидона наносили смертельные раны!
Рауль ушел. Натан непременно хотел проводить его с самым услужливым раболепством до дверей. Может быть, ему также хотелось самому затворить дверь за молодым человеком и удостовериться, что он вышел, не обменявшись с Деборой ни словом, ни взглядом. Воротившись в свой запыленный капернаум, жид сказал:
– На земле не существует человека, достойного обладать моей Деборой!..
Потом он раскрыл свою счетную книгу и начал считать, до скольких миллионов простирается приданое его дочери.
Между тем Рауль сел в карету и приказал ехать домой. Сильное горе и чрезвычайная досада раздирали его сердце. Горе происходило от того, что, как мы знаем, он был страстно влюблен в Дебору; досада же происходила от мысли о той огромной жертве, которую Рауль, как ему казалось, принес своей любви, решившись на неравный брак, жертвы, результаты которой были так неблагоприятны. Несколько миллионов Деборы, на которые он имел притязания, как на легкую добычу, ослепительный мираж, слишком скоро исчезнувший, немало способствовали к тому, чтобы погрузить его в меланхолические мысли.
Прибавим, что, сам не зная почему и по какому-то инстинкту, Рауль, несмотря на этот решительный урок, не считал игру проигранной безвозвратно и не отчаивался в победе. Откуда могла явиться эта победа? Кто ему доставит ее? Какие союзники придут к нему на помощь? Рауль этого не знал, но надеялся, вопреки всякой надежде, и этого было уже много.
XXIII. Отчаяние
Венера пришла на другой день, как обещала Деборе, ожидая, что свадьба Рауля де ла Транблэ с жидовкой решена. Она вооружила свое сердце тройной броней, надела на лицо маску бесстрастия, чтобы не обнаруживать ни трепета, ни бледности, когда первые слова Деборы, подтверждая ее предчувствия, поразят ее как громом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121
– Не хочу льстить себе, – продолжал молодой человек, – но даже мои враги соглашаются, что я в общем-то не глуп…
– Даже более того, вы очень, очень умны!..
– Я не говорю уже о храбрости, великодушии, благородстве чувств… Если б я не имел этих качеств, я не был бы дворянином!..
«Хорошо, – подумал Натан, – что он не считает еще и скромность в числе своих добродетелей!»
– Что касается состояния, – продолжал Рауль, – то оно пока еще не велико; у меня тысяч четыреста франков, не более… но я имею надежды, которые скоро осуществятся… Дядя мой, маркиз де ла Транблэ, которого я единственный наследник очень стар… Вот в нескольких словах верное изложение моего положения…
– Оно великолепно! – вскричал Натан. – Вы молоды, знатны, хороши собой, остроумны, богаты уже теперь и вскоре будете еще богаче… Кто не позавидует вам?
– Так вы полагаете, что в тот день, когда я посватаюсь к какой-нибудь молодой девушке, мне не откажут?
– Вам? Ни в коем случае!
– Стало быть, если бы я сделал подобное предложение вам…
– Мне?
– Да, вам…
– Я не могу отвечать на ваш вопрос… Это предположение до такой степени невероятно!
– Речь идет не о предположении.
– Что вы хотите этим сказать?
– Только то, что я страстно влюблен в вашу дочь Дебору и имею честь просить у вас ее руки.
Казалось, одно это предложение, так ясно выраженное, могло раскрыть глаза Натану и заставить его понять, о чем идет речь. Он подпрыгнул на стуле, как подвижная кукла, до пружины которой дотронулись, и вскричал:
– Вы любите Дебору?! Бог Авраама и Исаака!.. Вы хотите жениться на Деборе?! Бог Исаака и Иакова! То ли я слышу? Мои старые уши не обманывают ли меня?
– Нет, вы не ослышались… Я это сказал и повторяю.
– Такое неожиданное предложение!.. Такая честь!..
– Вам нечему удивляться! Красота Деборы сделала ее царицей; ее лучезарное личико драгоценнее всех старых гербов!
– Не знаю, в каких выражениях изъявить вам мое удивление… Мое волнение… Мою признательность за подобный поступок.
– Поступок весьма естественный и внушенный мне сердцем…
– Конечно, если бы мне сказали, что солнце остановилось в своем движении, я удивился бы менее, чем такому удивительному предложению!
– Принимаете ли вы его?
– Увы! Нет, не принимаю… Напротив – отказываю.
Пришла очередь Рауля подпрыгнуть на старинном кресле.
– Отказываете?! – вскричал он.
– Увы, да!
– Вы говорите серьезно?
– Конечно, я не позволю себе шутить с вами…
– Вы отказываете мне в руке вашей дочери? – Жид поклонился. – Но почему… Почему? – спросил Рауль.
– Потому что я дорожу на свете только одним…
– Чем?
– Счастьем моей дочери! А выйдя за вас, должен сказать вам откровенно, она не сможет быть счастлива, решительно не сможет!
– Это оскорбление, господин Натан?
– Вовсе нет.
– Объяснитесь…
– Очень охотно… Вы говорите, что любите мою дочь?
– Всей душой!
– А все-таки вы думаете, предлагая ей свою руку, давая ей имя де ла Транблэ, словом, возвышая ее до вас, вы думаете, говорю я, что оказываете ей несказанную честь.
– Я вам сказал уже, – перебил Рауль, – что красота делает ее царицей…
– Позвольте мне продолжить, и вы увидите, что она царица не по одной красоте. Если вы женитесь на ней, вся ваша горделивая каста восстанет против вас с самым презрительным негодованием и бросит вам в лицо, в особенности же в лицо вашей жены, слова «неравный брак»!..
– Я сумею заставить молчать тех, которые осмелятся произнести эти слова!.. – перебил с жаром Рауль.
– Вы не сможете этого сделать…
– Как?
– Говорю вам, не сможете, тем более что они будут правы… Это действительно будет неравный брак, только не с вашей стороны!..
– Я вас не понимаю… – сказал Рауль с изумлением.
– Вы носите старинное имя, – продолжал жид, – вы последняя поросль доблестного и могущественного рода, кто может в этом сомневаться?.. Но в жилах Деборы течет кровь рода царского…
– Царского? – перебил Рауль, остолбенев.
– Кровь рода Давидова… – продолжал жид. – Что значит ваше дворянство в сравнении с этим?..
Рауль не мог и слова сказать от изумления.
Натан продолжал:
– Но это еще не все: богатство Деборы огромно, но как бы ни было оно велико, если оно попадет к вам в руки, вы растопите его в пожирающем тигеле самой адской из всех страстей…
– Какой?..
– Игры… Вы игрок, а игрок… Если бы он был даже сын царя и доставил Деборе трон иерусалимский, никогда не будет ее супругом…
– Но если я дам обязательство не брать в руки карт во всю жизнь?
– Я не поверю…
– Если я свяжу себя самой священной клятвой?..
– Таких клятв никогда не держат… Я не поверю…
– Вы безжалостны!.. – прошептал Рауль.
– Нет. Напротив, я очень сожалею о вас, если вы и вправду любите Дебору. Ваше предложение делает нам величайшую честь. Но счастье моей дочери выше всего.
– Когда так, мне остается только умереть! – вскричал Рауль с отчаянием.
– Вы не умрете! Я очень стар, однако, признаюсь, никогда не видал, чтобы стрелы божка Купидона наносили смертельные раны!
Рауль ушел. Натан непременно хотел проводить его с самым услужливым раболепством до дверей. Может быть, ему также хотелось самому затворить дверь за молодым человеком и удостовериться, что он вышел, не обменявшись с Деборой ни словом, ни взглядом. Воротившись в свой запыленный капернаум, жид сказал:
– На земле не существует человека, достойного обладать моей Деборой!..
Потом он раскрыл свою счетную книгу и начал считать, до скольких миллионов простирается приданое его дочери.
Между тем Рауль сел в карету и приказал ехать домой. Сильное горе и чрезвычайная досада раздирали его сердце. Горе происходило от того, что, как мы знаем, он был страстно влюблен в Дебору; досада же происходила от мысли о той огромной жертве, которую Рауль, как ему казалось, принес своей любви, решившись на неравный брак, жертвы, результаты которой были так неблагоприятны. Несколько миллионов Деборы, на которые он имел притязания, как на легкую добычу, ослепительный мираж, слишком скоро исчезнувший, немало способствовали к тому, чтобы погрузить его в меланхолические мысли.
Прибавим, что, сам не зная почему и по какому-то инстинкту, Рауль, несмотря на этот решительный урок, не считал игру проигранной безвозвратно и не отчаивался в победе. Откуда могла явиться эта победа? Кто ему доставит ее? Какие союзники придут к нему на помощь? Рауль этого не знал, но надеялся, вопреки всякой надежде, и этого было уже много.
XXIII. Отчаяние
Венера пришла на другой день, как обещала Деборе, ожидая, что свадьба Рауля де ла Транблэ с жидовкой решена. Она вооружила свое сердце тройной броней, надела на лицо маску бесстрастия, чтобы не обнаруживать ни трепета, ни бледности, когда первые слова Деборы, подтверждая ее предчувствия, поразят ее как громом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121