Поплавки качались перед мальчиком на волнах, и он любил представлять себе, как он спускается по леске под воду, наблюдает за рыбами и плывет вместе с ними до самого моря и дальше, навстречу приключениям.
Легкий ветерок поднял рябь на воде, и луна бросала на нее красновато-золотистые отблески. Подняв голову, он взглянул на Большое Колесо, которое уже возвращалось в южную половину неба. «Где тот дом, откуда мы все вышли?» — подумалось ему. Однажды он рассматривал ночное небо через телескоп, изготовленный Эмилом, и видел, что блуждающая звезда Александра похожа на крошечную Луну, прибывающую и убывающую, и что вокруг Святого Станислава вращаются другие святые, поменьше. А в самой сердцевине Колеса звезд было столько, сколько снежинок в снежном вихре.
«Интересно, правда ли, что световой туннель достигает всех этих далеких миров? — подумал он. — Музта сказал Винсенту, что доходит, и утверждал, что туннель был сделан Тугарами. Но как они сделали его? Почему он захватывал людей только в определенных местах и в определенное время? Иногда проходило несколько столетий, прежде чем здесь появлялся какой-нибудь новый народ, — так было и в случае с янки».
Это были приятные мысли. Он мечтал о том, что когда-нибудь, оставив президентский пост, он построит башню и будет сидеть там по ночам, наблюдая звездное небо в телескоп и предаваясь размышлениям.
Протянув руку, он обнял Таню, и она тесно прижалась к нему.
— Как ты думаешь, они еще живы?
Вопрос сразу нарушил временно воцарившуюся в его душе гармонию. И успокоить самого президента было некому. Единственным, кому он мог откровенно поведать свои страхи, был Эндрю, но Эндрю не было с ним. Калин чувствовал себя одиноко.
— Я уверен в этом, дорогая.
— А почему ты уверен? — спросила она, совсем как маленькая.
— Кесус и Перм хранят их, и нас тоже. Не может быть, чтобы они позволили нам построить новую жизнь только для того, чтобы отнять ее.
— Но все говорят такие ужасные вещи.
Он выругался про себя. Михаилу удалось-таки растревожить умы значительной части Суздальцев. Калин неоднократно заявлял и в сенате, и на центральной площади, что телеграмма не может не быть ложью, что она послана Кромвелем для того, чтобы посеять смуту и ослабить их дух. Но единственной новостью, дошедшей до них за последние пять дней с востока, было сообщение о том, что враг постепенно разрушает железную дорогу. В конце концов Ганс выслал в восточном направлении полк, который был для них так ценен, и несколько тысяч ополченцев, чтобы сдержать дальнейшее продвижение диверсантов. Однако ни об Эндрю, ни о Винсенте ничего не было слышно.
Он посмотрел, что делается на городской стене. По всей ее длине работали люди, за исключением небольшого участка, где он сидел, — они отошли в сторону, чтобы дать ему возможность отдохнуть в тишине. Но дальше кипела работа — они забрасывали землей бревенчатые заграждения, укрепляли пушечные гнезда, затаскивали бочки с водой на крыши домов, чтобы тушить пожары.
Вчера по его приказу все жители, кроме тех, чье присутствие в городе было необходимо, покинули Суздаль. Более десяти тысяч человек направились в Новрод или разъехались по деревням к друзьям и родственникам, чтобы пересидеть там бурю. Уже были сообщения, что по всей республике распространяется паника, и слова Михаила подливали масла в огонь.
— Таня, то, что говорит Михаил, — чистейшая ложь и ничего больше.
— Да, но это действует. Люди глядят на меня с таким сочувствием, будто мой муж действительно умер.
Калин пожалел, что их конституция запрещает арестовывать сенаторов. Михаил был очень осторожен и никогда не переступал опасной черты, за которой мог быть обвинен в измене, а лишь твердил, что армии больше не существует, что они беззащитны и обречены и что виноват во всем этом их президент.
— Надо еще усерднее молиться об их спасении, — ответил он, целуя дочь в лоб.
— Что толку молиться? Это не разрешит наших проблем.
— Дочка, иногда молитва — единственное, что нам остается. Я, конечно, не знаю, что именно делает сейчас Эндрю, но уверен, что он не сидит сложа руки.«Если только он действительно еще жив», — подумал он.
— Господин президент?
— Я здесь, — откликнулся он устало.
Какая-то неясная фигура приблизилась к нему, миновав охранников, неотступно следовавших за Калином повсюду.
Это был Ганс. Сердце его сжалось, ибо тот факт, что их командующий разыскал его в три часа ночи, мог означать только одно.
— Они уже здесь, — прошептал Калин.
Ганс кивнул и, перегнувшись через парапет, пустил струю жевательного табака в темные воды реки.
— Только что поступило сообщение из Форт-Линкольна. В устье Нейпера замечены корабли противника.
— Итак, это началось, — сказал Калин, стараясь, чтобы его голос звучал со спокойной уверенностью.
— Они двинутся вверх по течению с рассветом и будут здесь поздним утром.
Прислонившись спиной к стене, Калин взглянул на небо. Затем он решительно надел цилиндр и повернулся к сержанту.
— Ганс, нас ждет очень интересный день, — сказал он и, обняв Таню, медленно пошел вместе с ней домой.
Кар-карт Джубади опустил полог шатра и взглянул на щитоносца его старшего сына.
— Почему тебя послали сюда? Почему ты не рядом с моим сыном? — спросил он обеспокоено. — Что случилось?
— С твоим старшим сыном никакой беды не случилось, мой карт, — ответил Тамука с низким поклоном. — Но я больше не служу ему. Он отказался от меня. Поэтому Хулагар решил, что будет лучше всего, если я вернусь сюда и принесу тебе вести.
— Твоя краткость говорит о многом, щитоносец. Раз Хулагар послал тебя сюда в качестве гонца, значит, он тебя ценит. И тогда непонятно, почему мой сын прогнал тебя.
— Это неважно, — ответил Тамука. — Важно то, что делается в Риме.
— Ты дипломат, — сказал Джубади, поняв, что Тамука не хочет жаловаться на зан-карта его отцу. — Расскажи мне, что произошло.
Тамука вкратце изложил ему ход военной кампании, по возможности избегая описания катастрофы, вызванной сыном кар-карта в самом конце.
— Я потерял двух сыновей, — прошептал Джубади. Тамука кивнул.
— Как они умерли?
— Как подобает воинам, разя полчища врагов, — солгал Тамука. Он просто не мог сказать кар-карту правду. Кан, от которого все ожидали многого, был растерзан толпой. Юного Ахарна уволокли живым. Мерк, попавший в плен к скоту, был обречен на вечное бесчестье. На небесах будут насмехаться над ним. — Они летят с ночными ветрами, высоко подняв голову и гордясь своей славой, — решительно произнес Тамука. — Я был бы счастлив оказаться рядом с ними, когда Буглаа спуститься за моей душой.
Джубади пристально посмотрел в глаза щитоносца, чувствуя, что ему не говорят всей правды, но не желая допытываться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139
Легкий ветерок поднял рябь на воде, и луна бросала на нее красновато-золотистые отблески. Подняв голову, он взглянул на Большое Колесо, которое уже возвращалось в южную половину неба. «Где тот дом, откуда мы все вышли?» — подумалось ему. Однажды он рассматривал ночное небо через телескоп, изготовленный Эмилом, и видел, что блуждающая звезда Александра похожа на крошечную Луну, прибывающую и убывающую, и что вокруг Святого Станислава вращаются другие святые, поменьше. А в самой сердцевине Колеса звезд было столько, сколько снежинок в снежном вихре.
«Интересно, правда ли, что световой туннель достигает всех этих далеких миров? — подумал он. — Музта сказал Винсенту, что доходит, и утверждал, что туннель был сделан Тугарами. Но как они сделали его? Почему он захватывал людей только в определенных местах и в определенное время? Иногда проходило несколько столетий, прежде чем здесь появлялся какой-нибудь новый народ, — так было и в случае с янки».
Это были приятные мысли. Он мечтал о том, что когда-нибудь, оставив президентский пост, он построит башню и будет сидеть там по ночам, наблюдая звездное небо в телескоп и предаваясь размышлениям.
Протянув руку, он обнял Таню, и она тесно прижалась к нему.
— Как ты думаешь, они еще живы?
Вопрос сразу нарушил временно воцарившуюся в его душе гармонию. И успокоить самого президента было некому. Единственным, кому он мог откровенно поведать свои страхи, был Эндрю, но Эндрю не было с ним. Калин чувствовал себя одиноко.
— Я уверен в этом, дорогая.
— А почему ты уверен? — спросила она, совсем как маленькая.
— Кесус и Перм хранят их, и нас тоже. Не может быть, чтобы они позволили нам построить новую жизнь только для того, чтобы отнять ее.
— Но все говорят такие ужасные вещи.
Он выругался про себя. Михаилу удалось-таки растревожить умы значительной части Суздальцев. Калин неоднократно заявлял и в сенате, и на центральной площади, что телеграмма не может не быть ложью, что она послана Кромвелем для того, чтобы посеять смуту и ослабить их дух. Но единственной новостью, дошедшей до них за последние пять дней с востока, было сообщение о том, что враг постепенно разрушает железную дорогу. В конце концов Ганс выслал в восточном направлении полк, который был для них так ценен, и несколько тысяч ополченцев, чтобы сдержать дальнейшее продвижение диверсантов. Однако ни об Эндрю, ни о Винсенте ничего не было слышно.
Он посмотрел, что делается на городской стене. По всей ее длине работали люди, за исключением небольшого участка, где он сидел, — они отошли в сторону, чтобы дать ему возможность отдохнуть в тишине. Но дальше кипела работа — они забрасывали землей бревенчатые заграждения, укрепляли пушечные гнезда, затаскивали бочки с водой на крыши домов, чтобы тушить пожары.
Вчера по его приказу все жители, кроме тех, чье присутствие в городе было необходимо, покинули Суздаль. Более десяти тысяч человек направились в Новрод или разъехались по деревням к друзьям и родственникам, чтобы пересидеть там бурю. Уже были сообщения, что по всей республике распространяется паника, и слова Михаила подливали масла в огонь.
— Таня, то, что говорит Михаил, — чистейшая ложь и ничего больше.
— Да, но это действует. Люди глядят на меня с таким сочувствием, будто мой муж действительно умер.
Калин пожалел, что их конституция запрещает арестовывать сенаторов. Михаил был очень осторожен и никогда не переступал опасной черты, за которой мог быть обвинен в измене, а лишь твердил, что армии больше не существует, что они беззащитны и обречены и что виноват во всем этом их президент.
— Надо еще усерднее молиться об их спасении, — ответил он, целуя дочь в лоб.
— Что толку молиться? Это не разрешит наших проблем.
— Дочка, иногда молитва — единственное, что нам остается. Я, конечно, не знаю, что именно делает сейчас Эндрю, но уверен, что он не сидит сложа руки.«Если только он действительно еще жив», — подумал он.
— Господин президент?
— Я здесь, — откликнулся он устало.
Какая-то неясная фигура приблизилась к нему, миновав охранников, неотступно следовавших за Калином повсюду.
Это был Ганс. Сердце его сжалось, ибо тот факт, что их командующий разыскал его в три часа ночи, мог означать только одно.
— Они уже здесь, — прошептал Калин.
Ганс кивнул и, перегнувшись через парапет, пустил струю жевательного табака в темные воды реки.
— Только что поступило сообщение из Форт-Линкольна. В устье Нейпера замечены корабли противника.
— Итак, это началось, — сказал Калин, стараясь, чтобы его голос звучал со спокойной уверенностью.
— Они двинутся вверх по течению с рассветом и будут здесь поздним утром.
Прислонившись спиной к стене, Калин взглянул на небо. Затем он решительно надел цилиндр и повернулся к сержанту.
— Ганс, нас ждет очень интересный день, — сказал он и, обняв Таню, медленно пошел вместе с ней домой.
Кар-карт Джубади опустил полог шатра и взглянул на щитоносца его старшего сына.
— Почему тебя послали сюда? Почему ты не рядом с моим сыном? — спросил он обеспокоено. — Что случилось?
— С твоим старшим сыном никакой беды не случилось, мой карт, — ответил Тамука с низким поклоном. — Но я больше не служу ему. Он отказался от меня. Поэтому Хулагар решил, что будет лучше всего, если я вернусь сюда и принесу тебе вести.
— Твоя краткость говорит о многом, щитоносец. Раз Хулагар послал тебя сюда в качестве гонца, значит, он тебя ценит. И тогда непонятно, почему мой сын прогнал тебя.
— Это неважно, — ответил Тамука. — Важно то, что делается в Риме.
— Ты дипломат, — сказал Джубади, поняв, что Тамука не хочет жаловаться на зан-карта его отцу. — Расскажи мне, что произошло.
Тамука вкратце изложил ему ход военной кампании, по возможности избегая описания катастрофы, вызванной сыном кар-карта в самом конце.
— Я потерял двух сыновей, — прошептал Джубади. Тамука кивнул.
— Как они умерли?
— Как подобает воинам, разя полчища врагов, — солгал Тамука. Он просто не мог сказать кар-карту правду. Кан, от которого все ожидали многого, был растерзан толпой. Юного Ахарна уволокли живым. Мерк, попавший в плен к скоту, был обречен на вечное бесчестье. На небесах будут насмехаться над ним. — Они летят с ночными ветрами, высоко подняв голову и гордясь своей славой, — решительно произнес Тамука. — Я был бы счастлив оказаться рядом с ними, когда Буглаа спуститься за моей душой.
Джубади пристально посмотрел в глаза щитоносца, чувствуя, что ему не говорят всей правды, но не желая допытываться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139