Обитатели — несколько семейств марауа, насчитывавших около 30 человек, — встретили нас приветливо и любезно; возможно, такой прием объяснялся тем, что сеньор Раиул был их старый знакомый и, пожалуй, любимец. Ни один индеец не был татуирован, но у мужчин в мочках ушей были пробиты большие отверстия, куда они вставили деревянные пробки, а губы-были продырявлены маленькими отверстиями. Один из молодых мужчин, красивый высокий малый около 6 футов ростом с большим орлиным носом, хотел, по-видимому, выказать. особое ко мне расположение и показал, зачем нужны дыры в губах: он вставил в них маленькие белые палочки, а затем стал скручивать рот и представил пантомимой вызов врага на бой. Почти всех этих людей уродовали темные пятна на коже — следствие кожного заболевания, очень распространенного в этой части страны. У одного старика лицо совершенно почернело и выглядело так, будто его вымазали графитом: отдельные пятнышки слились, образовав одно сплошное большое пятно. У других индейцев кожа была покрыта лишь мелкими пятнышками; почернения, плотные и шероховатые, не шелушились, и их окружали кольца более бледного, чем естественный цвет кожи, оттенка. Я видел многих индейцев и нескольких метисов в Тунантинсе, а затем и в Фонти-Боа, покрытых такими же пятнами. Болезнь эта, по-видимому, заразная, так как мне говорили, что один купец-португалец оказался обезображенным ею после нескольких лет сожительства с женщиной-индианкой. Любопытно, что, хотя болезнь свирепствует во многих местах на Солимоинсе, ни у одного жителя Эги не обнаруживается никаких признаков заболевания: первые исследователи страны, заметив, что пятнистая кожа очень часто встречается в определенных местностях, предположили, что это особенность некоторых индейских племен. У маленьких детей в этих домах на Сапо пятен не было; но у двух-трех детей лет около десяти обнаруживались признаки начинавшейся болезни в виде легких округлых пожелтений на коже, и дети эти казались вялыми и нездоровыми, хотя у взрослых пятна как будто не отражались на общем состоянии здоровья. В Фонти-Боа метис средних лет рассказывал мне, что вылечился от заболевания большими дозами сарсапарили; от черных пятен у него выпали волосы бороды и бровей, но после излечения выросли вновь.
Когда мой рослый друг увидал, как я после обеда собираю насекомых на тропинках около дома, он подошел и, взяв меня за руку, повел к маниоковому навесу, делая знаки, так как он очень плохо говорил на тупи, что хочет кое-что показать мне. Я был немало удивлен, когда, взобравшись на жирау, т.е. настил из расколотых пальмовых стволов, и сняв предмет, приколотый к столбу, он показал мне с чрезвычайно таинственным видом большую куколку, свисавшую с листка; он осторожно положил ее мне в руки, говоря: «Пана-пана кури» (на тупи: «Бабочка скоро»). Таким образом я выяснил, что дикари знакомы с превращениями насекомых, но, не будучи в состоянии побеседовать с моим новым другом, я не мог установить, какие представления рождает в его сознании подобное явление. Добрый малый не оставлял меня до конца нашего пребывания у него, но, полагая, очевидно, что я явился сюда за сведениями, он задал себе немало хлопот, стараясь сделать все, что только в его силах. Он приготовил немного ипаду, т.е. порошка коки, чтобы я мог видеть этот процесс; приступая к делу, он много суетился и выполнял различные обряды, точно маг, проделывавший какой-то удивительный фокус.
Мы покинули этих дружелюбных людей около 4 часов пополудни и, спускаясь по тенистой реке, остановились примерно на полпути у другого дома, выстроенного в одном из самых прелестных мест, какие я видел в этой стране. От тенистой гавани к дому через полосу необыкновенно роскошного леса шла чистенькая узкая песчаная тропинка. Строения стояли на возвышенности, посредине ровного расчищенного участка; широкая терраса вокруг них была сложена плотной песчаной почвой, гладкой, как пол. Хозяин был полуцивилизованный индеец по имени Мануэл, сумрачный, молчаливый человек, которому, равно как и его жене и детям, казалось, не доставило ни малейшего удовольствия наше вторжение в их уединение. Семейство, должно быть, отличалось трудолюбием, потому что на их очень обширных плантациях росло понемногу чуть ли не от всех видов культурных растений тропиков: плодовые деревья, овощи и даже декоративные цветы… Молчаливый старик, несомненно, высоко ценил красоты природы: он выбрал себе место, откуда открывалось неожиданно великолепное зрелище на вершины леса, а чтобы придать перспективе законченный вид, посадил на переднем плане множество банановых деревьев, скрыв таким образом обгорелые мёртвые пни, которые в противном случае портили бы впечатление от волнистого моря зелени. От Мануэла мне удалось узнать только о том, что в сезон плодов явились большие стаи птиц с ярким оперением и погубили его деревья. Солнце село за вершинами деревьев, прежде чем мы покинули этот маленький рай, и остальная часть пути прошла тихо и приятно под кружевной тенью речных берегов при свете луны.
7 декабря. Прибыли в Фонти-Боа, жалкую, грязную и убогую деревушку, расположенную в 2-3 милях от устья узкого притока Кайиар-и, который между деревней и главной Амазонкой протекает почти так же прямо, как искусственный канал. Характер растительности и почвы здесь отличался от того, что я видел до сих пор во всех других местностях, которые изучал, поэтому я решил провести в деревне шесть недель. Я заранее написал одному из видных жителей, сеньору Венансиу, и, когда высадился, для меня уже был приготовлен дом. Единственное, что говорило в пользу этого жилища, — его прохлада. Оно и в самом деле было довольно влажным: на оштукатуренных стенах выросла зеленая плесень, а из черного, грязного пола сочилась какая-то склизкая сырость; большие комнаты освещались не окнами, а какими-то жалкими маленькими отверстиями. Селение построено на глинистом плато, и ветхие дома располагались вокруг большой площади, которая до того заросла густым кустарником, что стала совершенно непроходима, — ленивые жители позволили этому прекрасному открытому пространству снова превратиться в джунгли. Сложенная плотной глиной возвышенность прорыта глубокими оврагами, которые спускаются к реке, и путь из бухты наверх в дождливую погоду до того скользок, что приходится ползать по улицам на четвереньках. Большая полоса земли за селением расчищена от леса, но она, так же как улицы и сады, покрыта густым и плотным ковром кустарников, таких же жилистых, как наш обыкновенный вереск. Под этим обманчивым покровом почва всегда влажная и мягкая, и во влажный сезон все превращается в топкое, илистое болото. В одном углу площади стоит очень славная церковь, но в дождливые месяцы года (девять из двенадцати) храм божий почти недоступен для жителей из-за грязи:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140