террал доносил из леса приятный запах, напоминавший резеду. В полночь мы развели огонь и выпили по чашке кофе, а в три часа утра добрались до ситиу отца Рихарду — индейца по имени Андрё, бросили там якорь и улеглись спать.
22 сентября. Утром к нам явился старик Андре со своей женой. Он» принесли трех тракажа, т. е. черепах, и корзину яиц тракажа, чтобы выменять их у меня на бумажную ткань и кашасу. Рикарду, который уже некоторое время выражал недовольство, теперь, удовлетворив свое стремление повидать родителей, с радостью согласился сопровождать меня до Сантарена. Лишиться человека посредине путешествия было бы крайне неприятно, тем более что капитан Антониу в Авейрусе заболел и нигде по соседству никого достать нельзя было, но если бы мы не зашли в ситиу Андре, то нам не удалось бы удержать Рикарду от бегства при первой же высадке. Это был живой, беспокойный парень; хотя вначале он был дерзок и доставлял немало хлопот, но потом стал очень хорошим слугой; его товарищ Алберту был совершенно иного нрава: он был чрезвычайно молчалив и выполнял все свои обязанности с самой невозмутимой неуклонностью.
Мы выехали в 11 часов утра и успели немного проплыть, когда подул ветер е низовьев реки, и нам пришлось снова бросить якорь. Террал поднялся в 6 часов вечера, и с его помощью мы миновали длинную полосу окаймленного скалами берега близ Ита-Пуамы. В 10 часов чудовищный порыв ветра, налетевший из расщелины между холмами, подхватил нас, надув паруса бейдевинд, и швырнул челн чуть ли не набок, в то время как мы находились почти в миле от берега. У Жозе достало присутствия духа отпустить грота-шкот, а я прыгнул вперед и опустил шпринтов фока; оба индейца стояли, остолбенев, на носу. На нас обрушилось то, что лодочники называют trovoada secca, т.е. белым шквалом. Река в несколько минут вся покрылась пеной; ветер стих через какие-нибудь полчаса, но и террал не дул всю ночь, так что мы пошли на веслах к берегу в поисках якорной стоянки.
К полуночи 23-го достигли Тапаиуны, а утром 24-го прибыли в Ретиру, где встретили моего знакомого — ловкого сантаренского купца сеньора Шику Онориу. Его челн был больше размером и гораздо лучше снаряжен, чем мой. Весь день снизу дул сильный ветер, и мы остались здесь с Онориу. С ним была жена и несколько индейцев, мужчин и женщин. Мы развесили гамаки под деревьями и вместе позавтракали и пообедали, разостлав скатерть в тени на песчаном пляже, а до того убили множество рыбы при помощи тимбо, запас которых достали в Ита-Пуаме. Ночью, воспользовавшись береговым бризом, мы снова пустились в путь. Вода была мелкой на большом расстоянии от берега, а так как челн наш имел меньшую осадку, он пошел впереди, и наш лотовой выкрикивал результаты промеров для шедшего сзади купца; на расстоянии полумили от берега глубина составляла всего 1 фатом. Следующий день (25-е) мы провели в устье протока под названием Пини, как раз напротив селения Бонн, а за ночь продвинулись миль на 12. От каждого мыса на милю или две в середину реки простиралась длинная песчаная коса, которую приходилось огибать, делая большой круг. Террал стих в полночь, когда мы находились близ эсперы под названием Марай — устья мелководного протока.
26 сентября. Перспектива провести весь этот унылый день в Марай мне не улыбалась: бродить по берегу там нельзя было, потому что лес совершенно непроходим, а землю еще отчасти покрывала вода. Кроме того, мы употребили последнюю щепку, чтобы сварить кофе на заре, а достать новых дров в этом месте было невозможно. Так как в это утро на реке стоял мертвый штиль, я в 10 часов отдал распоряжение выйти из гавани и попробовать добраться на веслах до Пакиатубы, до которой оставалось всего 5 миль. Мы обогнули подводную косу, тянувшуюся от устья протока, и весело поплыли через залив, в глубине которого находилась гавань маленького поселения, как вдруг, к нашему ужасу, заметили в нескольких милях вниз по реке признаки надвигающегося снизу сильного дневного ветра, — к нам быстро приближалась длинная полоса пены, за которой темнела вода. Наши матросы тщетно старались достигнуть гавани; ветер нагонял нас, и мы бросили якорь на глубину трех фатомов в 2 милях от суши, лежавшей с подветренной стороны и отделенной от нас мелководьем. Шквал налетел с неистовой силой; огромные валы заливали судно, и мы промокли от брызг. Я не ожидал, что наш якорь выдержит, на всякий случай вытравил очень много каната и ждал на носе что же будет дальше; Жозе расположился у руля, а матросы стояли у кливера и фока, чтобы быть наготове на тот случай, если бы нам пришлось попытаться пройти над косой Марай, которая находилась теперь почти прямо с подветренной стороны от нас. Тем не менее наш кусочек железа удержался на месте — дно, к счастью, оказалось не таким песчаным, как во многих других местах около берега; однако, начал внушать опасения наш слабый канат. Мы оставались в таком положении целый день. Не было еды, так как в трюме все перемешалось в беспорядке — ящики с провизией, корзины, котелки и посуда. Ветер усилился к вечеру, когда огненно-красное солнце село за окутанные дымкой холмы на западном берегу; унылый характер пейзажа подчеркивался необычными цветовыми контрастами между черной, как смоль, водой и зловещими отблесками небес. Огромные волны то и дело разбивались о нос нашего судна, которое все дрожало под ударами. Если бы нас понесло здесь к берегу, все мои драгоценные коллекции были бы безвозвратно утрачены. Сами мы легко могли бы добраться до суши и пересесть на судно сеньора Онориу, который оставался позади у Пини и должен был проплыть мимо в ближайшие два-три дня. Когда наступила ночь, я в изнеможении от бессонной вахты улегся и заснул по примеру своих людей, которые поступили так же несколько раньше. Около 9 часов меня разбудил стук монтарии о борт судна — оно неожиданно повернуло через фордевинд, и полная луна, видневшаяся прежде за кормой, озарила своим сиянием каюту. Ветер сразу же прекратился, уступив место легким дуновениям с восточного берега и оставив после себя мертвую зыбь, катившуюся в мелководную бухту.
После этого я решил не идти ни на шаг дальше Пакиатубы, пока не добуду еще одного матроса, знакомого к тому же с судоходством по реке в этот сезон. Мы добрались до пристани в 10 часов и бросили якорь в устье протока. Утром я пошел по прекрасным тенистым лесным тропинкам, которые в июне, когда мы заходили сюда, плывя вверх по реке, служили фарватером, к дому надзирателя Сиприану. После бесконечных хлопот удалось убедить Сиприану дать мне еще одного индейца. В этом селении обосновалось около 30 семейств, но почти все здоровые мужчины были взяты за последние несколько недель правительством, чтобы сопровождать военную экспедицию против беглых негров, поселившихся в деревнях в глубине страны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140
22 сентября. Утром к нам явился старик Андре со своей женой. Он» принесли трех тракажа, т. е. черепах, и корзину яиц тракажа, чтобы выменять их у меня на бумажную ткань и кашасу. Рикарду, который уже некоторое время выражал недовольство, теперь, удовлетворив свое стремление повидать родителей, с радостью согласился сопровождать меня до Сантарена. Лишиться человека посредине путешествия было бы крайне неприятно, тем более что капитан Антониу в Авейрусе заболел и нигде по соседству никого достать нельзя было, но если бы мы не зашли в ситиу Андре, то нам не удалось бы удержать Рикарду от бегства при первой же высадке. Это был живой, беспокойный парень; хотя вначале он был дерзок и доставлял немало хлопот, но потом стал очень хорошим слугой; его товарищ Алберту был совершенно иного нрава: он был чрезвычайно молчалив и выполнял все свои обязанности с самой невозмутимой неуклонностью.
Мы выехали в 11 часов утра и успели немного проплыть, когда подул ветер е низовьев реки, и нам пришлось снова бросить якорь. Террал поднялся в 6 часов вечера, и с его помощью мы миновали длинную полосу окаймленного скалами берега близ Ита-Пуамы. В 10 часов чудовищный порыв ветра, налетевший из расщелины между холмами, подхватил нас, надув паруса бейдевинд, и швырнул челн чуть ли не набок, в то время как мы находились почти в миле от берега. У Жозе достало присутствия духа отпустить грота-шкот, а я прыгнул вперед и опустил шпринтов фока; оба индейца стояли, остолбенев, на носу. На нас обрушилось то, что лодочники называют trovoada secca, т.е. белым шквалом. Река в несколько минут вся покрылась пеной; ветер стих через какие-нибудь полчаса, но и террал не дул всю ночь, так что мы пошли на веслах к берегу в поисках якорной стоянки.
К полуночи 23-го достигли Тапаиуны, а утром 24-го прибыли в Ретиру, где встретили моего знакомого — ловкого сантаренского купца сеньора Шику Онориу. Его челн был больше размером и гораздо лучше снаряжен, чем мой. Весь день снизу дул сильный ветер, и мы остались здесь с Онориу. С ним была жена и несколько индейцев, мужчин и женщин. Мы развесили гамаки под деревьями и вместе позавтракали и пообедали, разостлав скатерть в тени на песчаном пляже, а до того убили множество рыбы при помощи тимбо, запас которых достали в Ита-Пуаме. Ночью, воспользовавшись береговым бризом, мы снова пустились в путь. Вода была мелкой на большом расстоянии от берега, а так как челн наш имел меньшую осадку, он пошел впереди, и наш лотовой выкрикивал результаты промеров для шедшего сзади купца; на расстоянии полумили от берега глубина составляла всего 1 фатом. Следующий день (25-е) мы провели в устье протока под названием Пини, как раз напротив селения Бонн, а за ночь продвинулись миль на 12. От каждого мыса на милю или две в середину реки простиралась длинная песчаная коса, которую приходилось огибать, делая большой круг. Террал стих в полночь, когда мы находились близ эсперы под названием Марай — устья мелководного протока.
26 сентября. Перспектива провести весь этот унылый день в Марай мне не улыбалась: бродить по берегу там нельзя было, потому что лес совершенно непроходим, а землю еще отчасти покрывала вода. Кроме того, мы употребили последнюю щепку, чтобы сварить кофе на заре, а достать новых дров в этом месте было невозможно. Так как в это утро на реке стоял мертвый штиль, я в 10 часов отдал распоряжение выйти из гавани и попробовать добраться на веслах до Пакиатубы, до которой оставалось всего 5 миль. Мы обогнули подводную косу, тянувшуюся от устья протока, и весело поплыли через залив, в глубине которого находилась гавань маленького поселения, как вдруг, к нашему ужасу, заметили в нескольких милях вниз по реке признаки надвигающегося снизу сильного дневного ветра, — к нам быстро приближалась длинная полоса пены, за которой темнела вода. Наши матросы тщетно старались достигнуть гавани; ветер нагонял нас, и мы бросили якорь на глубину трех фатомов в 2 милях от суши, лежавшей с подветренной стороны и отделенной от нас мелководьем. Шквал налетел с неистовой силой; огромные валы заливали судно, и мы промокли от брызг. Я не ожидал, что наш якорь выдержит, на всякий случай вытравил очень много каната и ждал на носе что же будет дальше; Жозе расположился у руля, а матросы стояли у кливера и фока, чтобы быть наготове на тот случай, если бы нам пришлось попытаться пройти над косой Марай, которая находилась теперь почти прямо с подветренной стороны от нас. Тем не менее наш кусочек железа удержался на месте — дно, к счастью, оказалось не таким песчаным, как во многих других местах около берега; однако, начал внушать опасения наш слабый канат. Мы оставались в таком положении целый день. Не было еды, так как в трюме все перемешалось в беспорядке — ящики с провизией, корзины, котелки и посуда. Ветер усилился к вечеру, когда огненно-красное солнце село за окутанные дымкой холмы на западном берегу; унылый характер пейзажа подчеркивался необычными цветовыми контрастами между черной, как смоль, водой и зловещими отблесками небес. Огромные волны то и дело разбивались о нос нашего судна, которое все дрожало под ударами. Если бы нас понесло здесь к берегу, все мои драгоценные коллекции были бы безвозвратно утрачены. Сами мы легко могли бы добраться до суши и пересесть на судно сеньора Онориу, который оставался позади у Пини и должен был проплыть мимо в ближайшие два-три дня. Когда наступила ночь, я в изнеможении от бессонной вахты улегся и заснул по примеру своих людей, которые поступили так же несколько раньше. Около 9 часов меня разбудил стук монтарии о борт судна — оно неожиданно повернуло через фордевинд, и полная луна, видневшаяся прежде за кормой, озарила своим сиянием каюту. Ветер сразу же прекратился, уступив место легким дуновениям с восточного берега и оставив после себя мертвую зыбь, катившуюся в мелководную бухту.
После этого я решил не идти ни на шаг дальше Пакиатубы, пока не добуду еще одного матроса, знакомого к тому же с судоходством по реке в этот сезон. Мы добрались до пристани в 10 часов и бросили якорь в устье протока. Утром я пошел по прекрасным тенистым лесным тропинкам, которые в июне, когда мы заходили сюда, плывя вверх по реке, служили фарватером, к дому надзирателя Сиприану. После бесконечных хлопот удалось убедить Сиприану дать мне еще одного индейца. В этом селении обосновалось около 30 семейств, но почти все здоровые мужчины были взяты за последние несколько недель правительством, чтобы сопровождать военную экспедицию против беглых негров, поселившихся в деревнях в глубине страны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140