Сеньор Сиприану был симпатичный и крайне вежливый молодой мамелуку. Он проводил нас в ночь на 28-е за 5 миль вниз по реке к мысу Жагуарари, где жил тот человек, которого он собирался послать со мной. Я был рад, когда оказалось, что мой новый матрос — солидный женатый индеец средних лет; мне показалось добрым знаком и его имя — Анжелу Кустодиу (ангел-хранитель).
Мыс Жагуарари представляет собой в это время года высокий песчаный берег, имеющий своим продолжением узкую косу, которая простирается мили на 3 по направлению к середине реки. Мы обогнули косу с большим трудом ночью 29-го и до рассвета достигли недурного убежища за подобной же песчаной отмелью у мыса Акаратингари, расположенного милях в 5 по прямой от места последней нашей стоянки. Мы остались здесь на весь день; матросы отжали тимбо в тихом озере между песчаной отмелью и берегом и добыли громадное количество рыбы, из которой я отобрал для моей коллекции шесть новых видов. За последующие две ночи мы продвинулись несколько больше, но сильный террал дул теперь всегда с северо-северо-востока и только после полуночи, поэтому часы, в течение которых мы могли плыть, сокращались, и нам приходилось разыскивать ближайшее убежище, не то нас отнесло бы обратно быстрее, чем мы продвинулись вперед.
2 октября мы достигли мыса Кажетуба и провели приятный день на берегу. Речной пейзаж в этих местах замечательно красив. Внизу широкого залива Арамана-и у подножия цепи поросших густым лесом холмов виднеются немногочисленные дома поселенцев; приподнятый над водой пляж белоснежного песка, врезаясь глубокими дугами в береговую линию, тянется от одного мыса к другому. До противоположного берега реки 10-11 миль, но к северу вплоть до четко рисующегося горизонта видны лишь вода да небо. Местность около мыса Кажетуба сходна с окрестностью Сантарена — те же кампу с рассеянными деревьями. Мы набрали много диких плодов — кажу, умири и апиранги. Ягода умири (Humirium fluribundum) , черная, с косточкой внутри, сходная по виду с черносливом и мало отличающаяся от него по вкусу. Апиранга — ярко-зеленая ягода с жесткой кожурой и сладкой вяжущей мякотью, в которой заключены семена. Между этим мысом и Алтар-ду-Шаном тянулась длинная полоса песчаного пляжа с довольно глубокой водой около берега, поэтому наши матросы вышли на берег с канатом и легко потащили куберту бечевой до самого селения. Здесь навстречу нам прошел длинный, тяжело нагруженный челн с горняками, направлявшимися во внутренние провинции. Команда состояла из десятка индейцев, толкавших лодку шестами: матросы — по пять с каждого борта — шагали один за другим по доске, настланной с этой целью, от носа к корме.
Мы потратили две ночи, огибая мыс Куруру, где за Алтар-ду-Шаном река, как я уже упоминал, отклоняется от своего направления на север. Беспорядочная груда камней, из-за которой терпит крушение много судов, тяжело груженных фариньей, простирается в этот сезон мелководья от подножия высокого утеса далеко на середину реки. В первую ночь (3 октября) шквал прогнал нас назад. Подгоняемые легким терралом, мы благополучно огибали косу, но тут маленькая черная туча, видневшаяся где-то около восходившей луны, вдруг разостлалась по небу к северу; береговой бриз стих, и над рекой поперек течения стали проноситься страшные порывы ветра. С великим трудом мы вновь укрылись за мысом. В течение двух часов свирепствовал чуть ли не ураган, и все это время небо у нас над головой оставалось восхитительно ясным и звездным. Сначала убежище наше было не вполне надежным, потому что ветер рвал такелаж парусов, а якорь начало волочить по дну. Однако Анжелу Кустодиу схватил канат, привязанный к фок-мачте, и прыгнул на берег; если бы он этого не сделал, нас, вероятно, погнало бы на много миль обратно вверх по бурной реке. После того как туча ушла, задул обычный восточный ветер, и дальнейшее наше продвижение по существу прекратилось на всю. ночь. На следующий день мы, закрепив как следует челн, вышли все на берег и проспали в тени деревьев с 11 часов до 5.
Расстояние между мысом Куруру и Сантареном мы прошлой за три дня, преодолевая прежние трудности — яростные встречные ветры, мелководье и скалистые берега. Я был счастлив, когда, наконец, благополучно добрался домой и все мои коллекции, добытые ценой стольких лишений и опасностей, были выгружены в целости и невредимости. Матросы, разгрузив лодку и доставив ее владельцу, явились ко мне за платой Они получили частью товарами, частью деньгами и после хорошего ужина в ночь на 7 октября взвалили на плечи свои котомки и отправились пешком по домам, миль за 80 по суше Меня несколько удивили те добрые чувства, которые выказали эти бедные индейцы при расставании. Анжелу Кустодиу сказал, что, когда бы я ни пожелал совершить поездку вверх по Тапажосу, он всегда готов служить мне лоцманом. Алберту был, как обычно, сдержан, но Рикарду, с которым я не раз жестоко ссорился, по-настоящему прослезился, когда тряс мне руку на прощанье.
Глава X
ВЕРХНЯЯ АМАЗОНКА. ПУТЕШЕСТВИЕ В ЭГУ
Отъезд из Барры. Первые сутки на Верхней Амазонке. — Унылый вид реки в период разлива. — Индейцы кукама. — Умственное развитие индейцев. — Шквалы. - Ламантин. — Лес. — Плавающая пемза с Андов. — Оползни. — Эга и ее жители. — Будни натуралиста в Эге. — Четыре сезона на Верхней Амазонке
Я вынужден увести теперь читателя из живописной холмистой области Тапажоса, от его темных, почти неподвижных струй на бескрайние лесистые равнины и желтые мутные воды Верхней Амазонки, или Солимоинса. Я продолжу рассказ о моем первом путешествии вверх по реке, который прервал в главе VII на посещении Барры на Риу-Негру, чтобы дать описание Сантарена и его окрестностей.
26 марта 1850 г., за три года до того, как в верховьях реки появились пароходы, я сел в Барре в куберту, которая возвращалась в Эгу — первый и единственный сколько-нибудь значительный город на необъятных пустынных просторах Солимоинса — из Сантарена, куда была послана с грузом черепахового масла в глиняных кувшинах. Хозяин, старый седой португальский купец Даниел Кардозу, остался в Барре, так как участвовал в судебных заседаниях в качестве присяжного — безвозмездная общественная обязанность, которая на шесть недель отвлекла его от собственных дел. Сам он собирался отплыть из Барры в маленькой лодке и посоветовал мне выслать мой тяжелый багаж вперед в куберте, а путешествие проделать с ним. Он рассчитывал добраться до Эги, расположенной в 370 милях от Барры, за 12-14 дней, между тем как большое судно должно было пробыть в пути 30-40 дней. Я, однако, предпочел путешествовать вместе со своим багажом, так как был уверен, что по пути не раз представится случай выйти на сушу и собирать коллекции на берегах реки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140
Мыс Жагуарари представляет собой в это время года высокий песчаный берег, имеющий своим продолжением узкую косу, которая простирается мили на 3 по направлению к середине реки. Мы обогнули косу с большим трудом ночью 29-го и до рассвета достигли недурного убежища за подобной же песчаной отмелью у мыса Акаратингари, расположенного милях в 5 по прямой от места последней нашей стоянки. Мы остались здесь на весь день; матросы отжали тимбо в тихом озере между песчаной отмелью и берегом и добыли громадное количество рыбы, из которой я отобрал для моей коллекции шесть новых видов. За последующие две ночи мы продвинулись несколько больше, но сильный террал дул теперь всегда с северо-северо-востока и только после полуночи, поэтому часы, в течение которых мы могли плыть, сокращались, и нам приходилось разыскивать ближайшее убежище, не то нас отнесло бы обратно быстрее, чем мы продвинулись вперед.
2 октября мы достигли мыса Кажетуба и провели приятный день на берегу. Речной пейзаж в этих местах замечательно красив. Внизу широкого залива Арамана-и у подножия цепи поросших густым лесом холмов виднеются немногочисленные дома поселенцев; приподнятый над водой пляж белоснежного песка, врезаясь глубокими дугами в береговую линию, тянется от одного мыса к другому. До противоположного берега реки 10-11 миль, но к северу вплоть до четко рисующегося горизонта видны лишь вода да небо. Местность около мыса Кажетуба сходна с окрестностью Сантарена — те же кампу с рассеянными деревьями. Мы набрали много диких плодов — кажу, умири и апиранги. Ягода умири (Humirium fluribundum) , черная, с косточкой внутри, сходная по виду с черносливом и мало отличающаяся от него по вкусу. Апиранга — ярко-зеленая ягода с жесткой кожурой и сладкой вяжущей мякотью, в которой заключены семена. Между этим мысом и Алтар-ду-Шаном тянулась длинная полоса песчаного пляжа с довольно глубокой водой около берега, поэтому наши матросы вышли на берег с канатом и легко потащили куберту бечевой до самого селения. Здесь навстречу нам прошел длинный, тяжело нагруженный челн с горняками, направлявшимися во внутренние провинции. Команда состояла из десятка индейцев, толкавших лодку шестами: матросы — по пять с каждого борта — шагали один за другим по доске, настланной с этой целью, от носа к корме.
Мы потратили две ночи, огибая мыс Куруру, где за Алтар-ду-Шаном река, как я уже упоминал, отклоняется от своего направления на север. Беспорядочная груда камней, из-за которой терпит крушение много судов, тяжело груженных фариньей, простирается в этот сезон мелководья от подножия высокого утеса далеко на середину реки. В первую ночь (3 октября) шквал прогнал нас назад. Подгоняемые легким терралом, мы благополучно огибали косу, но тут маленькая черная туча, видневшаяся где-то около восходившей луны, вдруг разостлалась по небу к северу; береговой бриз стих, и над рекой поперек течения стали проноситься страшные порывы ветра. С великим трудом мы вновь укрылись за мысом. В течение двух часов свирепствовал чуть ли не ураган, и все это время небо у нас над головой оставалось восхитительно ясным и звездным. Сначала убежище наше было не вполне надежным, потому что ветер рвал такелаж парусов, а якорь начало волочить по дну. Однако Анжелу Кустодиу схватил канат, привязанный к фок-мачте, и прыгнул на берег; если бы он этого не сделал, нас, вероятно, погнало бы на много миль обратно вверх по бурной реке. После того как туча ушла, задул обычный восточный ветер, и дальнейшее наше продвижение по существу прекратилось на всю. ночь. На следующий день мы, закрепив как следует челн, вышли все на берег и проспали в тени деревьев с 11 часов до 5.
Расстояние между мысом Куруру и Сантареном мы прошлой за три дня, преодолевая прежние трудности — яростные встречные ветры, мелководье и скалистые берега. Я был счастлив, когда, наконец, благополучно добрался домой и все мои коллекции, добытые ценой стольких лишений и опасностей, были выгружены в целости и невредимости. Матросы, разгрузив лодку и доставив ее владельцу, явились ко мне за платой Они получили частью товарами, частью деньгами и после хорошего ужина в ночь на 7 октября взвалили на плечи свои котомки и отправились пешком по домам, миль за 80 по суше Меня несколько удивили те добрые чувства, которые выказали эти бедные индейцы при расставании. Анжелу Кустодиу сказал, что, когда бы я ни пожелал совершить поездку вверх по Тапажосу, он всегда готов служить мне лоцманом. Алберту был, как обычно, сдержан, но Рикарду, с которым я не раз жестоко ссорился, по-настоящему прослезился, когда тряс мне руку на прощанье.
Глава X
ВЕРХНЯЯ АМАЗОНКА. ПУТЕШЕСТВИЕ В ЭГУ
Отъезд из Барры. Первые сутки на Верхней Амазонке. — Унылый вид реки в период разлива. — Индейцы кукама. — Умственное развитие индейцев. — Шквалы. - Ламантин. — Лес. — Плавающая пемза с Андов. — Оползни. — Эга и ее жители. — Будни натуралиста в Эге. — Четыре сезона на Верхней Амазонке
Я вынужден увести теперь читателя из живописной холмистой области Тапажоса, от его темных, почти неподвижных струй на бескрайние лесистые равнины и желтые мутные воды Верхней Амазонки, или Солимоинса. Я продолжу рассказ о моем первом путешествии вверх по реке, который прервал в главе VII на посещении Барры на Риу-Негру, чтобы дать описание Сантарена и его окрестностей.
26 марта 1850 г., за три года до того, как в верховьях реки появились пароходы, я сел в Барре в куберту, которая возвращалась в Эгу — первый и единственный сколько-нибудь значительный город на необъятных пустынных просторах Солимоинса — из Сантарена, куда была послана с грузом черепахового масла в глиняных кувшинах. Хозяин, старый седой португальский купец Даниел Кардозу, остался в Барре, так как участвовал в судебных заседаниях в качестве присяжного — безвозмездная общественная обязанность, которая на шесть недель отвлекла его от собственных дел. Сам он собирался отплыть из Барры в маленькой лодке и посоветовал мне выслать мой тяжелый багаж вперед в куберте, а путешествие проделать с ним. Он рассчитывал добраться до Эги, расположенной в 370 милях от Барры, за 12-14 дней, между тем как большое судно должно было пробыть в пути 30-40 дней. Я, однако, предпочел путешествовать вместе со своим багажом, так как был уверен, что по пути не раз представится случай выйти на сушу и собирать коллекции на берегах реки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140