Они делают кувшины с широким горлом для соуса тукупи, каизумы и маниокового пива емкостью на 20, а то и больше галлонов, разукрашивая их снаружи скрещенными косыми полосками разных цветов. Эти кувшины наряду с котелками, маленькими кувшинами для воды, духовыми ружьями, колчанами, сумками матири (заполненными всякой мелочью), корзинами, шкурами животных и т.п. составляли основную часть утвари их хижин, и больших и малых. Трупы вождей они погребают, подогнув у них ноги в коленях, в больших кувшинах под полом их хижин.
Полурелигиозные пляски и попойки, обычные у оседлых племен амазонских индейцев, тукуна устраивают в гораздо больших размерах, чем большинство прочих племен. Журупари, демон, — единственное высшее существо, о котором они имеют понятие, и имя его вплетается во все обряды, однако трудна установить, какие свойства они ему приписывают. По-видимому, его считают просто злым бесом, причиняющим повседневные неудачи, причины которых не вполне очевидны для их тупого ума. Напрасно и пытаться извлечь из тукуна какие-нибудь сведения по этому вопросу: при упоминании о Журупари они принимают чрезвычайно таинственный вид и на вопросы дают очень путаные ответы; ясно, впрочем, что понятие духа как благостного бога или создателя не проникло в сознание этих индейцев. Между всеми их обрядами и пантомимами существует большое сходство, будь то свадьба, празднество плодов, выдергивание волос с головы у детей или праздник, устроенный просто из любви к развлечениям. Некоторые племена в этих случаях украшают себя яркими перьями попугаев и ара Вождь носит головной убор, или шапку, из грудных перьев тукана, укрепленных на ткани из бромелиевого шнура, а над макушкой у него торчат хвостовые перья тукана. Браслеты на руках и ногах также украшаются пучками перьев. Иные носят маскарадные одеяния: это длинные плащи, спускающиеся ниже колен, из толстого белесого лыка одного дерева, волокна которого переплетаются столь правильным образом, что материал кажется искусно сделанной тканью. Плащ покрывает голову; для глаз вырезаются два маленьких отверстия, с обеих сторон пришивается по большому круглому куску ткани, натянутой на обод из гибкого дерева (куски эти изображают уши) а увеличенные черты лица рисуются желтыми, красными и черными полосками. Одежды шьют ниткой, которая делается из луба дерева уаисима. Иногда в эти праздники индейцы надевают причудливые головные уборы, изображающие головы обезьян или других животных, сделанные из ткани или шкуры натянутой на плетеную раму. Самая большая и уродливая маска изображает Журупари. В этих праздничных одеяниях тукуна монотонно раскачиваются и исполняют тяжеловесные танцы под пение и барабанный бой; они нередко гуляют так в продолжение трех-четырех дней и ночей подряд, выпивая огромные количества каизумы, куря табак и нюхая порошок парика.
Мне не удалось узнать, заключается ли в маскарадных плясках индейцев какой-либо глубокий символический смысл или танцы устраиваются в ознаменование какого-нибудь былого события из истории племени. Иные пляски, видимо, предназначены для умилостивления Журупари, но ряженый, изображающий духа иногда напивается пьяным наравне с остальными, и обращаются с ним без всякого почтения. Изо всего этого я мог понять, что индейцы тукуна не сохраняют памяти о событиях, происходивших до времен их отцов и дедов. Для праздника дает повод чуть ли не всякое радостное событие, в том числе и свадьба. Молодой человек, желающий жениться на девушке тукуна должен просить руки невесты у ее родителей, которые затем улаживают все остальное и назначают день свадебного обряда. Свадьба, происходившая во время святок, когда я находился в Сан-Паулу, продолжалась при полном воодушевлении участников в течение трех-четырех дней, стихая в полуденный зной, но разгораясь с новой силой каждый вечер. Все это время невеста, в украшениях из перьев, находилась на попечении старых женщин, в задачу которых входило, по-видимому, усердно удерживать жениха на безопасном расстоянии до окончания скучной поры танцев и пьянства. У тукуна есть один своеобразный обычай, общий с коллина и мауэ, — обращаться с молодыми девушками, обнаруживающими первые признаки женской зрелости, так, как будто они совершили какое-то преступление. Их отправляют на жирау, под курную и грязную крышу, и держат на весьма голодном режиме, иногда целый месяц. Я слышал об одной бедной девушке, которая умерла от такого обращения.
Из прочих племен в окрестности я располагаю сведениями еще только о мажерона, чья территория охватывает несколько сот миль на западном берегу реки Жауари, притока Солимоинса в 120 милях за Сан-Паулу. Это свирепые, упрямые, враждебно настроенные люди вроде арара с реки Мадейры и тоже людоеды. Судоходство по Жауари невозможно из-за того, что мажерона лежат на страже на берегах, чтобы перехватывать и убивать всех путешественников, особенно белых.
За четыре месяца до моего приезда в Сан-Паулу два метиса (почти белые) из деревни отправились промышлять на Жауари; за год или два до того со стороны мажерона проявились признаки смягчения враждебности. Прошло немного времени, и челн вернулся с известиями, что два молодых человека, убиты стрелами, изжарены и съедены дикарями. Жозе Патрисиу с обычной для него активностью в деле закона и порядка выслал на место вооруженный отряд национальной гвардии, чтобы расследовать происшествие и, если окажется, что убийство было неспровоцированным, отомстить. Когда отряд достиг поселения той группы, которая съела двух человек, оно оказалось покинутым; осталась только одна девушка, которая была в лесу, когда остальные бежали, и гвардейцы доставили ее в Сан-Паулу. От нее и от других индейцев с Жауари узнали, что молодые люди навлекли на себя гибель сами, оттого что неподобающим образом повели себя в отношении женщин мажерона. Девушку, когда она попала в Сан-Паулу, взял на свое попечение сеньор Жозе Патрисиу; он крестил ее, назвав Марией, и выучил португальскому языку. Я часто видел девушку, так как мой друг ежедневно посылал ее ко мне домой наполнить водой кувшины, развести огонь и т.д. Я тоже снискал ее расположение, так как извлек из ее спины личинку мухи Oestrus и вылечил от болезненной опухоли. Она была самым добродушным и, по всей видимости, самым сердечным, какой я когда-либо видел, образчиком своей расы. Высокая и очень крепкого сложения, с цветом кожи, несколько более светлым, чем то обычно для индейцев, своими манерами она в общем была больше похожа на беспечную веселую крестьянку, какую каждый день можно встретить среди трудящегося населения в английской деревне, чем на людоедку. Я слышал, как эта простодушная девушка самым спокойным образом рассказывала о том, как она ела куски тела молодых людей, которых изжарило ее племя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140
Полурелигиозные пляски и попойки, обычные у оседлых племен амазонских индейцев, тукуна устраивают в гораздо больших размерах, чем большинство прочих племен. Журупари, демон, — единственное высшее существо, о котором они имеют понятие, и имя его вплетается во все обряды, однако трудна установить, какие свойства они ему приписывают. По-видимому, его считают просто злым бесом, причиняющим повседневные неудачи, причины которых не вполне очевидны для их тупого ума. Напрасно и пытаться извлечь из тукуна какие-нибудь сведения по этому вопросу: при упоминании о Журупари они принимают чрезвычайно таинственный вид и на вопросы дают очень путаные ответы; ясно, впрочем, что понятие духа как благостного бога или создателя не проникло в сознание этих индейцев. Между всеми их обрядами и пантомимами существует большое сходство, будь то свадьба, празднество плодов, выдергивание волос с головы у детей или праздник, устроенный просто из любви к развлечениям. Некоторые племена в этих случаях украшают себя яркими перьями попугаев и ара Вождь носит головной убор, или шапку, из грудных перьев тукана, укрепленных на ткани из бромелиевого шнура, а над макушкой у него торчат хвостовые перья тукана. Браслеты на руках и ногах также украшаются пучками перьев. Иные носят маскарадные одеяния: это длинные плащи, спускающиеся ниже колен, из толстого белесого лыка одного дерева, волокна которого переплетаются столь правильным образом, что материал кажется искусно сделанной тканью. Плащ покрывает голову; для глаз вырезаются два маленьких отверстия, с обеих сторон пришивается по большому круглому куску ткани, натянутой на обод из гибкого дерева (куски эти изображают уши) а увеличенные черты лица рисуются желтыми, красными и черными полосками. Одежды шьют ниткой, которая делается из луба дерева уаисима. Иногда в эти праздники индейцы надевают причудливые головные уборы, изображающие головы обезьян или других животных, сделанные из ткани или шкуры натянутой на плетеную раму. Самая большая и уродливая маска изображает Журупари. В этих праздничных одеяниях тукуна монотонно раскачиваются и исполняют тяжеловесные танцы под пение и барабанный бой; они нередко гуляют так в продолжение трех-четырех дней и ночей подряд, выпивая огромные количества каизумы, куря табак и нюхая порошок парика.
Мне не удалось узнать, заключается ли в маскарадных плясках индейцев какой-либо глубокий символический смысл или танцы устраиваются в ознаменование какого-нибудь былого события из истории племени. Иные пляски, видимо, предназначены для умилостивления Журупари, но ряженый, изображающий духа иногда напивается пьяным наравне с остальными, и обращаются с ним без всякого почтения. Изо всего этого я мог понять, что индейцы тукуна не сохраняют памяти о событиях, происходивших до времен их отцов и дедов. Для праздника дает повод чуть ли не всякое радостное событие, в том числе и свадьба. Молодой человек, желающий жениться на девушке тукуна должен просить руки невесты у ее родителей, которые затем улаживают все остальное и назначают день свадебного обряда. Свадьба, происходившая во время святок, когда я находился в Сан-Паулу, продолжалась при полном воодушевлении участников в течение трех-четырех дней, стихая в полуденный зной, но разгораясь с новой силой каждый вечер. Все это время невеста, в украшениях из перьев, находилась на попечении старых женщин, в задачу которых входило, по-видимому, усердно удерживать жениха на безопасном расстоянии до окончания скучной поры танцев и пьянства. У тукуна есть один своеобразный обычай, общий с коллина и мауэ, — обращаться с молодыми девушками, обнаруживающими первые признаки женской зрелости, так, как будто они совершили какое-то преступление. Их отправляют на жирау, под курную и грязную крышу, и держат на весьма голодном режиме, иногда целый месяц. Я слышал об одной бедной девушке, которая умерла от такого обращения.
Из прочих племен в окрестности я располагаю сведениями еще только о мажерона, чья территория охватывает несколько сот миль на западном берегу реки Жауари, притока Солимоинса в 120 милях за Сан-Паулу. Это свирепые, упрямые, враждебно настроенные люди вроде арара с реки Мадейры и тоже людоеды. Судоходство по Жауари невозможно из-за того, что мажерона лежат на страже на берегах, чтобы перехватывать и убивать всех путешественников, особенно белых.
За четыре месяца до моего приезда в Сан-Паулу два метиса (почти белые) из деревни отправились промышлять на Жауари; за год или два до того со стороны мажерона проявились признаки смягчения враждебности. Прошло немного времени, и челн вернулся с известиями, что два молодых человека, убиты стрелами, изжарены и съедены дикарями. Жозе Патрисиу с обычной для него активностью в деле закона и порядка выслал на место вооруженный отряд национальной гвардии, чтобы расследовать происшествие и, если окажется, что убийство было неспровоцированным, отомстить. Когда отряд достиг поселения той группы, которая съела двух человек, оно оказалось покинутым; осталась только одна девушка, которая была в лесу, когда остальные бежали, и гвардейцы доставили ее в Сан-Паулу. От нее и от других индейцев с Жауари узнали, что молодые люди навлекли на себя гибель сами, оттого что неподобающим образом повели себя в отношении женщин мажерона. Девушку, когда она попала в Сан-Паулу, взял на свое попечение сеньор Жозе Патрисиу; он крестил ее, назвав Марией, и выучил португальскому языку. Я часто видел девушку, так как мой друг ежедневно посылал ее ко мне домой наполнить водой кувшины, развести огонь и т.д. Я тоже снискал ее расположение, так как извлек из ее спины личинку мухи Oestrus и вылечил от болезненной опухоли. Она была самым добродушным и, по всей видимости, самым сердечным, какой я когда-либо видел, образчиком своей расы. Высокая и очень крепкого сложения, с цветом кожи, несколько более светлым, чем то обычно для индейцев, своими манерами она в общем была больше похожа на беспечную веселую крестьянку, какую каждый день можно встретить среди трудящегося населения в английской деревне, чем на людоедку. Я слышал, как эта простодушная девушка самым спокойным образом рассказывала о том, как она ела куски тела молодых людей, которых изжарило ее племя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140