Ну уж нет. Хватит. Чао, бэби!
Он опять тяжело вздохнул. Что уж тут можно возразить? Что он едва не забрался в постель с Кэтрин Гейдж, но все-таки не забрался? Разве сейчас это имеет какое-нибудь значение? Было такое намерение, чего уж тут оправдываться.
Эдвина со значением посмотрела на часы.
– Твои две минуты истекли, – проговорила она язвительным тоном.
– Что? Но ты даже не дала мне возможности…
– Вон! – дрожащим пальцем она указала в сторону лестницы.
– Я люблю тебя. Я понимаю, сейчас все страшно запуталось, но я и хотел все прояснить! – Натолкнувшись на непримиримое ожесточение, он еще раз пылко произнес: – Разве ты не слышишь, что я говорю? Я сказал, что люблю тебя!
Эдвина оставалась непоколебима. Ну просто Чингисхан в юбке!
– Это занятие меня больше не привлекает, Р.Л., – сообщила она сухо. – Ну, так уберешься или нет? Или же мне придется вышвырнуть тебя отсюда?
Не желая покоряться, он с упрямством сильного продолжал стоять на своем:
– Очевидно, придется меня вышвырнуть.
– Ну, тогда не говори, что тебя не предупреждали.
– Не предупреждали? О чем?
Она обреченно вздохнула.
– Вот о чем.
К этому он не готовился. Даже и мысли такой не приходило. О подобном повороте событий кто же мог подозревать, тем более ожидать этого от Эдвины! Еще секунду назад она спокойно стояла на месте и вдруг в одно мгновение колено ее взметнулось вверх, нацеленное в ту самую точку, где, по странному и несправедливому закону физиологии, оно больше всего могло причинить боль мужчине.
Остальное было как в тумане. Глаза готовы были вылезти из орбит, из груди вырвался стон. Согнувшись, он прижал руки к паху, побледнел и тяжело рухнул на колени.
Судя по всему, эта сцена доставила ее режиссеру и исполнительнице немалое удовольствие. Слегка отойдя назад, она не спускала с него глаз, пока он корчился от боли у ее ног.
Наконец, подняв голову, Р.Л. взглянул на нее со смешанным чувством боли и недоумения.
– Зачем ты так, Эдс? – выдавил он срывающимся на фальцет голосом.
– Затем, – сладким голосом объяснила Эдвина, – что иначе ты просто не понимаешь. Когда я говорю убирайся – значит, убирайся. – Она опять указала дрожащим пальцем вниз, на выход. – Ну, уматывай же! Иначе я не гарантирую, что через несколько минут ты вообще способен будешь к продолжению рода!
На этот раз осмотрительность подсказала Р.Л., что лучше подчиниться.
36
Казалось, само воплощение ужаса и ненависти с грохотом мчалось по 2-й улице. На перекрестке с 14-й он попал на красный, но это не остановило его.
Не обращая внимания на светофор и не снижая скорости, Змей просто резко повернул свой ревущий „харлей" направо и поехал по 14-й на запад. Для Воинов Сатаны не существует ни закона, ни порядка – только превосходство белых.
Теперь он двигался медленнее. Обдавая его горячим воздухом, мимо проносились машины. Плевать. Он не торопится. Эти несчастные засранцы в своих консервных банках обгоняют! Подумаешь! От него не убудет. Стоит только прибавить газу, и все они будут сзади.
Зная это, получаешь особое удовольствие от медленной езды. Из улицы слева вывернула машина, набитая подростками, и поехала вровень с ним; внутри оглушительно гремела музыка.
Змей взглянул на них и усмехнулся. Девчонка на заднем сиденье привлекла его внимание, и он тут же сально чмокнул губами, как будто целуя ее.
Всем своим видом показывая, что не принимает этого, она состроила обиженную гримаску и, презрительно подняв подбородок, отвернула хорошенькое личико.
– Ах ты, сучка, – пробормотал Змей, махнув ей рукой. Машина прибавила скорости и ушла вперед. – Значит, хочешь покрасоваться, трахальщик несчастный? Так, да? – Змей расхохотался. – Посмотрим, что ты скажешь на это, очко в заднице! – Он крутнул газ и открыл дроссель. Огромный мотоцикл с легкостью обогнал машину, ветер резанул по глазам, и мгновенная скорость наполнила Змея злобной радостью.
Он оглянулся: внимание сидевших в машине было приковано к нему.
Включив первую скорость, он снова поехал медленно. Затем, за несколько секунд до того, как машина поровнялась с ним, он полностью открыл дроссель и сделал „колесико".
Эффект был потрясающий: переднее колесо „харлея", оторвавшись от асфальта, повисло в воздухе под немыслимым углом. Пересекая Университетскую площадь, Змей проехал так добрых полквартала, прежде чем – легко и плавно – опустил его на землю.
Изящно, без дураков.
Водитель машины, разозлившись, что его обставили, резко, взвизгнув шинами, свернул вправо на 5-ю авеню, и машина исчезла.
Громко расхохотавшись, Змей вытянул ноги в старых грубых ботинках и поставил их на специально сделанные подставки.
На 6-й авеню ему пришлось сбавить скорость. Желтый впереди уже переключался на красный, и вся вереница автомобилей постепенно останавливалась.
Вдруг он прищурился, и его желто-карие глаза засветились предвкушением удовольствия.
Чуть впереди, сразу за перекрестком, он заметил ярко-красный „феррари", сверкающий, как только что вымытое яблоко.
Он уже чувствовал, как внутри нарастает возбуждение. „Что мы имеем? Кто-то вообразил, что он очень крутой!" Губы Змея растянулись в кривой усмешке: он предчувствовал игру. Он уже соскучился по хорошей гонке на измор.
А по своему опыту Змей знал, что в дорогой спортивной машине он наверняка увидит хорошенькую телку, уютно устроившуюся рядом с водителем.
Заодно можно показать ей, как ездят настоящие мужчины.
Билли Дон застыла в ту же секунду, как только услышала разрывающий воздух рев – так мог реветь только „харлей-дэвидсон". Невольно она схватила руку Дункана, через рукав он даже почувствовал ее ногти. Затем свет от передней фары проник сквозь заднее стекло в салон, осветив его, словно прожектором, и ушел в сторону.
Как только мотоцикл поравнялся с передней пассажирской дверцей, рев перешел в глухое угрожающее ворчание.
Дункан почувствовал, что ей страшно.
– Все в порядке, Билли. – Но это ее не успокоило. Даже не глядя в окно, она знала, чей это мотоцикл. За те годы, что она подружкой Змея ездила на заднем сиденье, она изучила каждый звук его машины так же хорошо, как давнишние обитатели старого дома каждый его скрип и шорох.
Из груди ее вырвался стон.
– Док, это он! Я знаю! Ради Бога, Док…
– Дорогая, это всего лишь мотоцикл. – Это его мотоцикл!
– Она вздрагивала всякий раз, когда рев „харлея" оглушающе усиливался и стихал, вновь усиливался и стихал. Это было как направленная стрельба, он выжидал, делая разведку и бросая вызов – вызов к изматывающей гонке.
Дункану пришлось кричать, чтобы Билли его услышала.
– Дорогая, может быть, вы просто… В этот момент рев стих – двигатель работал лишь на холостых оборотах, – и внезапно раздался стук в окно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139
Он опять тяжело вздохнул. Что уж тут можно возразить? Что он едва не забрался в постель с Кэтрин Гейдж, но все-таки не забрался? Разве сейчас это имеет какое-нибудь значение? Было такое намерение, чего уж тут оправдываться.
Эдвина со значением посмотрела на часы.
– Твои две минуты истекли, – проговорила она язвительным тоном.
– Что? Но ты даже не дала мне возможности…
– Вон! – дрожащим пальцем она указала в сторону лестницы.
– Я люблю тебя. Я понимаю, сейчас все страшно запуталось, но я и хотел все прояснить! – Натолкнувшись на непримиримое ожесточение, он еще раз пылко произнес: – Разве ты не слышишь, что я говорю? Я сказал, что люблю тебя!
Эдвина оставалась непоколебима. Ну просто Чингисхан в юбке!
– Это занятие меня больше не привлекает, Р.Л., – сообщила она сухо. – Ну, так уберешься или нет? Или же мне придется вышвырнуть тебя отсюда?
Не желая покоряться, он с упрямством сильного продолжал стоять на своем:
– Очевидно, придется меня вышвырнуть.
– Ну, тогда не говори, что тебя не предупреждали.
– Не предупреждали? О чем?
Она обреченно вздохнула.
– Вот о чем.
К этому он не готовился. Даже и мысли такой не приходило. О подобном повороте событий кто же мог подозревать, тем более ожидать этого от Эдвины! Еще секунду назад она спокойно стояла на месте и вдруг в одно мгновение колено ее взметнулось вверх, нацеленное в ту самую точку, где, по странному и несправедливому закону физиологии, оно больше всего могло причинить боль мужчине.
Остальное было как в тумане. Глаза готовы были вылезти из орбит, из груди вырвался стон. Согнувшись, он прижал руки к паху, побледнел и тяжело рухнул на колени.
Судя по всему, эта сцена доставила ее режиссеру и исполнительнице немалое удовольствие. Слегка отойдя назад, она не спускала с него глаз, пока он корчился от боли у ее ног.
Наконец, подняв голову, Р.Л. взглянул на нее со смешанным чувством боли и недоумения.
– Зачем ты так, Эдс? – выдавил он срывающимся на фальцет голосом.
– Затем, – сладким голосом объяснила Эдвина, – что иначе ты просто не понимаешь. Когда я говорю убирайся – значит, убирайся. – Она опять указала дрожащим пальцем вниз, на выход. – Ну, уматывай же! Иначе я не гарантирую, что через несколько минут ты вообще способен будешь к продолжению рода!
На этот раз осмотрительность подсказала Р.Л., что лучше подчиниться.
36
Казалось, само воплощение ужаса и ненависти с грохотом мчалось по 2-й улице. На перекрестке с 14-й он попал на красный, но это не остановило его.
Не обращая внимания на светофор и не снижая скорости, Змей просто резко повернул свой ревущий „харлей" направо и поехал по 14-й на запад. Для Воинов Сатаны не существует ни закона, ни порядка – только превосходство белых.
Теперь он двигался медленнее. Обдавая его горячим воздухом, мимо проносились машины. Плевать. Он не торопится. Эти несчастные засранцы в своих консервных банках обгоняют! Подумаешь! От него не убудет. Стоит только прибавить газу, и все они будут сзади.
Зная это, получаешь особое удовольствие от медленной езды. Из улицы слева вывернула машина, набитая подростками, и поехала вровень с ним; внутри оглушительно гремела музыка.
Змей взглянул на них и усмехнулся. Девчонка на заднем сиденье привлекла его внимание, и он тут же сально чмокнул губами, как будто целуя ее.
Всем своим видом показывая, что не принимает этого, она состроила обиженную гримаску и, презрительно подняв подбородок, отвернула хорошенькое личико.
– Ах ты, сучка, – пробормотал Змей, махнув ей рукой. Машина прибавила скорости и ушла вперед. – Значит, хочешь покрасоваться, трахальщик несчастный? Так, да? – Змей расхохотался. – Посмотрим, что ты скажешь на это, очко в заднице! – Он крутнул газ и открыл дроссель. Огромный мотоцикл с легкостью обогнал машину, ветер резанул по глазам, и мгновенная скорость наполнила Змея злобной радостью.
Он оглянулся: внимание сидевших в машине было приковано к нему.
Включив первую скорость, он снова поехал медленно. Затем, за несколько секунд до того, как машина поровнялась с ним, он полностью открыл дроссель и сделал „колесико".
Эффект был потрясающий: переднее колесо „харлея", оторвавшись от асфальта, повисло в воздухе под немыслимым углом. Пересекая Университетскую площадь, Змей проехал так добрых полквартала, прежде чем – легко и плавно – опустил его на землю.
Изящно, без дураков.
Водитель машины, разозлившись, что его обставили, резко, взвизгнув шинами, свернул вправо на 5-ю авеню, и машина исчезла.
Громко расхохотавшись, Змей вытянул ноги в старых грубых ботинках и поставил их на специально сделанные подставки.
На 6-й авеню ему пришлось сбавить скорость. Желтый впереди уже переключался на красный, и вся вереница автомобилей постепенно останавливалась.
Вдруг он прищурился, и его желто-карие глаза засветились предвкушением удовольствия.
Чуть впереди, сразу за перекрестком, он заметил ярко-красный „феррари", сверкающий, как только что вымытое яблоко.
Он уже чувствовал, как внутри нарастает возбуждение. „Что мы имеем? Кто-то вообразил, что он очень крутой!" Губы Змея растянулись в кривой усмешке: он предчувствовал игру. Он уже соскучился по хорошей гонке на измор.
А по своему опыту Змей знал, что в дорогой спортивной машине он наверняка увидит хорошенькую телку, уютно устроившуюся рядом с водителем.
Заодно можно показать ей, как ездят настоящие мужчины.
Билли Дон застыла в ту же секунду, как только услышала разрывающий воздух рев – так мог реветь только „харлей-дэвидсон". Невольно она схватила руку Дункана, через рукав он даже почувствовал ее ногти. Затем свет от передней фары проник сквозь заднее стекло в салон, осветив его, словно прожектором, и ушел в сторону.
Как только мотоцикл поравнялся с передней пассажирской дверцей, рев перешел в глухое угрожающее ворчание.
Дункан почувствовал, что ей страшно.
– Все в порядке, Билли. – Но это ее не успокоило. Даже не глядя в окно, она знала, чей это мотоцикл. За те годы, что она подружкой Змея ездила на заднем сиденье, она изучила каждый звук его машины так же хорошо, как давнишние обитатели старого дома каждый его скрип и шорох.
Из груди ее вырвался стон.
– Док, это он! Я знаю! Ради Бога, Док…
– Дорогая, это всего лишь мотоцикл. – Это его мотоцикл!
– Она вздрагивала всякий раз, когда рев „харлея" оглушающе усиливался и стихал, вновь усиливался и стихал. Это было как направленная стрельба, он выжидал, делая разведку и бросая вызов – вызов к изматывающей гонке.
Дункану пришлось кричать, чтобы Билли его услышала.
– Дорогая, может быть, вы просто… В этот момент рев стих – двигатель работал лишь на холостых оборотах, – и внезапно раздался стук в окно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139