Гароид, с волосами как пакля, длинной бородой и любовью к костюмам из коричневого вельвета, которые можно было зака­зать только в Дублине, стал кумиром племянника. Он жил без всякой системы и гордился этим. Именно стремление к незави­симости заставило его бросить дом в Суррее, переехать в Керри и стать писателем. То, что он сменил имя на его ирландский вари­ант, также было частью игры. Прежний Джерри стал Гароид ом и большим ирландцем, чем сами ирландцы. Он мог часами петь старые ирландские песни, которые помнил от слова до слова, и назубок знал расположение каждого каменного кольца в Мансте­ре. Гароид зарабатывал себе на жизнь тем, что проводил экскур­сии для туристов, которые приезжали в Керри, пытаясь найти свои корни. Но с годами его страсть к бутылке все увеличивалась; в пьяном виде он обзывал туристов шайкой бродяг и советовал им поскорее убраться туда, откуда они прибыли.
К своему стыду, Мэтт не был у дяди больше четырех лет. Он ужасно переживал, что не сумел приехать в Редлайон на похоро­ны Гароида, потому что в это время занимался проектом, от ко­торого зависело будущее агентства. Мэтт поклялся искупить свою вину перед покойным и стать писателем. Оставив Бат и плюнув на карьеру (хотя бы только на год), он выполнит свой долг перед любимым дядюшкой.
4
Вирджиния Коннелл стояла в гараже своего нового дома, смотрела на клюшки для гольфа и грустно улыбалась. Она нена­видела эти клюшки всю свою жизнь. Во всяком случае, они ее раздражали. Каждый уик-энд, независимо от погоды, Билл играл в гольф. Этот чудесный человек никогда не помнил никаких дат, но какой-то мужской инстинкт не позволял ему забывать о гольфе.
Впрочем, они никогда не ссорились из-за этого. Вирджиния была самостоятельной женщиной. «А как же может быть иначе, если у тебя трое детей и муж, которого никогда не бывает до­ма?» – бодро говорила она. Когда Билл забывал об очередном обеде, на котором должен был присутствовать вместе с женой, она грозила ему пальцем и говорила, что проверит, когда у него будет ближайшее «окно» в расписании. Муж улыбался, целовал ее и обещал, что они съездят в какое-нибудь замечательное мес­то. Конечно, они никуда не ездили – в лучшем случае съедали бифштекс с чипсами в ближайшей пивной. Но Вирджинию это не слишком огорчало. Она любила Билла, а он любил ее. Все ос­тальное не имело значения.
Билл много лет пытался уговорить ее начать играть в гольф. Вирджиния смеялась и отвечала, что муж предлагает это, чтобы они могли видеться еще и в гольф-клубе, а не только на кухне во время завтрака.
Вирджиния осторожно сняла с клюшки замшевый чехол, по­гладила полированную ручку и вспомнила, как радовался муж, когда купил ее.
– Что значит век высоких технологий! – серьезно сказал он в ту памятную апрельскую субботу восемнадцать месяцев назад. А потом объяснил, что его старая клюшка относилась к девятой категории, в то время как новая – к одиннадцатой с половиной.
– А ты уверен, что это лучше? – лукаво спросила Вирджиния, заваривая чай.
– Это почти совершенство! – Билл готов был пуститься в объ­яснения, но вовремя заметил ее улыбку и махнул рукой. – Ладно, что с тобой говорить? А между прочим, некоторые жены разделя­ют интересы своих мужей!
– Да, а некоторые мужья иногда бывают дома, – парировала она. – Если сегодня ты не вернешься к восьми вечера, я заведу любовника. Что ты на это скажешь?
Билл сделал вид, что задумался. Он склонил седую голову набок и прищурил карие глаза.
– Не могла бы ты завести интрижку с профессиональным иг­роком в гольф? Он мог бы бесплатно давать мне уроки.
– Значит, договорились, – улыбнулась Вирджиния. – Хо­чешь печенья?
Но в тот вечер Билл не вернулся к восьми часам. Он не вернул­ся вообще. Разбился в машине, возвращаясь из клуба, до которо­го было двадцать минут езды. При этом уцелели только клюшки, лежавшие в багажнике. Вся передняя часть автомобиля превра­тилась в лепешку, как и ее обожаемый Билл. Но он не почувство­вал боли, потому что еще до того умер от обширного инфаркта. Так сказали врачи. Как будто это что-то меняло.
Полицейские вернули Вирджинии клюшки. Решили, что это будет ей приятно. Вирджиния в сердцах швырнула их в гараж, потому что должна была выместить на чем-то свой гнев. Она зады­халась от невыносимой боли, и кто-то или что-то непременно должно было пострадать. Более подходящего кандидата на роль жертвы под рукой не оказалось.
К счастью, все три их сына к тому времени были уже взрослы­ми. Они держались молодцами и взяли похороны на себя, потому что мать была на это не способна. Впервые в жизни умная и умею­щая держать себя в руках Вирджиния Коннелл развалилась на части. Эта женщина, славившаяся своим печеньем и фантасти­ческими бифштексами, такими нежными, что их можно было резать ложкой, теперь не могла даже заварить чай. Потрясенные люди звонили по телефону и выражали соболезнования, но она их почти не слышала.
По утрам Вирджиния не могла решить, что ей надеть. И даже за­бывала чистить зубы. Она перестала причесываться, и седые пряди уныло висели вдоль ее серого лица. Через три месяца после смерти Билла средний сын Лоренс, пораженный состоянием матери, повез ее в парикмахерскую.
– Я не могу туда войти, – просто сказала Вирджиния, когда они добрались до Клонтарфа. – Да и зачем? Лоренс только руками развел.
В довершение беды через месяц после похорон попал под ма­шину ее любимый спаниель Оскар. Раньше песик прижимался к ней бархатным тельцем и лизал хозяйке руки. Оставшись без свое­го последнего утешения, Вирджиния окончательно утратила ин-терес к окружающему.
Она помнила слова матери о том, что время – лучший лекарь, но не могла с ними согласиться. Время не лечит, а замораживает, как анестезия. Боль становится терпимой, но так и не проходит. Она никогда не имела дела с банками и страховыми компания­ми – этим занимался Билл. Вирджиния поняла, как много он де­лал, когда из почтового ящика выпала гора счетов и извещений. Она часто шутила, что мужу повезло: он возвращался в чисто уб­ранный дом, где холодильник набит продуктами, в шкафу висят глаженые рубашки, а в ванной есть зубная паста. Теперь стало ясно, что Билл делал для нее не меньше. Она никогда не видела счета за электричество и не заполняла анкеты для банка. Ей чуть не отключили телефон, потому что первые полгода Вирджиния не глядя сметала все письма с напористыми требованиями банка, страховой компании или адвокатской конторы в ящик стола. Ирония судьбы заключалась в том, что благодаря огромному страховому полису Билла она осталась богатой вдовой. Муж заботился о ней даже мертвый. Но деньги не могли облегчить боль от душевной травмы, вызванной его внезапной смертью.
Когда через полгода после смерти отца Лоренс понял, что про­исходит, он чуть не упал в обморок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128