Просто на стенку лезу, если не перепихнусь хоть разок в день.
Кей призналась, что ее нерешительность не имеет ничего общего с прекрасным принцем, и объяснила Сильвии, почему так ненавидит все, что связано с сексом.
Та слушала, честно пытаясь понять и посочувствовать, но, обладая совершенно иным мировоззрением, никак не могла вникнуть в суть проблем Кей.
– Черт, – озадаченно протянула она, – не вижу ничего ужасного в том, что этот тип проделывал с твоей мамашей. Я позволяла парням связывать себя – знаешь, как здорово! Попробуй как-нибудь сама – то есть, когда начнешь.
Выслушав рассказ о Лью Паркере, Сильвия заметила:
– Погоди, а что, если он в самом деле пытался помочь тебе расслабиться? Знаешь, Кей, ты не должна считать, что каждый парень, которого ты заводишь, обязательно такой уж ублюдок паршивый, особенно из-за того, что при виде тебя они сразу вспыхивают, как рождественская гирлянда! Может, ты этого не сознаешь, но поверь, ты чертовски сексуальна – я таких женщин еще не встречала.
Кей залилась краской.
– Понимаешь, – продолжала Сильвия, – у одних голос хороший, другие рисовать умеют, а у тебя – это самое, Кей, притягательность, что ли? Как это… обаяние. Поэтому я и заговорила с тобой в парке. Конечно, я не мужик, но знаешь, как чувствую такое?
– Но мне это вовсе не нужно, – вскинулась Кей. – Это не талант, здесь вовсе нечем гордиться и нечего использовать!
Сильвия сочувственно покачала головой.
– Бедняжка! Пока все беспокоятся насчет войны и мира, ты ведешь войну с собой. Нельзя изменить свою природу, Кей, и если от своей чувственности не спрячешься, остается только с ней примириться.
– Как ты? – съязвила Кей, – ложиться в постель с каждым, кого встретишь?
Сильвия грустно улыбнулась.
– Для меня это означает примирение с собой. Я не пытаюсь перебороть себя и не ненавижу себя за это. Есть вещи гораздо худшие, чем быть нимфоманкой.
– Кем?
Кей никогда не слышала этого слова раньше.
– Нимфоманки – это те, кому повезло настолько, чтобы все время хотеть мужика.
– По-моему, это везением не назовешь, – заметила Кей.
– Может, я и соглашусь… если не удастся трахнуться, когда захочется. Но пока не жалуюсь.
Именно эта пропасть между ними оказалась непреодолимой. Но существовало многое другое, роднившее девушек, – исковерканное детство, жизнь без отца, матери, слишком занятых собственными проблемами. Вечером, когда Сильвия заснула, Кей еще долго лежала в большой постели, думая о том, что нашла не просто подругу – слишком они разные, чтобы стать друзьями. Теперь Сильвия казалась чем-то вроде сестры.
Когда на следующее утро, когда Кей проснулась, Сильвия уже встала. Кей нашла ее в ванной перед зеркалом, где та пыталась подстричься маникюрными ножницами.
– Ну как тебе нравится моя новая внешность! – спросила она.
Кей потеряла дар речи. Центральной деталью оказался тщательно выстриженный круглый островок вокруг раны. Несколько других проплешин были разбросаны в океане светлых волос – треугольник, квадрат, пара пятиконечных звезд. На марлевой наклейке, закрывавшей порез, розовой губной помадой был нарисован символ мира.
– Тебе идет, – искренне сказала наконец Кей.
В этом белокуром сорванце с огромными синими глазами было нечто, позволяющее прекрасно выглядеть в любом, самом дурацком наряде или обличье; от этого девушка только казалась еще более прелестной и беспомощной.
И хотя Кей постаралась этого не заметить, но деталью «новой внешности» Сильвии было муу-муу, которое та вытащила из чемодана подруги.
Они провели вместе и этот день, только на этот раз не сидели в номере.
– Я получила боевые ранения, – объявила Сильвия, – и теперь с чистой совестью заслужила право на отдых и развлечения.
В любом случае, волна демонстраций постепенно спадала. На очередном заседании съезда демократов вчера вечером кандидатом в президенты был выдвинут Хьюберт Хамфри; автобусы с деморализованными активистами движения сторонников мира уже покидали город. После завтрака девушки отправились за покупками в нижнюю часть города на Магнифисент Майл, где располагались лучшие магазины Чикаго.
– Я делаю это только ради тебя, Кей, – с шутливо-страдальческим видом объявила Сильвия. – Мне сюда ходить не по карману! Но папаша тебе денежки дал… одежда так и так нужна.
– Мне есть что носить.
– Все это хлам! – категорически объявила Сильвия.
Вспомнив о, мягко говоря, странных костюмах подруги, Кей предположила, что та предложит обзавестись футболками в тюремную полоску или костюмом акробатки на трапеции, но, к ее удивлению, Сильвия заявила, что Кей нужны более строгие, «серьезные» вещи, чтобы не слишком выделяться в доме отца.
– Нужно произвести хорошее впечатление, – объяснила она. – А твоя новая семейка – наверняка все большие шишки, нельзя появляться в таком виде! Ты же не бродяжка какая!
– В данный момент я не уверена, стоит ли тратить для этого даже пятицентовые. Отец так и не позвонил, Сил, и может, это к лучшему. Я хотела найти его, поскольку думала, что могу что-то для него значить. Но, видно, это не так. Особенно, если он хочет избавиться от меня. То, что он мой отец, имеет не больше значения как… как если бы ты забеременела от одного из тех мужчин, с которыми спала за последнее время.
– Не дай Бог!
– Нет, я просто хочу сказать, это всего-навсего ошибка, несчастная случайность. Теперь я понимаю, почему мать не хотела назвать его имя. Она знала, что я сделаю, если узнаю его, и решила уберечь от ненужных разочарований.
– Ты так говоришь, словно уже собралась простить этого человека, – заметила Сильвия. – Что было, то было, брось мучиться. Он обязан сделать для тебя все на свете, хочешь ты этого или нет.
– Знаешь, я тоже так считала. Даже шантажировала его… ну что-то вроде, угрожала рассказать эту историю репортерам. Только все мои усилия ничего не стоят. Даже если он возьмет меня к себе, это еще только полдела. Придется попытаться расположить к себе его семью.
Они стояли перед великолепным фасадом здания в стиле рококо. «Карсон Пайри Скотт» считался лучшим и старейшим универмагом города, еще с начала века находившемся в центре торгового района Чикаго.
– Покупай одежду, – настаивала Сильвия. – Ставлю об заклад любимые сапоги, что папочка вот-вот объявится.
– Почему ты так уверена?
– Политика – вещь серьезная. История о том, как папа почти двадцать лет назад отвернулся от собственного ребенка, будет дурно выглядеть, если ты так и останешься на улице, хуже собачонки бездомной.
– Он может отречься от всего, сказать, что ничего не знает.
– Сразу видно, что ты не политик, дурочка, – покачала головой Сильвия. – Самое выгодное для него – принять тебя в дом, жаловаться, что твоя мать все эти годы скрывала существование ребенка, и теперь, когда дочь обратилась к нему за помощью, рад и счастлив открыть тебе объятия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146
Кей призналась, что ее нерешительность не имеет ничего общего с прекрасным принцем, и объяснила Сильвии, почему так ненавидит все, что связано с сексом.
Та слушала, честно пытаясь понять и посочувствовать, но, обладая совершенно иным мировоззрением, никак не могла вникнуть в суть проблем Кей.
– Черт, – озадаченно протянула она, – не вижу ничего ужасного в том, что этот тип проделывал с твоей мамашей. Я позволяла парням связывать себя – знаешь, как здорово! Попробуй как-нибудь сама – то есть, когда начнешь.
Выслушав рассказ о Лью Паркере, Сильвия заметила:
– Погоди, а что, если он в самом деле пытался помочь тебе расслабиться? Знаешь, Кей, ты не должна считать, что каждый парень, которого ты заводишь, обязательно такой уж ублюдок паршивый, особенно из-за того, что при виде тебя они сразу вспыхивают, как рождественская гирлянда! Может, ты этого не сознаешь, но поверь, ты чертовски сексуальна – я таких женщин еще не встречала.
Кей залилась краской.
– Понимаешь, – продолжала Сильвия, – у одних голос хороший, другие рисовать умеют, а у тебя – это самое, Кей, притягательность, что ли? Как это… обаяние. Поэтому я и заговорила с тобой в парке. Конечно, я не мужик, но знаешь, как чувствую такое?
– Но мне это вовсе не нужно, – вскинулась Кей. – Это не талант, здесь вовсе нечем гордиться и нечего использовать!
Сильвия сочувственно покачала головой.
– Бедняжка! Пока все беспокоятся насчет войны и мира, ты ведешь войну с собой. Нельзя изменить свою природу, Кей, и если от своей чувственности не спрячешься, остается только с ней примириться.
– Как ты? – съязвила Кей, – ложиться в постель с каждым, кого встретишь?
Сильвия грустно улыбнулась.
– Для меня это означает примирение с собой. Я не пытаюсь перебороть себя и не ненавижу себя за это. Есть вещи гораздо худшие, чем быть нимфоманкой.
– Кем?
Кей никогда не слышала этого слова раньше.
– Нимфоманки – это те, кому повезло настолько, чтобы все время хотеть мужика.
– По-моему, это везением не назовешь, – заметила Кей.
– Может, я и соглашусь… если не удастся трахнуться, когда захочется. Но пока не жалуюсь.
Именно эта пропасть между ними оказалась непреодолимой. Но существовало многое другое, роднившее девушек, – исковерканное детство, жизнь без отца, матери, слишком занятых собственными проблемами. Вечером, когда Сильвия заснула, Кей еще долго лежала в большой постели, думая о том, что нашла не просто подругу – слишком они разные, чтобы стать друзьями. Теперь Сильвия казалась чем-то вроде сестры.
Когда на следующее утро, когда Кей проснулась, Сильвия уже встала. Кей нашла ее в ванной перед зеркалом, где та пыталась подстричься маникюрными ножницами.
– Ну как тебе нравится моя новая внешность! – спросила она.
Кей потеряла дар речи. Центральной деталью оказался тщательно выстриженный круглый островок вокруг раны. Несколько других проплешин были разбросаны в океане светлых волос – треугольник, квадрат, пара пятиконечных звезд. На марлевой наклейке, закрывавшей порез, розовой губной помадой был нарисован символ мира.
– Тебе идет, – искренне сказала наконец Кей.
В этом белокуром сорванце с огромными синими глазами было нечто, позволяющее прекрасно выглядеть в любом, самом дурацком наряде или обличье; от этого девушка только казалась еще более прелестной и беспомощной.
И хотя Кей постаралась этого не заметить, но деталью «новой внешности» Сильвии было муу-муу, которое та вытащила из чемодана подруги.
Они провели вместе и этот день, только на этот раз не сидели в номере.
– Я получила боевые ранения, – объявила Сильвия, – и теперь с чистой совестью заслужила право на отдых и развлечения.
В любом случае, волна демонстраций постепенно спадала. На очередном заседании съезда демократов вчера вечером кандидатом в президенты был выдвинут Хьюберт Хамфри; автобусы с деморализованными активистами движения сторонников мира уже покидали город. После завтрака девушки отправились за покупками в нижнюю часть города на Магнифисент Майл, где располагались лучшие магазины Чикаго.
– Я делаю это только ради тебя, Кей, – с шутливо-страдальческим видом объявила Сильвия. – Мне сюда ходить не по карману! Но папаша тебе денежки дал… одежда так и так нужна.
– Мне есть что носить.
– Все это хлам! – категорически объявила Сильвия.
Вспомнив о, мягко говоря, странных костюмах подруги, Кей предположила, что та предложит обзавестись футболками в тюремную полоску или костюмом акробатки на трапеции, но, к ее удивлению, Сильвия заявила, что Кей нужны более строгие, «серьезные» вещи, чтобы не слишком выделяться в доме отца.
– Нужно произвести хорошее впечатление, – объяснила она. – А твоя новая семейка – наверняка все большие шишки, нельзя появляться в таком виде! Ты же не бродяжка какая!
– В данный момент я не уверена, стоит ли тратить для этого даже пятицентовые. Отец так и не позвонил, Сил, и может, это к лучшему. Я хотела найти его, поскольку думала, что могу что-то для него значить. Но, видно, это не так. Особенно, если он хочет избавиться от меня. То, что он мой отец, имеет не больше значения как… как если бы ты забеременела от одного из тех мужчин, с которыми спала за последнее время.
– Не дай Бог!
– Нет, я просто хочу сказать, это всего-навсего ошибка, несчастная случайность. Теперь я понимаю, почему мать не хотела назвать его имя. Она знала, что я сделаю, если узнаю его, и решила уберечь от ненужных разочарований.
– Ты так говоришь, словно уже собралась простить этого человека, – заметила Сильвия. – Что было, то было, брось мучиться. Он обязан сделать для тебя все на свете, хочешь ты этого или нет.
– Знаешь, я тоже так считала. Даже шантажировала его… ну что-то вроде, угрожала рассказать эту историю репортерам. Только все мои усилия ничего не стоят. Даже если он возьмет меня к себе, это еще только полдела. Придется попытаться расположить к себе его семью.
Они стояли перед великолепным фасадом здания в стиле рококо. «Карсон Пайри Скотт» считался лучшим и старейшим универмагом города, еще с начала века находившемся в центре торгового района Чикаго.
– Покупай одежду, – настаивала Сильвия. – Ставлю об заклад любимые сапоги, что папочка вот-вот объявится.
– Почему ты так уверена?
– Политика – вещь серьезная. История о том, как папа почти двадцать лет назад отвернулся от собственного ребенка, будет дурно выглядеть, если ты так и останешься на улице, хуже собачонки бездомной.
– Он может отречься от всего, сказать, что ничего не знает.
– Сразу видно, что ты не политик, дурочка, – покачала головой Сильвия. – Самое выгодное для него – принять тебя в дом, жаловаться, что твоя мать все эти годы скрывала существование ребенка, и теперь, когда дочь обратилась к нему за помощью, рад и счастлив открыть тебе объятия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146