Многие из них выглядели убого, но тот, перед которым Митч остановил машину, явно был предметом гордости хозяев – свежевыкрашенный белой краской, с чистыми стеклами и покрытой лаком дубовой дверью.
Гроздь крохотных металлических колокольчиков, прибитых к косяку, весело затренькала, когда они вошли через незапертую дверь; плотная женщина в переднике поспешно вышла в коридор. Седеющие светлые волосы, небрежно свернутые узлом, распустились, когда она бросилась навстречу Митчу и, обняв его, что-то залепетала по-польски.
– Это моя мать, Анна, – представил Митч. – Она говорит, что мы, должно быть, ужасно питались все эти пять дней и я сильно похудел.
Он подтолкнул Кей вперед.
– Мама, это Кей Уайлер. Она работала гораздо больше меня и совсем проголодалась, так что я привел ее домой, попробовать твоей стряпни.
И, вручив матери большой пакет, добавил:
– А тут кое-что к ужину.
– Добро пожаловать, мисс, – кивнула Анна Карло-шик, застенчиво приглаживая волосы, и что-то вновь сказала на польском.
– Мама говорит, – перевел Митч, – ты еще красивее, чем на снимках, хотя слишком худая.
– Спасибо, – сказала Кей.
– Будьте, как дома. Митч, мы подождем твоего папу и сядем за стол.
Анна поспешно вышла, унося сумку. Дом оказался уютным, где каждый предмет старой мебели и каждая выцветшая фотография на стене говорили о нелегкой истории и суровой судьбе семьи. Какая противоположность холодной безликой роскоши особняка Уайлеров! Кей мгновенно вспомнила о скромной хижине Мака и Лили на плантации, о ненавистном коттедже на побережье, где она выросла. Дом! Счастливец Митч, у него есть дом!
Кей смыла дорожную пыль в крошечной ванной под лестницей и, уже вытираясь, услышала позвякивание колокольчиков, означавшее приход отца Митча. Она возвратилась в залу. В мягком кресле сидел мрачный неулыбающийся человечек с пронизывающим взглядом темных глаз, длинным прямым носом и густыми усами. Черные волосы блестели и прилипли к черепу, словно только что вымытые. Кей вспомнила, что говорил Митч о работе отца. Да, он, должно быть, смыл кровь, прежде чем вернуться домой.
– Это мой отец, Лех, – представил Митч.
Она вышла вперед и протянула руку, но он лишь пробурчал что-то и не двинулся с места. Митч явно смутился, но ничего не сказал. Кей тоже нашла извинение грубости Леха. Работа на бойне хоть кого лишит иллюзий, и кроме того, девушка вспомнила, что сестра Митча умерла в детстве. Трудно винить Леха Карлошика за то, что он стал угрюмым безрадостным человеком.
Когда все уселись ужинать за кухонный стол, Анна сделала все возможное, чтобы Кей почувствовала себя, как дома, – положила на тарелку огромную порцию колбасы с капустой, расспрашивала о поездке с сыном, которого называли только Михалом. Однако Анна избегала разговоров о политике, ее больше интересовали места, где побывали молодые люди, события на ярмарках.
Но упорное молчание Леха так нагнетало напряжение, что Кей невольно начала задаваться вопросом, зачем Митч привел ее в свой дом? Может, хотел, чтобы она увидела худшие стороны его жизни, прежде чем их отношения зайдут дальше?
Они уже почти закончили с ужином, когда Лех, наконец, заговорил.
– Значит, – обратился он к сыну, – ты успел одурачить достаточно народа и уговорить голосовать за того типа, на которого работаешь?
Митч бросил на Кей извиняющийся взгляд.
– Папа, прошу, никакой политики. Кей вовсе не обязательно слышать, как ты чернишь ее отца.
– Она может защищать его, если пожелает.
Анна пыталась вмешаться, что-то тихо бормоча мужу по-польски.
– Да, да, – ответил Лех, – она гостья, поэтому мы должны вести себя прилично! Как политики – всегда рассыпаются в любезностях, пока стараются добыть побольше голосов, но стоит им отвернуться – плевать они хотели, сдохнем мы или протянем еще немного.
– Может, нам стоит уйти, Лех? – сказал Митч, поднимаясь.
– Сиди! – рявкнул Лех. – Рассуждаешь насчет вежливости, а сам бежишь из-за стола, не дожидаясь, пока мы поедим?
– Все в порядке, – тихо ответила Кей Митчу; тот молча сел.
В кухне царило неловкое молчание, пока Анна убирала со стола и подавали кофе с вкусным домашним ореховым тортом.
Лех, сделав глоток, спросил:
– Вам не интересно узнать, мисс Уайлер, почему я не стал бы голосовать за вашего отца?
Анна охнула.
– Папа, зачем тебе это надо? – взорвался Митч.
– Потому что это правда! – заревел Лех. – Ты привел ее сюда, Михал. Думаешь, я сразу стану врать и подлизываться?
– Нет! – заорал Митч. – Я надеялся, что ты забудешь о безумной ненависти, которую питал все эти годы, если познакомишься с его дочерью, увидишь, какой она порядочный человек.
Кей переводила взгляд с отца на сына, поняв, что дело тут не в политике, и ее отец имеет к этому какое-то отношение.
– Скажите, мистер Карлошик, – спросила она, – почему вы не стали бы голосовать за Рэнделла Уайлера?
Лех пригвоздил ее к месту взглядом темных мрачных глаз.
– Потому что он защищал убийцу моей дочери. Анна приглушила вопль салфеткой.
– Никто ее не убивал, – процедил Митч, явно повторяя в тысячный раз один и тот же довод, как всегда во время бесчисленных семейных споров.
Но Кей не сводила глаз с Леха, пока тот рассказывал. Его семилетнюю дочь положили в Чикагскую больницу вскоре после того, как семья приехала в Америку. У нее была высокая температура, поэтому перед операцией девочку должны были подлечить, однако сильнодействующие средства ослабили ее организм, и малышка умерла на операционном столе.
– Я был готов смириться перед Божьей волей, – глухо сказал Лех, глядя на белую скатерть, словно видел перед собой стерильную больничную белизну, – но медсестра, которая была на операции, сказала, что хирург допустил ошибку. Мы так ничего и не узнали бы, не будь эта девушка полькой. Уж она-то разделяла нашу боль! Преступная небрежность – вот как это называется. Этих врачей нужно было наказать, но они лгали, а мистер Уайлер – очень умный человек. Он выиграл дело, и никто не понес наказания. Теперь понимаете, почему я не буду поддерживать его? Голосование – это выражение доверия, не так ли? Иными словами, мы вроде как отдаем голос своей души.
Тронутая тем, какое значение придавал свободным выборам этот сбежавший от тирании человек, Кей сочувственно кивнула.
– Но мой сын забыл все это, – горько добавил Лех, – только потому, что увидел в газете снимок красивой девушки… богатой… и думает, что нашел способ добиться своей цели.
Кей резко вскинулась. Митч упоминал, что видел ее фото, хотя и отрицал, что именно поэтому вызвался помогать Уайлеру.
– Не слушай этот вздор, Кей, – поспешно вмешался Митч и повернулся к отцу.
– Я верю совсем в другие вещи. Почему тебе так трудно это понять?
– Потому что ты вообще ни во что не веришь, только отвергаешь нас и все, чем живет твоя семья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146
Гроздь крохотных металлических колокольчиков, прибитых к косяку, весело затренькала, когда они вошли через незапертую дверь; плотная женщина в переднике поспешно вышла в коридор. Седеющие светлые волосы, небрежно свернутые узлом, распустились, когда она бросилась навстречу Митчу и, обняв его, что-то залепетала по-польски.
– Это моя мать, Анна, – представил Митч. – Она говорит, что мы, должно быть, ужасно питались все эти пять дней и я сильно похудел.
Он подтолкнул Кей вперед.
– Мама, это Кей Уайлер. Она работала гораздо больше меня и совсем проголодалась, так что я привел ее домой, попробовать твоей стряпни.
И, вручив матери большой пакет, добавил:
– А тут кое-что к ужину.
– Добро пожаловать, мисс, – кивнула Анна Карло-шик, застенчиво приглаживая волосы, и что-то вновь сказала на польском.
– Мама говорит, – перевел Митч, – ты еще красивее, чем на снимках, хотя слишком худая.
– Спасибо, – сказала Кей.
– Будьте, как дома. Митч, мы подождем твоего папу и сядем за стол.
Анна поспешно вышла, унося сумку. Дом оказался уютным, где каждый предмет старой мебели и каждая выцветшая фотография на стене говорили о нелегкой истории и суровой судьбе семьи. Какая противоположность холодной безликой роскоши особняка Уайлеров! Кей мгновенно вспомнила о скромной хижине Мака и Лили на плантации, о ненавистном коттедже на побережье, где она выросла. Дом! Счастливец Митч, у него есть дом!
Кей смыла дорожную пыль в крошечной ванной под лестницей и, уже вытираясь, услышала позвякивание колокольчиков, означавшее приход отца Митча. Она возвратилась в залу. В мягком кресле сидел мрачный неулыбающийся человечек с пронизывающим взглядом темных глаз, длинным прямым носом и густыми усами. Черные волосы блестели и прилипли к черепу, словно только что вымытые. Кей вспомнила, что говорил Митч о работе отца. Да, он, должно быть, смыл кровь, прежде чем вернуться домой.
– Это мой отец, Лех, – представил Митч.
Она вышла вперед и протянула руку, но он лишь пробурчал что-то и не двинулся с места. Митч явно смутился, но ничего не сказал. Кей тоже нашла извинение грубости Леха. Работа на бойне хоть кого лишит иллюзий, и кроме того, девушка вспомнила, что сестра Митча умерла в детстве. Трудно винить Леха Карлошика за то, что он стал угрюмым безрадостным человеком.
Когда все уселись ужинать за кухонный стол, Анна сделала все возможное, чтобы Кей почувствовала себя, как дома, – положила на тарелку огромную порцию колбасы с капустой, расспрашивала о поездке с сыном, которого называли только Михалом. Однако Анна избегала разговоров о политике, ее больше интересовали места, где побывали молодые люди, события на ярмарках.
Но упорное молчание Леха так нагнетало напряжение, что Кей невольно начала задаваться вопросом, зачем Митч привел ее в свой дом? Может, хотел, чтобы она увидела худшие стороны его жизни, прежде чем их отношения зайдут дальше?
Они уже почти закончили с ужином, когда Лех, наконец, заговорил.
– Значит, – обратился он к сыну, – ты успел одурачить достаточно народа и уговорить голосовать за того типа, на которого работаешь?
Митч бросил на Кей извиняющийся взгляд.
– Папа, прошу, никакой политики. Кей вовсе не обязательно слышать, как ты чернишь ее отца.
– Она может защищать его, если пожелает.
Анна пыталась вмешаться, что-то тихо бормоча мужу по-польски.
– Да, да, – ответил Лех, – она гостья, поэтому мы должны вести себя прилично! Как политики – всегда рассыпаются в любезностях, пока стараются добыть побольше голосов, но стоит им отвернуться – плевать они хотели, сдохнем мы или протянем еще немного.
– Может, нам стоит уйти, Лех? – сказал Митч, поднимаясь.
– Сиди! – рявкнул Лех. – Рассуждаешь насчет вежливости, а сам бежишь из-за стола, не дожидаясь, пока мы поедим?
– Все в порядке, – тихо ответила Кей Митчу; тот молча сел.
В кухне царило неловкое молчание, пока Анна убирала со стола и подавали кофе с вкусным домашним ореховым тортом.
Лех, сделав глоток, спросил:
– Вам не интересно узнать, мисс Уайлер, почему я не стал бы голосовать за вашего отца?
Анна охнула.
– Папа, зачем тебе это надо? – взорвался Митч.
– Потому что это правда! – заревел Лех. – Ты привел ее сюда, Михал. Думаешь, я сразу стану врать и подлизываться?
– Нет! – заорал Митч. – Я надеялся, что ты забудешь о безумной ненависти, которую питал все эти годы, если познакомишься с его дочерью, увидишь, какой она порядочный человек.
Кей переводила взгляд с отца на сына, поняв, что дело тут не в политике, и ее отец имеет к этому какое-то отношение.
– Скажите, мистер Карлошик, – спросила она, – почему вы не стали бы голосовать за Рэнделла Уайлера?
Лех пригвоздил ее к месту взглядом темных мрачных глаз.
– Потому что он защищал убийцу моей дочери. Анна приглушила вопль салфеткой.
– Никто ее не убивал, – процедил Митч, явно повторяя в тысячный раз один и тот же довод, как всегда во время бесчисленных семейных споров.
Но Кей не сводила глаз с Леха, пока тот рассказывал. Его семилетнюю дочь положили в Чикагскую больницу вскоре после того, как семья приехала в Америку. У нее была высокая температура, поэтому перед операцией девочку должны были подлечить, однако сильнодействующие средства ослабили ее организм, и малышка умерла на операционном столе.
– Я был готов смириться перед Божьей волей, – глухо сказал Лех, глядя на белую скатерть, словно видел перед собой стерильную больничную белизну, – но медсестра, которая была на операции, сказала, что хирург допустил ошибку. Мы так ничего и не узнали бы, не будь эта девушка полькой. Уж она-то разделяла нашу боль! Преступная небрежность – вот как это называется. Этих врачей нужно было наказать, но они лгали, а мистер Уайлер – очень умный человек. Он выиграл дело, и никто не понес наказания. Теперь понимаете, почему я не буду поддерживать его? Голосование – это выражение доверия, не так ли? Иными словами, мы вроде как отдаем голос своей души.
Тронутая тем, какое значение придавал свободным выборам этот сбежавший от тирании человек, Кей сочувственно кивнула.
– Но мой сын забыл все это, – горько добавил Лех, – только потому, что увидел в газете снимок красивой девушки… богатой… и думает, что нашел способ добиться своей цели.
Кей резко вскинулась. Митч упоминал, что видел ее фото, хотя и отрицал, что именно поэтому вызвался помогать Уайлеру.
– Не слушай этот вздор, Кей, – поспешно вмешался Митч и повернулся к отцу.
– Я верю совсем в другие вещи. Почему тебе так трудно это понять?
– Потому что ты вообще ни во что не веришь, только отвергаешь нас и все, чем живет твоя семья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146