Сборник статей о русской интеллигенции» (1903) составляет важнейшую веху этой истории, хотя и поныне точно не обозначено историческое место данного события. Известно только, что общественный резонанс сборника был беспрецедентно огромен и подобного эффекта история Российского государства до того не знала. И если «Вехи» рассматривать как исторический памятник, то прежде всего как памятный знак об их создателе — М. О. Гершензоне.
Из семи соавторов «Вех» трое относятся к русскому еврейству (М. О. Гершензон, С. Л. Франк, А. С. Изгоев (Ланде).
А. И. Солженицын отметил этот факт как бы попутно, мимоходом, а между тем этот факт многого стоит: в его свете «Вехи» выступают помимо всего прочего, венцом и обелиском русско-еврейского симбиоза, взятом при этом на самом философском уровне и в передней шеренге философского познания. Еврейские авторы «Вех» относятся не просто к разряду кентаврообразных деятелей русского еврейства, а являют из себя законодателей этой кентавроподобной действительности. Отсюда следует, что суждения о сионизме, исходящие от Гершензона, члена этого законодательного совета русского еврейства, обладают статусом высшего авторитета и не столько как summum modificabile (высшее мастерство), сколько как signum veri (закон истины).
Показательным в творческом подходе Гершензона является то, что преамбула сионистской проблемы положена в исторической судьбе еврейского народа и исходная аксиома сионизма у Гершензона не только духовная но и историческая, и, таким образом, внутреннее содержание сионизма черпается аналитиком из внутриеврейского сырья, а сионизм априорно ставится в качестве необходимости еврейского духа, то есть в плане развития , а не только сохранения . Следовательно, в преамбуле Гершензона обозначено, хотя и не высказано непосредственно, что собственно еврейскую суть отражают сионистские системы философского класса и партия культуры есть солирующая партия подлинного сионизма.
Аналитический экскурс Михаила Гершензона в область сионизма лишен внешней структурной упорядоченности, но по содержанию мысли он последовательно и целенаправлен охватывает все элементы сионистского комплекса, и, хотя в деталях он не всегда бесспорен, в целом идейно выдержан в границах единого замысла.
В отношении сионистской идеи Гершензон высказывается: «Сионизм — уже не только академическая доктрина: он стал движущей силой в сознании сотен тысяч ладей, он превратился в идею-чувство, идею-влечение. И если пока он только волнует умы и сердца, если еще не многое переместил в мире, то энтузиазм, возбуждаемый им, — порука, что при благоприятных условиях ему суждено коренным образом повлиять на судьбы еврейства… Сионизм пламенно верит в свою мечту, — откуда же эта уверенность? — Он черпает ее в своем мировоззрении, в своей философии истории. Его конкретные утверждения целиком выведены, как логически обязательное следствие, из некоторой общей идеи, и кто хочет понять сионизм, должен искать его смысл не в деловых постановлениях Базельского или Гельсингфорского съезда, а в той историко-философской теории, которая одушевляет его и связывает отдельные части его программы в единство» (2001, с. 8). Выступая с декларацией сионистской идеи в 20-х годах XX столетия, когда действенный (практический) сионизм только укоренялся на земле Палестины, Гершензон прорицал еврейское качество человеческого духа, предрекая коренное изменение судеб еврейства, и потому он вещал как еврей — представитель русского еврейства.
Но при оповещении о другом компоненте сионистского комплекса — сионистском сознании , которое Гершензон утверждает определяющей философемой в исповедуемой «историко-философской теории» сионизма, он выступает не просто полномочным представителем русской духовной школы, а одним из активных творцов русской идеи, как пламенный глашатай sanctum sanctorum (святая святых) русского воззрения — единичной человеческой личности. Вот каким образом Гершензон вводит русский козырь в игру академического сионизма: "Не нация, как утверждает сионизм, есть подлинно-реальное в истории, а личность, потому что только личность творит существенно и только ей до известной степени предоставлена свобода выбора. Национальное начало действует автоматически и не развивается самочинно, развивается личность, и только в ней, питаемая ее целостным развитием, национальность крепнет и очищается". Итак, приоритет личности в соотношении с национальностью (национальным началом, национальным самосознанием) формирует концтептуальную базу сионизма как системной организации, и это соотношение, будучи той же коллизией личность-коллектив, где коллектив замещен национальностью, а точнее, национальности придана коллективистская природа, управляет всем жизненным укладом еврейства в условиях рассеяния. Данное управление может осуществляться в сугубо еврейском порядке при наличии обязательного условия — верховенства личностного началa : в личности твердеет национальное лицо, через личность ощущается национальная боль, и, наконец, именно личность делает национальную судьбу. Гершензон пишет: «Так дух еврейского народа внутренне и внешне строил его судьбу по какому-то определенному плану. Эта сплоченность в рассеянии была нужна не сама по себе: ее ценность чисто формальна. Она была, как сосуд, в котором собраны капли настоя, потому что только совокупно они сохраняют свое особенное свойство, а разбрызганные выдохлись бы. Внутреннее единство еврейского народа было нужно для того, чтобы в каждом отдельном еврее его личная воля была насыщена еврейским национальным началом». Итак, в единении заключено исходное условие национального лица как такого состояния индивидуального члена еврейской совокупности, где более всего светятся еврейские качества, а не какие-либо другие. Но единение невозможно без территориальной (географической) консолидации или, другими словами, без синтеза географии и истории, а в приложении к еврейской теме это означает: национальное лицо не возможно вне Сиона. Это и есть сионистское сознание per se.
Зародышевые формы сионистского сознания появились в древнейших актах еврейской истории, а в философской области эта истина является авторским приоритетом Михаила Гершензона, который первый охватил аналитическим взором странность народа — Вечного Жида: «В Египте — еще не народ, а только возможность народа, народ же родился в бездомном скитании, в Синайской пустыне… Он ощущал в себе какую-то летучесть, неукореняемость в почве и, обдумывая свое духовное творчество, — свою веру и нравы, — чувствовал в них воплощение духа, отрешенность от какой-либо местной действительности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163
Из семи соавторов «Вех» трое относятся к русскому еврейству (М. О. Гершензон, С. Л. Франк, А. С. Изгоев (Ланде).
А. И. Солженицын отметил этот факт как бы попутно, мимоходом, а между тем этот факт многого стоит: в его свете «Вехи» выступают помимо всего прочего, венцом и обелиском русско-еврейского симбиоза, взятом при этом на самом философском уровне и в передней шеренге философского познания. Еврейские авторы «Вех» относятся не просто к разряду кентаврообразных деятелей русского еврейства, а являют из себя законодателей этой кентавроподобной действительности. Отсюда следует, что суждения о сионизме, исходящие от Гершензона, члена этого законодательного совета русского еврейства, обладают статусом высшего авторитета и не столько как summum modificabile (высшее мастерство), сколько как signum veri (закон истины).
Показательным в творческом подходе Гершензона является то, что преамбула сионистской проблемы положена в исторической судьбе еврейского народа и исходная аксиома сионизма у Гершензона не только духовная но и историческая, и, таким образом, внутреннее содержание сионизма черпается аналитиком из внутриеврейского сырья, а сионизм априорно ставится в качестве необходимости еврейского духа, то есть в плане развития , а не только сохранения . Следовательно, в преамбуле Гершензона обозначено, хотя и не высказано непосредственно, что собственно еврейскую суть отражают сионистские системы философского класса и партия культуры есть солирующая партия подлинного сионизма.
Аналитический экскурс Михаила Гершензона в область сионизма лишен внешней структурной упорядоченности, но по содержанию мысли он последовательно и целенаправлен охватывает все элементы сионистского комплекса, и, хотя в деталях он не всегда бесспорен, в целом идейно выдержан в границах единого замысла.
В отношении сионистской идеи Гершензон высказывается: «Сионизм — уже не только академическая доктрина: он стал движущей силой в сознании сотен тысяч ладей, он превратился в идею-чувство, идею-влечение. И если пока он только волнует умы и сердца, если еще не многое переместил в мире, то энтузиазм, возбуждаемый им, — порука, что при благоприятных условиях ему суждено коренным образом повлиять на судьбы еврейства… Сионизм пламенно верит в свою мечту, — откуда же эта уверенность? — Он черпает ее в своем мировоззрении, в своей философии истории. Его конкретные утверждения целиком выведены, как логически обязательное следствие, из некоторой общей идеи, и кто хочет понять сионизм, должен искать его смысл не в деловых постановлениях Базельского или Гельсингфорского съезда, а в той историко-философской теории, которая одушевляет его и связывает отдельные части его программы в единство» (2001, с. 8). Выступая с декларацией сионистской идеи в 20-х годах XX столетия, когда действенный (практический) сионизм только укоренялся на земле Палестины, Гершензон прорицал еврейское качество человеческого духа, предрекая коренное изменение судеб еврейства, и потому он вещал как еврей — представитель русского еврейства.
Но при оповещении о другом компоненте сионистского комплекса — сионистском сознании , которое Гершензон утверждает определяющей философемой в исповедуемой «историко-философской теории» сионизма, он выступает не просто полномочным представителем русской духовной школы, а одним из активных творцов русской идеи, как пламенный глашатай sanctum sanctorum (святая святых) русского воззрения — единичной человеческой личности. Вот каким образом Гершензон вводит русский козырь в игру академического сионизма: "Не нация, как утверждает сионизм, есть подлинно-реальное в истории, а личность, потому что только личность творит существенно и только ей до известной степени предоставлена свобода выбора. Национальное начало действует автоматически и не развивается самочинно, развивается личность, и только в ней, питаемая ее целостным развитием, национальность крепнет и очищается". Итак, приоритет личности в соотношении с национальностью (национальным началом, национальным самосознанием) формирует концтептуальную базу сионизма как системной организации, и это соотношение, будучи той же коллизией личность-коллектив, где коллектив замещен национальностью, а точнее, национальности придана коллективистская природа, управляет всем жизненным укладом еврейства в условиях рассеяния. Данное управление может осуществляться в сугубо еврейском порядке при наличии обязательного условия — верховенства личностного началa : в личности твердеет национальное лицо, через личность ощущается национальная боль, и, наконец, именно личность делает национальную судьбу. Гершензон пишет: «Так дух еврейского народа внутренне и внешне строил его судьбу по какому-то определенному плану. Эта сплоченность в рассеянии была нужна не сама по себе: ее ценность чисто формальна. Она была, как сосуд, в котором собраны капли настоя, потому что только совокупно они сохраняют свое особенное свойство, а разбрызганные выдохлись бы. Внутреннее единство еврейского народа было нужно для того, чтобы в каждом отдельном еврее его личная воля была насыщена еврейским национальным началом». Итак, в единении заключено исходное условие национального лица как такого состояния индивидуального члена еврейской совокупности, где более всего светятся еврейские качества, а не какие-либо другие. Но единение невозможно без территориальной (географической) консолидации или, другими словами, без синтеза географии и истории, а в приложении к еврейской теме это означает: национальное лицо не возможно вне Сиона. Это и есть сионистское сознание per se.
Зародышевые формы сионистского сознания появились в древнейших актах еврейской истории, а в философской области эта истина является авторским приоритетом Михаила Гершензона, который первый охватил аналитическим взором странность народа — Вечного Жида: «В Египте — еще не народ, а только возможность народа, народ же родился в бездомном скитании, в Синайской пустыне… Он ощущал в себе какую-то летучесть, неукореняемость в почве и, обдумывая свое духовное творчество, — свою веру и нравы, — чувствовал в них воплощение духа, отрешенность от какой-либо местной действительности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163