Беда в том, что вход к Тирену расположен прямо против трех больших шатров, — придется иметь дело сразу с восемью часовыми.
— Да еще по дороге две пары, — добавил Кеффин.
— Ну так войдем через заднюю дверь, — сказал Таул.
Со своего места он видел тыльную сторону палатки Тирена — она выходила на командный шатер и кладовую. Бэрд уже убил часовых у командного шатра — значит остались всего двое. Таул посмотрел на Бэрда:
— Как скоро ты сможешь прорезать мне дыру?
— Это быстрее, чем перерезать горло, — улыбнулся тот.
— Хорошо.
Таул взглянул на восток. Еще десять минут до света и пять — до сигнала, который должны подать Мафри и Корвис. Хорошо бы расчет оказался верен: как только поднимется тревога, Таула и остальных сразу убьют, если не подоспеют высокоградцы.
— Джервей, — тихо позвал Таул.
— Я, — откликнулся голос из мрака.
— Будешь прикрывать нас, когда мы войдем в шатер. Держись восточной стороны и сбивай всякого, кто приблизится. Только смотри — сам не высовывайся. Не давай никому заметить себя, пока ты там один.
— Будет исполнено.
Джервей вскинул руку, держащую лук, и исчез в темноте. Таул обернулся к остальным.
— Ты, Бэрд, знаешь, что должен делать. Кеффин пойдет со мной. Муррис и Севри обходят палатку, следят за западной стороной и за входом, расправляются с часовыми, если те что-то заподозрят, и ждут сигнала. Ясно?
— Ясно.
— Тогда пошли.
Он двигался к шатру окольной дорогой, стараясь держаться в тени и около палаток. Голова отсчитывала мгновения: надо захватить Тирена до того, как Андрис и высокоградцы пойдут в атаку. Как только дело завяжется, рыцари бросятся к своему вождю, и единственная надежда Таула — кинжал, приставленный к горлу этого вождя.
Пробираясь в середину лагеря, Таул вдруг почувствовал странную легкость в груди. Он испытывал радостное возбуждение, свободу, почти счастье — наконец-то он здесь, и обратной дороги нет. К тому времени, как рассвет перейдет в день, его судьба уже свершится.
Он уловил какое-то движение на южной стороне. Часовой на дальней границе лагеря повалился наземь. Таул усмехнулся:
Фоллис и два высокоградских стрелка прореживают ряды перед атакой.
Желтая с черным палатка Тирена была всего в нескольких шагах. Таул знаком послал Бэрда вперед. Слева, поблизости от них, раздался короткий, тут же стихший крик.
Новый крик слева. В одной из больших палаток зашевелились. С запада пустили стрелу.
Бэрд твердой рукой легко, будто шелк, вспорол промасленное полотнище в полпальца толщиной. Это сопровождалось легким шорохом, и Таул, уже изготовивший меч, услышал изнутри крик:
— Охрана!
Таул ринулся в прорезанную Бэрдом щель. Его меч тут же соприкоснулся с другим, и он начал отражать удары, еще не видя, с кем дерется. Он отступил в сторону, чтобы дать войти Бэрду и Кеффину: он не собирался присваивать все удовольствие себе.
Когда Бэрд протиснулся в щель, первый утренний свет упал на лицо противника Таула: темные волосы, темные глаза, оливковая кожа.
— Давненько не виделись, Таул, — улыбнулся Тирен.
У Таула перехватило дыхание. Тирен ничуть не изменился с тех пор, как они расстались. Таул ощутил мимолетное, но сильное желание склониться перед своим главой. Этого еще недоставало! Тирен предал его — нельзя об этом забывать.
Крепко сжав губы и заставив себя промолчать, Таул атаковал Тирена, стараясь тем временем освоиться в палатке. Несколько сундуков, легкий стол, скамейка и койка стояли вдоль стен. Середина была свободна, и Тирен вовсю пользовался этим, оттесняя Таула в сторону.
Снаружи слышались беготня и крики. Им вторил отдаленный гул: Андрис и высокоградцы двинулись в атаку.
Входное полотнище оставалось пока опущенным. Муррис и Севри, должно быть, уложили тех двух часовых. Таул отбросил Тирена назад сильным ударом и ощутил боль в руке, но меч не опустил. Бэрд и Кеффин воспользовались освободившимся пространством, чтобы пройти ко входу.
Тирен нанес резкий рубящий удар сверху вниз, и Таулу ничего не осталось, кроме как отразить его. Раненая рука не выдержала, судорога свела плечо, и Таул упал на колени.
Тирен пронзил бы его, если бы не Бэрд. Высокоградец своим клинком плашмя ударил главу ордена по спине. Тирена бросило вперед. Его лицо отразило боль, смятение и гнев.
— И ты еще зовешь себя рыцарем? — быстро оправившись, крикнул он Таулу. — Бейся со мной один на один или вовсе откажись от боя.
Таул поднялся на ноги, не сводя с Тирена глаз.
— Больше меня на это не поймаешь, Тирен. Не тебе говорить о чести. Я теперь немного поумнел и стал видеть тебя таким, как ты есть. — Левой рукой он сделал едва заметный знак Бэрду, и высокоградцы уперли свои мечи в бока Тирена. — Я бьюсь один на один только с теми, кого уважаю. — Таул повернулся спиной к главе ордена. — Свяжите ему руки, друзья, и пойдем прогуляемся.
XXXV
Время медленно, доля за долей, слой за слоем, обращалось вспять.
Магия, заключенная между металлом и плотью, делала свое дело на краю могилы. Темная сгустившаяся кровь вновь начинала струиться, непереваренная пища всасывалась в желудок. Влага орошала иссохшую носоглотку, и внутренности потихоньку сокращались.
Эта магия не имела силы сознательных чар. Она не могла бы служить ни оружием, ни щитом. Ненаправленная, полуоформленная, она излилась с губ вместе с последним вздохом.
Слабый, рассеянный посыл, рожденный волей к жизни и не успевший созреть, обволакивал тело и просачивался в толщу времени.
Кольчуга не позволяла магии распыляться, и та согревала тело, восстанавливая и воскрешая одновременно. Время сгустилось вокруг тела и разжижилось по краям. Одной рукой магия сдерживала будущее, другой растягивала настоящее. Сто, потом тысяча, потом миллион неуловимых перемен — и сердце забилось.
Былой ритм пронизал тело, набирая силу. Ткани сердца напрягались, клапаны открывались, артерии очищались, готовясь к первому мощному толчку.
Погруженное в раствор медленно меняющегося времени сердце затрепетало. Старая магия встретилась с новой, сила Ларна — с силой, рожденной человеком. Сердце, расположенное в месте их слияния, заработало.
За жутким, душу выворачивающим всасыванием последовал первый тяжелый удар. Тело ожило. Мускулы сократились, кровь потекла по жилам, нервы напряглись, органы чувств пробудились, и пот выступил сквозь поры.
Красное и черное. Черное и белое. Яркая вспышка света, превратившаяся в крошечную искру. Мгновение раздвоилось, время разодралось, и Джек открыл глаза.
* * *
Все замерло, когда Тирен вышел из шатра. Бегущие остановились, поднятое оружие опустилось, крики боли и гнева замерли на устах. Все взоры устремились на Тирена. Кинжал, приставленный к его горлу, отразил первый луч зари и бросил блики на лица собравшихся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153
— Да еще по дороге две пары, — добавил Кеффин.
— Ну так войдем через заднюю дверь, — сказал Таул.
Со своего места он видел тыльную сторону палатки Тирена — она выходила на командный шатер и кладовую. Бэрд уже убил часовых у командного шатра — значит остались всего двое. Таул посмотрел на Бэрда:
— Как скоро ты сможешь прорезать мне дыру?
— Это быстрее, чем перерезать горло, — улыбнулся тот.
— Хорошо.
Таул взглянул на восток. Еще десять минут до света и пять — до сигнала, который должны подать Мафри и Корвис. Хорошо бы расчет оказался верен: как только поднимется тревога, Таула и остальных сразу убьют, если не подоспеют высокоградцы.
— Джервей, — тихо позвал Таул.
— Я, — откликнулся голос из мрака.
— Будешь прикрывать нас, когда мы войдем в шатер. Держись восточной стороны и сбивай всякого, кто приблизится. Только смотри — сам не высовывайся. Не давай никому заметить себя, пока ты там один.
— Будет исполнено.
Джервей вскинул руку, держащую лук, и исчез в темноте. Таул обернулся к остальным.
— Ты, Бэрд, знаешь, что должен делать. Кеффин пойдет со мной. Муррис и Севри обходят палатку, следят за западной стороной и за входом, расправляются с часовыми, если те что-то заподозрят, и ждут сигнала. Ясно?
— Ясно.
— Тогда пошли.
Он двигался к шатру окольной дорогой, стараясь держаться в тени и около палаток. Голова отсчитывала мгновения: надо захватить Тирена до того, как Андрис и высокоградцы пойдут в атаку. Как только дело завяжется, рыцари бросятся к своему вождю, и единственная надежда Таула — кинжал, приставленный к горлу этого вождя.
Пробираясь в середину лагеря, Таул вдруг почувствовал странную легкость в груди. Он испытывал радостное возбуждение, свободу, почти счастье — наконец-то он здесь, и обратной дороги нет. К тому времени, как рассвет перейдет в день, его судьба уже свершится.
Он уловил какое-то движение на южной стороне. Часовой на дальней границе лагеря повалился наземь. Таул усмехнулся:
Фоллис и два высокоградских стрелка прореживают ряды перед атакой.
Желтая с черным палатка Тирена была всего в нескольких шагах. Таул знаком послал Бэрда вперед. Слева, поблизости от них, раздался короткий, тут же стихший крик.
Новый крик слева. В одной из больших палаток зашевелились. С запада пустили стрелу.
Бэрд твердой рукой легко, будто шелк, вспорол промасленное полотнище в полпальца толщиной. Это сопровождалось легким шорохом, и Таул, уже изготовивший меч, услышал изнутри крик:
— Охрана!
Таул ринулся в прорезанную Бэрдом щель. Его меч тут же соприкоснулся с другим, и он начал отражать удары, еще не видя, с кем дерется. Он отступил в сторону, чтобы дать войти Бэрду и Кеффину: он не собирался присваивать все удовольствие себе.
Когда Бэрд протиснулся в щель, первый утренний свет упал на лицо противника Таула: темные волосы, темные глаза, оливковая кожа.
— Давненько не виделись, Таул, — улыбнулся Тирен.
У Таула перехватило дыхание. Тирен ничуть не изменился с тех пор, как они расстались. Таул ощутил мимолетное, но сильное желание склониться перед своим главой. Этого еще недоставало! Тирен предал его — нельзя об этом забывать.
Крепко сжав губы и заставив себя промолчать, Таул атаковал Тирена, стараясь тем временем освоиться в палатке. Несколько сундуков, легкий стол, скамейка и койка стояли вдоль стен. Середина была свободна, и Тирен вовсю пользовался этим, оттесняя Таула в сторону.
Снаружи слышались беготня и крики. Им вторил отдаленный гул: Андрис и высокоградцы двинулись в атаку.
Входное полотнище оставалось пока опущенным. Муррис и Севри, должно быть, уложили тех двух часовых. Таул отбросил Тирена назад сильным ударом и ощутил боль в руке, но меч не опустил. Бэрд и Кеффин воспользовались освободившимся пространством, чтобы пройти ко входу.
Тирен нанес резкий рубящий удар сверху вниз, и Таулу ничего не осталось, кроме как отразить его. Раненая рука не выдержала, судорога свела плечо, и Таул упал на колени.
Тирен пронзил бы его, если бы не Бэрд. Высокоградец своим клинком плашмя ударил главу ордена по спине. Тирена бросило вперед. Его лицо отразило боль, смятение и гнев.
— И ты еще зовешь себя рыцарем? — быстро оправившись, крикнул он Таулу. — Бейся со мной один на один или вовсе откажись от боя.
Таул поднялся на ноги, не сводя с Тирена глаз.
— Больше меня на это не поймаешь, Тирен. Не тебе говорить о чести. Я теперь немного поумнел и стал видеть тебя таким, как ты есть. — Левой рукой он сделал едва заметный знак Бэрду, и высокоградцы уперли свои мечи в бока Тирена. — Я бьюсь один на один только с теми, кого уважаю. — Таул повернулся спиной к главе ордена. — Свяжите ему руки, друзья, и пойдем прогуляемся.
XXXV
Время медленно, доля за долей, слой за слоем, обращалось вспять.
Магия, заключенная между металлом и плотью, делала свое дело на краю могилы. Темная сгустившаяся кровь вновь начинала струиться, непереваренная пища всасывалась в желудок. Влага орошала иссохшую носоглотку, и внутренности потихоньку сокращались.
Эта магия не имела силы сознательных чар. Она не могла бы служить ни оружием, ни щитом. Ненаправленная, полуоформленная, она излилась с губ вместе с последним вздохом.
Слабый, рассеянный посыл, рожденный волей к жизни и не успевший созреть, обволакивал тело и просачивался в толщу времени.
Кольчуга не позволяла магии распыляться, и та согревала тело, восстанавливая и воскрешая одновременно. Время сгустилось вокруг тела и разжижилось по краям. Одной рукой магия сдерживала будущее, другой растягивала настоящее. Сто, потом тысяча, потом миллион неуловимых перемен — и сердце забилось.
Былой ритм пронизал тело, набирая силу. Ткани сердца напрягались, клапаны открывались, артерии очищались, готовясь к первому мощному толчку.
Погруженное в раствор медленно меняющегося времени сердце затрепетало. Старая магия встретилась с новой, сила Ларна — с силой, рожденной человеком. Сердце, расположенное в месте их слияния, заработало.
За жутким, душу выворачивающим всасыванием последовал первый тяжелый удар. Тело ожило. Мускулы сократились, кровь потекла по жилам, нервы напряглись, органы чувств пробудились, и пот выступил сквозь поры.
Красное и черное. Черное и белое. Яркая вспышка света, превратившаяся в крошечную искру. Мгновение раздвоилось, время разодралось, и Джек открыл глаза.
* * *
Все замерло, когда Тирен вышел из шатра. Бегущие остановились, поднятое оружие опустилось, крики боли и гнева замерли на устах. Все взоры устремились на Тирена. Кинжал, приставленный к его горлу, отразил первый луч зари и бросил блики на лица собравшихся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153