Ее непреодолимая масса разделяла черный лес Чудовищную Поросль и зелень Пределов. Если Северная Стена пала…
— Когда это случилось?
Черты Тируса в первый раз омрачились.
— Почти десять лет назад.
Она побледнела.
— А Чудовищная Поросль?
— Мои разведчицы-Дро регулярно приносят мне сообщения. Грим из Чудовищной Поросли распространились до Камня Тора.
— Так быстро? Это почти четверть пути в великий лес.
Он просто смотрел на нее, позволяя ей все это переварить.
Ее разум обернулся к ее собственному народу, к сайлура. Западные Пределы были их домом, их зеленой родиной. Если гнусные Грим будут продолжать углубляться в лес, скоро племена ее народа будут вынуждены бежать из лесного укрытия, и, скорее всего, погибнут в горах Зубов.
— К-как пал Замок Мрил?
— Много зим наши разведчики забирались в Поросль и возвращались с сообщениями о странных огнях и мерзких существах, рыщущих по вершинам у древних земель Горного Народа, около Тор Амона и Цитадели. Затем однажды наши разведчики перестали возвращаться.
— Карлики? — Мишель не могла не глянуть на Джастона, который хранил стоическое выражение лица.
Тирус кивнул.
— Окопавшиеся там карличьи армии так долго сидели тихо, что мы не знали, чего ожидать. Но мой отец призвал всех своих воительниц-Дро, обратившись к ним с призывом почтить свои клятвы.
— Я ничего об этом не слышала, — сказала Мишель. Ее лицо вспыхнуло от стыда.
Тирус не обратил на ее слова никакого внимания. Его взгляд был обращен в прошлое.
— Той зимой что-то вышло из глубины гор — что-то из черного сердца Тор Амона. Грим из Поросли стали сильнее, черная магия вела их и питала. Армии Дро не смогли устоять перед этой силой, и мой отец погиб, защищая последнюю башню. — Его глаза были полны слез и гнева.
— Мне жаль, — сказала Мишель, но даже в ее собственных ушах ее слова звучали глухо и плоско. — Ваш отец был великим человеком.
Но Тирус по-прежнему не реагировал на ее слова. Его история изливалась из него, словно ручей по сухому оврагу.
— В последнюю ночь перед его гибелью он отослал меня прочь с последними из Дро. Он знал, что погибнет на следующий день, и не хотел, чтобы наш род закончился. Если когда-нибудь будет шанс отвоевать наши земли и восстановить Северную Стену, один из рода Крови должен выжить.
Мишель знала, почему отец отправил Тируса прочь. Северная Стена была не просто холодной гранитной плитой. Некогда Мишель прижимала ладони к великой Стене, принося клятву верности Снежному Леопарду, отцу Тируса, королю Замка Мрил. Камень от ее слов потеплел, нагрелся и чуть не обжег ее ладони. Северная Стена была живым существом — и своими способностями ищейки Мишель даже почувствовала ее сердце. Сердце гранитного барьера было не в камне, а в человеке, которому она поклялась в верности — в короле Мрила. Они были связаны навеки. Кровь и Камень.
Она взглянула на Тируса. То была новая Кровь Стены.
— Так что я бежал, — продолжал он, едва не выплевывая слова, — оставив моего отца умирать под корнями Грим. Я бежал так быстро и так далеко, как только мог — сюда. Когда бежать стало некуда, мой гнев взорвался и не знал границ. Я позволил моей горячей крови кипеть на этих улицах и в этих холодных морях. Не все мои тогдашние дела были благородными или хотя бы добрыми. Ни один человек не мог встать у меня на пути. — Он хрипло засмеялся — ничего общего с его искренним смехом, звучавшим несколько минут назад. — После двух лет подобного неистовства моя кровь наконец остыла, и я обнаружил, что стал повелителем этих пиратов.
Он замолчал, поднял древний меч своей семьи и вложил в ножны. Молчание нависло над ними, словно четвертый собеседник.
Наконец Мишель заговорила.
— Я должна была бы быть там.
— Нет, — просто сказал он. Его глаза больше не были ни гневными, ни веселыми, просто усталыми. — Несмотря на свою внешность, ты не Дро.
Его слова причинили ей боль, но она не могла винить его. Хотя она никогда не слышала призыва идти защищать Северную Стену, она все же чувствовала себя так, будто предала свои клятвы.
— Почему вы оказались здесь?
— Потому что мой отец велел мне ехать сюда, — ответил он. — Поскольку он был Кровью Стены, земля говорила с ним и велела ему отправить меня сюда, чтобы почти десять лет томиться среди этих бессердечных людей.
— Но зачем?
— Ждать возвращения той, кто отдаст свою кровь во имя спасения Западных Пределов.
Мишель решила, что он говорит о Елене и ее кровавой магии. Предсказания вокруг девочки, похоже, множились с каждым днем, собираясь со всех земель Аласии.
Тирус взглянул на Мишель и разрушил ее предположение.
— Я прибыл сюда, чтобы ждать ту, кто одновременно и Дро и не Дро, ту, кто может изменять облик так же легко, как меняются времена года.
Сердце Мишель замерзло в груди.
— Я пришел сюда, чтобы ждать тебя.
Запинаясь, она выговорила:
— Н-но это невозможно.
— Ты — сайлуранка, — прямо сказал он, не обращая внимания на то, как она потрясена.
Джастон ахнул и вздрогнул в кресле рядом с ней.
— Вы с ума сошли, — сказал он. — Я знал Мишель с тех пор, когда она была…
Мишель положила руку ему на локоть и покачала головой, веля ему молчать и тем самым признавая правду в словах Тируса. Когда Джастон это понял, она увидела в его глазах не ужас, которого она ожидала, а просто обиду обманутого человека.
— Прости меня, Джастон…
Он стряхнул ее руку.
Мишель обернулась к Тирусу.
— Что вы ожидаете от меня?
— Что ты пойдешь со мной — обратно к Замку Мрил.
Шорох плащей сообщил о том, что у нее за спиной кто-то есть. Джастон обернулся, но Мишель — нет. Она знала, что этот шорох был сообщением об их присутствии. Дро умели двигаться беззвучно, как призраки. Трое женщин-воительниц, вероятно, стояли там все это время.
— Старые клятвы или нет, я не могу оставить Елену, — кратко сказала она.
Тирус улыбнулся, опять весь веселье.
— Я боюсь, что тебе придется это сделать, или ведьма, которую ты охраняешь, умрет. — Он встал, и она увидела гранит в его глазах. — Так сказала Стена.
Толчук беспокоился о матери. Она ушла не так давно, и он знал, что, имея дело с пиратами, лучше не спешить, но он не мог не тревожиться о ней. Он потерял ее, будучи еще младенцем, а потом снова обрел — только для того, чтобы увидеть, как она умирает. Теперь, когда она снова вернулась к нему, он боялся, когда она отходила от него даже на недолгое время или из-за самой суровой необходимости.
Подошел Фардайл, охранявший их портовую стоянку. Его глаза сияли в туманных сумерках янтарным светом. Подойдя, волк послал огру нечеткий образ: волчонок, свернувшийся под брюхом матери. Все спокойно, хотел сказать волк, но от образа матери с ребенком сердце Толчука только сильнее заболело.
Толчук выпрямился на когтистых ногах и вместе с Фардайлом отправился обходить стоянку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173
— Когда это случилось?
Черты Тируса в первый раз омрачились.
— Почти десять лет назад.
Она побледнела.
— А Чудовищная Поросль?
— Мои разведчицы-Дро регулярно приносят мне сообщения. Грим из Чудовищной Поросли распространились до Камня Тора.
— Так быстро? Это почти четверть пути в великий лес.
Он просто смотрел на нее, позволяя ей все это переварить.
Ее разум обернулся к ее собственному народу, к сайлура. Западные Пределы были их домом, их зеленой родиной. Если гнусные Грим будут продолжать углубляться в лес, скоро племена ее народа будут вынуждены бежать из лесного укрытия, и, скорее всего, погибнут в горах Зубов.
— К-как пал Замок Мрил?
— Много зим наши разведчики забирались в Поросль и возвращались с сообщениями о странных огнях и мерзких существах, рыщущих по вершинам у древних земель Горного Народа, около Тор Амона и Цитадели. Затем однажды наши разведчики перестали возвращаться.
— Карлики? — Мишель не могла не глянуть на Джастона, который хранил стоическое выражение лица.
Тирус кивнул.
— Окопавшиеся там карличьи армии так долго сидели тихо, что мы не знали, чего ожидать. Но мой отец призвал всех своих воительниц-Дро, обратившись к ним с призывом почтить свои клятвы.
— Я ничего об этом не слышала, — сказала Мишель. Ее лицо вспыхнуло от стыда.
Тирус не обратил на ее слова никакого внимания. Его взгляд был обращен в прошлое.
— Той зимой что-то вышло из глубины гор — что-то из черного сердца Тор Амона. Грим из Поросли стали сильнее, черная магия вела их и питала. Армии Дро не смогли устоять перед этой силой, и мой отец погиб, защищая последнюю башню. — Его глаза были полны слез и гнева.
— Мне жаль, — сказала Мишель, но даже в ее собственных ушах ее слова звучали глухо и плоско. — Ваш отец был великим человеком.
Но Тирус по-прежнему не реагировал на ее слова. Его история изливалась из него, словно ручей по сухому оврагу.
— В последнюю ночь перед его гибелью он отослал меня прочь с последними из Дро. Он знал, что погибнет на следующий день, и не хотел, чтобы наш род закончился. Если когда-нибудь будет шанс отвоевать наши земли и восстановить Северную Стену, один из рода Крови должен выжить.
Мишель знала, почему отец отправил Тируса прочь. Северная Стена была не просто холодной гранитной плитой. Некогда Мишель прижимала ладони к великой Стене, принося клятву верности Снежному Леопарду, отцу Тируса, королю Замка Мрил. Камень от ее слов потеплел, нагрелся и чуть не обжег ее ладони. Северная Стена была живым существом — и своими способностями ищейки Мишель даже почувствовала ее сердце. Сердце гранитного барьера было не в камне, а в человеке, которому она поклялась в верности — в короле Мрила. Они были связаны навеки. Кровь и Камень.
Она взглянула на Тируса. То была новая Кровь Стены.
— Так что я бежал, — продолжал он, едва не выплевывая слова, — оставив моего отца умирать под корнями Грим. Я бежал так быстро и так далеко, как только мог — сюда. Когда бежать стало некуда, мой гнев взорвался и не знал границ. Я позволил моей горячей крови кипеть на этих улицах и в этих холодных морях. Не все мои тогдашние дела были благородными или хотя бы добрыми. Ни один человек не мог встать у меня на пути. — Он хрипло засмеялся — ничего общего с его искренним смехом, звучавшим несколько минут назад. — После двух лет подобного неистовства моя кровь наконец остыла, и я обнаружил, что стал повелителем этих пиратов.
Он замолчал, поднял древний меч своей семьи и вложил в ножны. Молчание нависло над ними, словно четвертый собеседник.
Наконец Мишель заговорила.
— Я должна была бы быть там.
— Нет, — просто сказал он. Его глаза больше не были ни гневными, ни веселыми, просто усталыми. — Несмотря на свою внешность, ты не Дро.
Его слова причинили ей боль, но она не могла винить его. Хотя она никогда не слышала призыва идти защищать Северную Стену, она все же чувствовала себя так, будто предала свои клятвы.
— Почему вы оказались здесь?
— Потому что мой отец велел мне ехать сюда, — ответил он. — Поскольку он был Кровью Стены, земля говорила с ним и велела ему отправить меня сюда, чтобы почти десять лет томиться среди этих бессердечных людей.
— Но зачем?
— Ждать возвращения той, кто отдаст свою кровь во имя спасения Западных Пределов.
Мишель решила, что он говорит о Елене и ее кровавой магии. Предсказания вокруг девочки, похоже, множились с каждым днем, собираясь со всех земель Аласии.
Тирус взглянул на Мишель и разрушил ее предположение.
— Я прибыл сюда, чтобы ждать ту, кто одновременно и Дро и не Дро, ту, кто может изменять облик так же легко, как меняются времена года.
Сердце Мишель замерзло в груди.
— Я пришел сюда, чтобы ждать тебя.
Запинаясь, она выговорила:
— Н-но это невозможно.
— Ты — сайлуранка, — прямо сказал он, не обращая внимания на то, как она потрясена.
Джастон ахнул и вздрогнул в кресле рядом с ней.
— Вы с ума сошли, — сказал он. — Я знал Мишель с тех пор, когда она была…
Мишель положила руку ему на локоть и покачала головой, веля ему молчать и тем самым признавая правду в словах Тируса. Когда Джастон это понял, она увидела в его глазах не ужас, которого она ожидала, а просто обиду обманутого человека.
— Прости меня, Джастон…
Он стряхнул ее руку.
Мишель обернулась к Тирусу.
— Что вы ожидаете от меня?
— Что ты пойдешь со мной — обратно к Замку Мрил.
Шорох плащей сообщил о том, что у нее за спиной кто-то есть. Джастон обернулся, но Мишель — нет. Она знала, что этот шорох был сообщением об их присутствии. Дро умели двигаться беззвучно, как призраки. Трое женщин-воительниц, вероятно, стояли там все это время.
— Старые клятвы или нет, я не могу оставить Елену, — кратко сказала она.
Тирус улыбнулся, опять весь веселье.
— Я боюсь, что тебе придется это сделать, или ведьма, которую ты охраняешь, умрет. — Он встал, и она увидела гранит в его глазах. — Так сказала Стена.
Толчук беспокоился о матери. Она ушла не так давно, и он знал, что, имея дело с пиратами, лучше не спешить, но он не мог не тревожиться о ней. Он потерял ее, будучи еще младенцем, а потом снова обрел — только для того, чтобы увидеть, как она умирает. Теперь, когда она снова вернулась к нему, он боялся, когда она отходила от него даже на недолгое время или из-за самой суровой необходимости.
Подошел Фардайл, охранявший их портовую стоянку. Его глаза сияли в туманных сумерках янтарным светом. Подойдя, волк послал огру нечеткий образ: волчонок, свернувшийся под брюхом матери. Все спокойно, хотел сказать волк, но от образа матери с ребенком сердце Толчука только сильнее заболело.
Толчук выпрямился на когтистых ногах и вместе с Фардайлом отправился обходить стоянку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173