Он слишком верит в силу древних обломков.
Господин Эдилл обернулся к молодому старейшине. Сайвин никогда не видела, чтобы глаза старика вспыхивали так яростно:
— Ты клевещешь на прошлое и тем рискуешь, молодой Талон. Ты прожил слишком мало зим, чтобы оценить, как быстро прошлое может укусить тебя в спину, если смотреть только в будущее.
Талон заворчал, но не решался смотреть в яростные глаза господина Эдилла.
Каст явно устал от этой перебранки.
— Так что же это за доказательство?
Обернувшись к Кровавому Всаднику, господин Эдилл слегка приподнял брови и кивнул на Каста.
— Ну как же, ты и есть мое доказательство, господин Каст.
— Что ты хочешь сказать?
— Пришло тебе время узнать, кто ты на самом деле.
Старик взмахнул рукой, и складка стены за столом совета отодвинулась, открыв древнюю картину. На ней был изображен человек с белыми волосами, сидящий на огромном драконе с чешуей цвета жемчуга.
— Родич Драконов, — объявил господин Эдилл. — Наш предок.
Сайвин невольно ахнула и шагнула к картине. Даже несмотря на странные волосы, Сайвин не могла не узнать знакомые черты. Этот человек был близнецом Каста — даже татуировка с драконом на горле у него была такая же.
Господин Эдилл произнес:
— Ты — наш возрожденный прародитель! Дракон и человек, снова связанные магией воедино.
— Этого не может быть, — пробормотал Каст, не отводя глаз от картины.
* * *
Солнце в голубом небе поднималось к зениту. Пиноррр стоял за спиной килевого «Драконьей Шпоры». Старый шаман терпеливо ждал, пока капитан закончит наказание одного из матросов корабля. Крики наказываемого сливались со свистом сыромятного ремня. Десять ударов — обычное наказание для вахтенного, обнаруженного спящим на посту.
Остальные матросы ходили по палубе, словно крики боли были всего лишь криками сердитых чаек. Пиноррр знал, что на корабле, управляемом суровым килевым, подобная музыка звучит нередко. И все же, глядя, как Ульстер обмакивает кожаный хлыст в морскую воду, Пиноррр заметил в глазах молодого килевого огонек голода и удовольствия. Хлыст, вымоченный в соленой воде, наносил гораздо более болезненные удары, но не все килевые пользовались этим при наказаниях.
Нынешний килевой этого корабля всегда вымачивал хлыст в морской воде.
Обмакивая хлыст в воду перед последним ударом, Ульстер перехватил взгляд Пиноррра.
— Соль на рану, чтоб лучше запомнить, — сказал килевой, цитируя древний закон дрирендая, словно для того, чтобы оправдать добавочное утяжеление наказания. Но суровая усмешка на губах этого человека противоречила извинению — Ульстер действительно получал удовольствие от причиняемой им боли.
В ответ на заявление килевого Пиноррр только кивнул, полностью скрыв свои чувства. Он был не вправе оспаривать приговор капитана. Кроме того, Ульстер совсем недавно стал капитаном. Послужив на множестве кораблей под управлением бесчисленных килевых, Пиноррр повидал множество таких же молодых капитанов, которые пытались продемонстрировать свою твердость и силу, стараясь жестоким обращением с командой заработать ее уважение. Только опыт многих зим мог донести до таких молодых людей, что ужас никогда не приносит уважение и верность команды — только честь и доброта капитана.
И все же Пиноррр подозревал, что не только недостаток опыта был причиной жестокости Ульстера. Играя с кнутом, этот человек показал свою истинную натуру. Пиноррр заметил, что Ульстеру даже пришлось поправить штаны, чтобы скрыть, какое наслаждение доставляет ему это наказание.
Когда килевой отвернулся, чтобы нанести последний удар, Пиноррр на мгновение нахмурился, потом опять надел, как маску, спокойное выражение лица. Он ненавидел этого молодого капитана — и не только за жестокость, но и за все остальное, что в нем было. Он ненавидел постоянно самодовольное выражение лица Ульстера и его привычку заплетать свою воинскую косичку так, как по обычаю делали только ветераны.
Даже капитанство Ульстер получил не за собственные победы, а из-за уважения, которое дрирендая питали к его умершему отцу. Отец Ульстера почти двадцать зим был Верховным Килевым дрирендая и привел Кровавых Всадников к их теперешнему господству на Отмелях. В те славные времена Пиноррр был шаманом Верховного Килевого на могучем «Сердце Дракона». Но Пиноррр считал отца Ульстера не только командиром, но и близким другом. Они вместе переживали и триумфы, и трагедии: смерть любимой жены Пиноррра, потерю старшего сына Верховного Килевого в беснующемся море, победу флота над Кровавыми Привидениями. После всей этой совместно пролитой крови Пиноррр ни в чем не мог отказать своему другу.
На смертном одре, со стрелой, торчавшей, словно сорняк, из окровавленной груди, Верховный Килевой обратился к своему народу только с двумя просьбами. Во-первых, перед смертью он хотел увидеть, как его сын получает драконий зуб — символ предводительства. И во-вторых, он хотел, чтобы Пиноррр служил его сыну в качестве шамана. Никто не мог оскорбить честь этого человека отказом. В тот же день, еще до захода солнца, Ульстер получил предводительство над «Драконьей шпорой», и Пиноррр перешел на его корабль.
Раздумья Пиноррра прервал крик боли. Наказанный матрос, закованный в кандалы, рухнул на палубу. Вся его спина была в красных полосах. Удары оставили глубокие порезы, в одном из них Пиноррр заметил белеющую кость. Лицо шамана посерело. Для такой дикой жестокости не было никаких оснований. Избиение провинившегося должно было быть наказанием, но не убийством.
Ульстер подошел к распростертому человеку, держа в руках ведро с морской водой, в которой он вымачивал свой кнут. Матрос застонал и попытался свернуться в клубок, словно ожидая еще одного удара. От боли он уже давно перестал считать удары и вообще соображать, превратившись в измученное животное. Ульстер встал над избитым человеком и медленно вылил ему на спину соленую воду. Снова раздались крики боли, пронеслись над палубой и полетели над морем.
Пиноррр постарался не съежиться. Когда Ульстер наконец отбросил пустое ведро и обернулся к Пиноррру, старому шаману удалось натянуть на лицо пустое, безразличное выражение. В глазах молодого человека светилось удовлетворение.
Сжав кулаки за спиной, Пиноррр молчал. Как это жалкое существо могло быть сыном такого прекрасного человека, как покойный Верховный Килевой?
Вытирая руки, Ульстер подошел к Пиноррру.
— Ну, а теперь, какие у тебя для меня новости?
Пиноррр изо всех сил постарался произнести ровным почтительным тоном:
— Я чувствую, что с юга приближается шторм. Сильный.
Ульстер посмотрел на ясное небо и спокойное море.
Увидев в глазах килевого сомнение, Пиноррр чуть не ударил этого человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173
Господин Эдилл обернулся к молодому старейшине. Сайвин никогда не видела, чтобы глаза старика вспыхивали так яростно:
— Ты клевещешь на прошлое и тем рискуешь, молодой Талон. Ты прожил слишком мало зим, чтобы оценить, как быстро прошлое может укусить тебя в спину, если смотреть только в будущее.
Талон заворчал, но не решался смотреть в яростные глаза господина Эдилла.
Каст явно устал от этой перебранки.
— Так что же это за доказательство?
Обернувшись к Кровавому Всаднику, господин Эдилл слегка приподнял брови и кивнул на Каста.
— Ну как же, ты и есть мое доказательство, господин Каст.
— Что ты хочешь сказать?
— Пришло тебе время узнать, кто ты на самом деле.
Старик взмахнул рукой, и складка стены за столом совета отодвинулась, открыв древнюю картину. На ней был изображен человек с белыми волосами, сидящий на огромном драконе с чешуей цвета жемчуга.
— Родич Драконов, — объявил господин Эдилл. — Наш предок.
Сайвин невольно ахнула и шагнула к картине. Даже несмотря на странные волосы, Сайвин не могла не узнать знакомые черты. Этот человек был близнецом Каста — даже татуировка с драконом на горле у него была такая же.
Господин Эдилл произнес:
— Ты — наш возрожденный прародитель! Дракон и человек, снова связанные магией воедино.
— Этого не может быть, — пробормотал Каст, не отводя глаз от картины.
* * *
Солнце в голубом небе поднималось к зениту. Пиноррр стоял за спиной килевого «Драконьей Шпоры». Старый шаман терпеливо ждал, пока капитан закончит наказание одного из матросов корабля. Крики наказываемого сливались со свистом сыромятного ремня. Десять ударов — обычное наказание для вахтенного, обнаруженного спящим на посту.
Остальные матросы ходили по палубе, словно крики боли были всего лишь криками сердитых чаек. Пиноррр знал, что на корабле, управляемом суровым килевым, подобная музыка звучит нередко. И все же, глядя, как Ульстер обмакивает кожаный хлыст в морскую воду, Пиноррр заметил в глазах молодого килевого огонек голода и удовольствия. Хлыст, вымоченный в соленой воде, наносил гораздо более болезненные удары, но не все килевые пользовались этим при наказаниях.
Нынешний килевой этого корабля всегда вымачивал хлыст в морской воде.
Обмакивая хлыст в воду перед последним ударом, Ульстер перехватил взгляд Пиноррра.
— Соль на рану, чтоб лучше запомнить, — сказал килевой, цитируя древний закон дрирендая, словно для того, чтобы оправдать добавочное утяжеление наказания. Но суровая усмешка на губах этого человека противоречила извинению — Ульстер действительно получал удовольствие от причиняемой им боли.
В ответ на заявление килевого Пиноррр только кивнул, полностью скрыв свои чувства. Он был не вправе оспаривать приговор капитана. Кроме того, Ульстер совсем недавно стал капитаном. Послужив на множестве кораблей под управлением бесчисленных килевых, Пиноррр повидал множество таких же молодых капитанов, которые пытались продемонстрировать свою твердость и силу, стараясь жестоким обращением с командой заработать ее уважение. Только опыт многих зим мог донести до таких молодых людей, что ужас никогда не приносит уважение и верность команды — только честь и доброта капитана.
И все же Пиноррр подозревал, что не только недостаток опыта был причиной жестокости Ульстера. Играя с кнутом, этот человек показал свою истинную натуру. Пиноррр заметил, что Ульстеру даже пришлось поправить штаны, чтобы скрыть, какое наслаждение доставляет ему это наказание.
Когда килевой отвернулся, чтобы нанести последний удар, Пиноррр на мгновение нахмурился, потом опять надел, как маску, спокойное выражение лица. Он ненавидел этого молодого капитана — и не только за жестокость, но и за все остальное, что в нем было. Он ненавидел постоянно самодовольное выражение лица Ульстера и его привычку заплетать свою воинскую косичку так, как по обычаю делали только ветераны.
Даже капитанство Ульстер получил не за собственные победы, а из-за уважения, которое дрирендая питали к его умершему отцу. Отец Ульстера почти двадцать зим был Верховным Килевым дрирендая и привел Кровавых Всадников к их теперешнему господству на Отмелях. В те славные времена Пиноррр был шаманом Верховного Килевого на могучем «Сердце Дракона». Но Пиноррр считал отца Ульстера не только командиром, но и близким другом. Они вместе переживали и триумфы, и трагедии: смерть любимой жены Пиноррра, потерю старшего сына Верховного Килевого в беснующемся море, победу флота над Кровавыми Привидениями. После всей этой совместно пролитой крови Пиноррр ни в чем не мог отказать своему другу.
На смертном одре, со стрелой, торчавшей, словно сорняк, из окровавленной груди, Верховный Килевой обратился к своему народу только с двумя просьбами. Во-первых, перед смертью он хотел увидеть, как его сын получает драконий зуб — символ предводительства. И во-вторых, он хотел, чтобы Пиноррр служил его сыну в качестве шамана. Никто не мог оскорбить честь этого человека отказом. В тот же день, еще до захода солнца, Ульстер получил предводительство над «Драконьей шпорой», и Пиноррр перешел на его корабль.
Раздумья Пиноррра прервал крик боли. Наказанный матрос, закованный в кандалы, рухнул на палубу. Вся его спина была в красных полосах. Удары оставили глубокие порезы, в одном из них Пиноррр заметил белеющую кость. Лицо шамана посерело. Для такой дикой жестокости не было никаких оснований. Избиение провинившегося должно было быть наказанием, но не убийством.
Ульстер подошел к распростертому человеку, держа в руках ведро с морской водой, в которой он вымачивал свой кнут. Матрос застонал и попытался свернуться в клубок, словно ожидая еще одного удара. От боли он уже давно перестал считать удары и вообще соображать, превратившись в измученное животное. Ульстер встал над избитым человеком и медленно вылил ему на спину соленую воду. Снова раздались крики боли, пронеслись над палубой и полетели над морем.
Пиноррр постарался не съежиться. Когда Ульстер наконец отбросил пустое ведро и обернулся к Пиноррру, старому шаману удалось натянуть на лицо пустое, безразличное выражение. В глазах молодого человека светилось удовлетворение.
Сжав кулаки за спиной, Пиноррр молчал. Как это жалкое существо могло быть сыном такого прекрасного человека, как покойный Верховный Килевой?
Вытирая руки, Ульстер подошел к Пиноррру.
— Ну, а теперь, какие у тебя для меня новости?
Пиноррр изо всех сил постарался произнести ровным почтительным тоном:
— Я чувствую, что с юга приближается шторм. Сильный.
Ульстер посмотрел на ясное небо и спокойное море.
Увидев в глазах килевого сомнение, Пиноррр чуть не ударил этого человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173