Началось все с булькающего звука умирающего от раны в лёгких человека. Звук сей взмыл к небу, отскакивая от дерева к дереву, отдаваясь эхом, становясь все громче и громче, все ужаснее и ужаснее, и вдруг неожиданно оборвался — и наступила зловещая тишина.
— Ахрд! Страшно воют местные волки.
Угрюмый юмор Брахта заставил Чазали ухмыльнуться, но улыбка тут же застыла у него на лице: вопль повторился. Киривашен вскочил на ноги. Раздался третий вопль и четвёртый, и все время с разных сторон. Наконец все они слились в единый леденящий кровь хор, словно вопили души, томящиеся в аду, полные ненависти ко всему сущему, жаждущие заставить людей пройти через предписанные им мучения.
Чазали был бледен, но ни один мускул не дрогнул у него на лице. Каландрилл, Брахт и Катя с мечами на изготовку стояли рядом.
— Они хотят запугать нас. — Очен сидел подле костра и грел руки.
Брахт мрачно ухмыльнулся и сказал:
— И это у них неплохо получается.
Вазирь кивнул:
— Они далеко и вряд ли им удастся побороть мои обереги.
— Вряд ли? — переспросил керниец.
— Место сие ограждено заклятиями, кои им будет очень трудно преодолеть, но… — Очен пожал плечами, — я не ведаю, какими колдовскими силами наградил их Рхыфамун.
— А ты можешь привести нас к ним? — спросил Каландрилл, и голос его едва не затерялся за страшными воплями.
— Это будет не мудро, — покачал головой Очен. — Если я уйду в эфир, то мои заклятия на земле ослабнут, а опасность того, что Рхыфамун отыщет твою душу в эфире, пока ещё не ликвидирована.
Каландрилл беспомощно взмахнул рукой в сторону мрачной тьмы, простиравшейся за кругом огня.
— Его творения, похоже, уже отыскали нас, — заявил он. — Что, если они поставят в известность хозяина?
— Тем более, — терпеливо пояснил Очен, — я должен оставаться здесь. Но я надеюсь, они не настолько близко. Скорее всего, он околдовал тенсаев и оставил их позади себя.
— Значат ли твои слова, что ты ничего не можешь поделать? — Каландрилл оглянулся по сторонам — вопли оглушали его, били молотом по голове. Ценнайра крепко держала его за руку. — Неужели мы должны это терпеть?
— Боюсь, что да, — сказал Очен с раздражающим спокойствием.
Наступило молчание, тяжёлое, оглушающее, как зловещие вопли, которые отдавались у них в ушах. Тишина предвещала шторм — простое затишье перед бурей. Потрескивание сучьев, шелест листьев на ветру словно предупреждали их о чем-то страшном. Дрова в костре потрескивали, лошади всхрапывали, доспехи воинов позвякивали. Все в страхе вглядывались в темноту.
— Я проверю лошадей, — сказал Брахт, — вопли их тоже напугали.
— Я с тобой.
Катя сунула меч в ножны, и Каландрилл заметил тревожный блеск в её глазах. Холодный пот тёк у него по спине. Ценнайра крепко держала Каландрилла за руку.
— Я поговорю с воинами, — произнёс Чазали.
— Успокой их, скажи, что мои заклятия уберегут их от нападения, — посоветовал Очен. — Вряд ли что произойдёт.
Киривашен нахмурился, а Каландрилл спросил:
— Тогда зачем все это?
Очен коротко и невесело рассмеялся.
— Если бы они думали на нас напасть, то не стали бы предупреждать. Нет, нас просто хотят измотать. Нападут они позже, и тогда предупреждать не будут.
Чазали что-то пробурчал и ушёл. Каландрилл погладил Ценнайру по руке и, с трудом улыбнувшись, сказал:
— Очен прав; так что давай готовить ужин.
Ценнайра поджала губы и, хотя и не без усилия над собой, отпустила его руку. Она была напугана. Подобного страха она не испытывала с тех пор, как её бросили в темницу Нхур-Джабаля. А близость Каландрилла действовала на неё успокаивающе. Ценнайра кивнула и села на траву.
Каландрилл пристроился рядом, наблюдая за тем, как Очен ставит на костёр котелок с водой и сырым мясом.
— Когда? — спросил он тихо.
— Когда они нападут? — Вазирь пожал плечами. — Я не обладаю даром предвидения. Посему могу только догадываться. По моему разумению, это случится днём. Рхыфамун знает, что ты путешествуешь в компании колдуна, так что он, конечно, понимает, что на ночь я ограждаю нас оберегами. Он также знает, что во время марша я этого сделать не в состоянии.
Каландрилл нахмурился, собираясь с мыслями, но колдун опередил его:
— Для того чтобы оберечь во время марша такую большую группу людей, требуется по меньшей мере вазирь-нарумасу. Но даже их нужно по меньшей мере двое. Я полагаю, Рхыфамун пользуется и людьми, и колдовством; скорее всего, он приказал своим приспешникам напасть на нас на марше.
Перспектива была малоутешительной, и Каландрилл не нашёлся, что ответить. Он потянулся, чтобы перевернуть мясо, с которого в костёр капал жир, но Ценнайра опередила его:
— Я сама справлюсь, тебе есть чем заняться.
— Вроде этого? — поморщившись, спросил Каландрилл, когда раздался новый вой.
— Ты же учишься оккультному мастерству, — сказала она, поправляя мясо над костром и глядя на Очена.
— Сегодня занятий не будет, — заявил вазирь, перекрикивая вопли. — Рхыфамун выиграл у нас день.
— Невелика победа, — заявил Каландрилл, скорее чтобы успокоить Ценнайру.
— Истинно, — улыбнулся Очен. — Но завтра… может, завтра он познает поражение.
— Если будет угодно Дере.
Каландрилл говорил искренне, хотя, прислушиваясь к дикой какофонии, он в глубине души вопрошал себя: не оставили ли Молодые боги их один на один в непонятной войне? Они сидят в густом лесу — но где Ахрд? Почему лесной бог Куан-на'Фора не прислал биахов, дабы положили они конец этому дикому завыванию и уничтожили тех, кто сим занимался? Из источника, булькая, вытекает вода — но где Бураш? Где Дера? Богиня говорила о том, что на неё и её божественных братьев наложены ограничения. Распространяется ли их власть по сю сторону Кесс-Имбруна? Или они бессильны на Джессеринской равнине? А Хоруль? Где лошадиный бог джессеритов? Он должен им помогать, но он молчит. Может, и он обессилел из-за эманации, исходящих от Фарна?
Чем громче становились завывания, тем больше сомнений испытывал Каландрилл. Он хотел поделиться ими с Оченом, но из-за воплей, переполнявших лес и ночь, всякая беседа была невозможна. Каландриллом владело только одно желание — зажать уши руками. Но он не позволял себе этого сделать, опасаясь прозевать момент нападения — рассуждения вазиря не до конца развеяли его сомнения.
Ночь была ужасной, изматывающей, и когда небо наконец осветилось и вопли прекратились, путники торопливо позавтракали, молча оседлали перепуганных коней и угрюмо отправились на север, что есть силы подгоняя бедных животных в надежде оторваться от невидимых преследователей.
В полдень они остановились, дабы передохнуть и поесть подле ручья. Лучники охраняли животных, а остальные ели стоя, постоянно оглядываясь по сторонам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115