ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Дракон повернул голову, привлеченный летящим предметом, и молниеносно проглотил мясо.
— Я уверен, что они настоящие, — заявил керниец.
— Значит, все здесь настоящее? — Катя махнула рукой в сторону мангровых деревьев. — Означает ли это, что мы идем по Гессифу? А если это так, то на эту дорогу можно пройти только через те ворота?
— Драконы сделаны из мяса и костей, — заявил Брахт, — и у них есть настоящие зубы. Так что я думаю, что это — Гессиф. Что же касается дороги, то не знаю.
— Я думаю, что мы идем по Гессифу, — сказал Каландрилл, — и проникнуть сюда можно только через одни ворота, и то лишь с помощью сываба, которые в свою очередь показывают дорогу только тому, кого одобрит Древний. Мне кажется, что мы идем по волшебному пространству.
— Вернее, стоим и ничего не делаем, — вставил Брахт. — Как далеко отсюда до Тезин-Дара?
Каландрилл вытащил карту и сел на корточки, расправляя ее на сухом камне и вспоминая смех старейшин.
— Мне кажется, что сывалхинская деревня — вот здесь. Думаю, за день доберемся. — Он указал пальцем на линию, обозначенную Орвеном как «болотная дамба, где обитают ужасные чудища, весьма опасные для мужа». — Тезин-Дар здесь.
— Пока мы туда доберемся, наступит зима, — пробормотал Брахт.
— Если только мы не идем по волшебной дороге… Мне кажется, что она приведет нас к городу быстрее, чем ты думаешь, — возразил Каландрилл.
— Может, ты и прав, — согласился керниец.
— Скоро узнаем. — Каландрилл сложил карту.
Они пошли по тоннелю из поросших мхом деревьев; солнечный свет превратился здесь в сине-зеленую колеблющуюся мглу; вода вокруг дороги казалась черной, а деревья — огромными серыми колоннами. Болотные опасности, подстерегавшие их здесь, как и драконы, были не меньших размеров: во мху ползали гришами с человеческую руку; еннымы, как змеи, извивались меж похожих на паучьи лапы корней; огромные косяки шивимов вызывали рябь на поверхности воды, а прекрасные, но смертоносные цветы фешина достигали размеров тарелки. Однако троица шла и шла вперед, держась поставленной цели, пока голод не заставил их сделать привал.
Они перекусили запасами сывалхинов, немного отдохнули, а потом опять отправились по тоннелю из мангровых деревьев, которые закрывали собой небо; солнце по-прежнему скрывалось за зеленым потолком, и они потеряли всякое представление о времени, полностью подчиняясь только собственной усталости, наваливавшейся на их ноги, или урчанию желудков. Каландрилл надеялся, что они встретят еще один постоялый двор, но ничего подобного, похоже, не предвиделось, и они сдались — уселись посреди дороги перекусить и поспать.
Ночь вроде бы и не собиралась опускаться на землю, и сине-зеленая мгла не рассеивалась; впечатление было такое, будто между днем и ночью повисли бесконечные сумерки. Воздух звенел от жужжания насекомых, поверхность воды с шумом разрезали плавники хищных рыб, вдали рычали драконы. Но путники были настолько измотаны, что уснули, не обращая внимания на угрожающий говор леса и болота, а проснулись мало отдохнувшими, с еще одубевшим телом, и прежде, чем отправиться дальше по тоннелю из деревьев, помассировали отекшие руки и ноги.
Как и накануне, они определяли время только по усталости и считали днем отрезок времени между сном и бодрствованием. Другого календаря у них не было. Таким образом они насчитали пять дней, прежде чем дошли до второго дома.
Как и первый, он стоял посреди дороги, словно высеченный из монолита. Они вошли без малейшего колебания и обнаружили, что внутри строение было точной копией первого и казалось больше, чем снаружи; они тут же прильнули к окнам в дальней стене, чтобы посмотреть на путь, лежащий впереди, и опять увидели болото, покрытое лилиями и кишащее драконами; конца ему видно не было, и дорога, прямая как стрела, терялась в лесу, красно-золотистая в лучах клонившегося к закату солнца.
— Сколько же прошло времени? — спросил Каландрилл. — Когда мы вышли на дорогу, солнце только-только встало, а сейчас оно садится. Всего один день? Только один день?
— Мои ноги утверждают, что прошло значительно больше, — пробормотал Брахт.
— Ты же сам говорил, что мы идем по волшебному пространству, — заметила Катя. — Хотя грязь на мне вполне реальная. Я иду в ванную.
Она ушла, а они принялись ходить по дому. Все здесь было, как и в первом, и они смыли с себя пот и пыль, поели, выпили хорошего вина и отправились на покой, наслаждаясь роскошью постелей, особенно мягких после жесткого камня дороги.
Проснувшись, они обнаружили, что одежда их чиста, а стол опять накрыт; они позавтракали, наполнили фляжки водой и вновь пошли через огромное болото лилий, уже не обращая внимания на рычащих вокруг них драконов. Солнце светило слева. Они шли и думали, будет ли означать ночь конец их пути или просто конец еще одного дня? Перспектива ночи пугала их. Время, а может, и расстояние, а может, и то и другое вместе как бы сжались: им казалось, что они идут только один день, и, когда они дошли до третьего места отдыха, солнце так и не изменило своего положения.
На сей раз это был не дом, а дольмен. Два столпа из черного камня вырастали прямо из земли, поддерживая на себе — параллельно земле — третий. Проход оказался таким узким, что протиснуться туда было трудно. За этим порталом стояла кромешная темень. Путешественники обескуражено остановились.
Обойти дольмен было невозможно, и когда Каландрилл заглянул за него, то не увидел дороги. Она кончалась прямо здесь — за дольменом простиралась только топь с драконами.
— Дороги больше нет, — сказал он, рассматривая огромные черные столпы. — Видимо, это вторые ворота.
— Старейшины открыли нам первые пением, — сказал Брахт. — Сможем ли мы пройти через эти без их помощи?
— Надо, — сказала Катя. — Иначе придется возвращаться.
Брахт с кислой физиономией покачал головой.
— Ахрд, нет! Хватит ходьбы, умоляю.
Катя улыбнулась:
— Только вперед, к Тезин-Дару, я надеюсь!
— Да, — заявил Каландрилл. — К Тезин-Дару и к «Заветной книге».
Он встал справа от Кати, Брахт слева, и втроем они протиснулись в проем между столпами.
Темень оказалась такой холодной, что резала, как ледяной нож, а холод был таким натуральным, что буквально замораживал дыхание. Падение — как мягкий снаряд, летящий в вечность. Чтобы разбиться о твердый камень действительности?
Или приземление будет мягче?
Трава?
Да, пахучая трава и маленькие цветы с хрупкими белыми лепестками и пурпурными прожилками, раздавленные покрытыми инеем ботинками, который тут же растаял и вновь засверкал на солнце, светившем в окружении легких перистых белых облачков с умопомрачительно лазурного неба. Пение птиц и ленивое жужжание сытых пчел, стрекот сверчков… Каландрилл с раскрытым от удивления ртом огляделся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149