У пленимарцев там оказалось сотни две пехотинцев и лучников, и если они не дожидались именно нас, то пленимарские военачальники плохо распоряжаются своим войском. Несмотря на рану, Риус бился, как загнанный в угол волк, но Ларис потом рассказывал, что копейщик убил коня князя, так что тот оказался придавлен тушей. Пленимарцы с топорами накинулись на Риуса, прежде… прежде чем я смог к нему пробиться.
Слеза скатилась по щеке Фарина и повисла на щетине на подбородке.
— К тому времени, когда я его нашел, жизнь вытекала из него вместе с кровью. Мы унесли князя, но помочь ему мало чем могли.
Слезы продолжали струиться по лицу воина, но он их, казалось, не замечал. Что-то подсказало Аркониэлю, что за последние дни Фарин привык не скрывать слез.
— Риус знал, что Билайри пришел за ним. Он велел мне наклониться и говорил так тихо, что только я мог расслышать. Последние его слова были: «Защищай мое дитя ценой жизни, если понадобится. Тобин будет править Скалой».
Аркониэль затаил дыхание.
— Он так тебе сказал?
Фарин посмотрел в глаза волшебнику.
— Тогда я подумал, что близость смерти туманит его ум, но сейчас, видя выражение твоего лица, я готов переменить мнение. Ты знаешь, что он имел в виду?
Доверяй своим инстинктам, — посоветовала Аркониэлю Айя перед отъездом. Инстинкт всегда говорил молодому волшебнику, что Фарину доверять можно. Все равно Аркониэль чувствовал себя сейчас, как человек, готовый прыгнуть вниз с высокой скалы, видя внизу лишь туман. Секрет был смертельно опасен для любого, кому становился известен.
— Знаю. Ради достижения той цели, о которой сказал тебе Риус, мы с Айей начали трудиться еще до того, как Тобин родился. Но ты должен сказать мне честно: сможешь ли ты по-прежнему служить Тобину, зная не более того, что знаешь теперь?
— Да. Только…
Аркониэль внимательно смотрел на не находящего слов Фарина.
— Ты гадаешь, почему Риус не сказал тебе всего… раньше?
Фарин кивнул. Его губы сжались в тонкую линию.
— Он не мог, — мягко произнес Аркониэль. — Риус никогда не сомневался в твоей верности, можешь мне поверить. Когда-нибудь я смогу все тебе объяснить, и тогда ты поймешь, почему он поступил так, как поступил. Но никогда не сомневайся в том, что князь тебе доверял. Он доказал это на смертном одре, Фарин. То, о чем он сказал тебе, было целью всей его жизни.
— Что сейчас нужно Тобину — это защита, а в будущем — союзники. Сколько солдат мы смогли бы сейчас собрать под свои знамена, если бы потребовалось?
Фарин провел рукой по бороде.
— Тобину нет еще и двенадцати, Аркониэль. Он слишком молод, чтобы стать полководцем, слишком молод даже для того, чтобы внушить веру в себя. Без поддержки могущественного вельможи… — Фарин махнул рукой в сторону замка. — Нианис и Солани — славные парни, но вождем был Риус. Если бы Тобину было, скажем, шестнадцать или семнадцать, даже пятнадцать, дело могло бы повернуться по-другому. Сейчас же единственный близкий его родич, обладающий властью, — царь. И все же…
— Да?
— Говоря строго между нами: среди знати найдутся люди, которые не останутся в стороне, если наследнику по женской линии царского рода будет грозить опасность. Есть и те, кто хорошо помнит, кем был отец Тобина.
— Ты знаешь, кто эти вельможи? Кому Тобин мог бы доверять?
— Царское окружение сейчас таково, что жизнью поручиться я мог бы за очень немногих, но я провел многие годы рядом с князем и всегда пользовался его доверием. Я хорошо представляю себе, откуда ветер дует.
— Тобину в этом понадобится твое руководство. Как насчет солдат, которые были преданы Риусу?
— Воины зависят от дохода с земель, а потому станут служить тому, кто землями владеет. Пока Тобин не достигнет совершеннолетия, распоряжаться всем, мне кажется, будет назначенный царем чело-век. — Фарин покачал головой. — Многое может измениться за ближайшие годы. Боюсь, что Эриус назначит собственных управляющих в княжеские владения.
— Для мальчика и так уже слишком многое изменилось, — прошептал Аркониэль. — В одном ему повезло: иметь рядом такого верного человека, как ты.
Фарин хлопнул Аркониэля по плечу и поднялся.
— Некоторые служат ради славы и из верности военачальнику, — ворчливо сказал он, — некоторые — ради денег. Я служил Риусу, потому что любил его. По этой же причине я буду служить Тобину.
— Любовь… — Аркониэль поднял глаза, заметив в тоне Фарина что-то необычное. — Я никогда раньше не спрашивал… У тебя ведь есть где-то поместье. Там живет твоя собственная семья?
— Нет. — Прежде чем волшебник смог понять, что написано на лице воина, тот повернулся и направился к замку.
— Достойный человек, — прошептала невидимая Лхел, ее голос был как журчание воды под мостом.
— Я знаю, — ответил Аркониэль, ободренный ее невидимым присутствием. — Тебе уже известно о князе Риусе?
— Брат мне рассказал.
— Что мне делать, Лхел? Царь хочет, чтобы Тобин отправился в Эро.
Сделай так, чтобы Ки остался при нем. Аркониэль горько усмехнулся.
— И это все? Рад слышать. Скажи, Лхел… Но ведьмы рядом уже не было.
Глава 35
Наутро после бдения Тобин проснулся, полный странного спокойствия. Ки все еще спал у него на плече, касаясь головой его щеки. Тобин сидел совершенно неподвижно, стараясь понять, откуда взялась непонятная пустота в груди. Все было не так, как после смерти его матери: отец погиб смертью воина, пал с честью на поле брани.
Ки был тяжелый. Тобин немного подвинулся, чтобы высвободить затекшую руку, и Ки, вздрогнув, проснулся.
— Тобин, с тобой все в порядке?
— Да. — Что ж, по крайней мере говорить он может. Однако ощущение пустоты в груди оставалось: там словно образовалась темная дыра или забил холодный глубокий родник, как рядом с дубом Лхел. Тобину казалось, что он смотрит в эту темную воду, ожидая чего-то, хоть и не знает, чего именно.
Мальчик поднялся и направился к святилищу, чтобы вознести молитву за отца. Фарин и военачальники отсутствовали, но Кони и некоторые из солдат все еще стояли на коленях вокруг урны.
— Мне следовало бодрствовать вместе с вами, — прошептал Тобин, внезапно ощутив жгучий стыд за то, что уснул.
— Никто от тебя этого не ожидал, Тобин, — ласково сказал ему Кони. — Мы проливали кровь вместе с Риусом. А ты можешь принести жертву: пятьдесят одну лошадку, по одной за каждый год его жизни.
В результате Тобин и Ки провели все утро в игровой комнате с кусками воска. Тобину никогда приходилось делать так много фигурок за один раз, и руки у него скоро начали болеть, но он не отступился. Тобин позволил Ки разминать воск, чтобы сделать его мягким, но слепил всех лошадок сам. Он делал их такими, как всегда: с выгнутыми шеями и небольшими изящными головами, как у ауренфэйских коней, на которых они с отцом ездили, только на этот раз гривы он изобразил короткими черточками:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136