Теперь он понял, что и среди них есть исключения. Кто знает, может быть, и тот усталый жандарм, который помогал
сегодня английской полиции арестовывать людей за принадлежность к Национальной армии, ночью проведет крупную партию беженцев в Анатолию?
Не прошло и месяца, как на Кямиль-бея перестали производить впечатление высокомерная гордость англичан, раздражающий аристократизм французов, победоносные окрики итальянцев, грубое веселье американцев и надменность японцев.
Ему было ясно: народ не сдался. Как говорил хромой Рыза-уста: «Дела рано или поздно поправятся. Не понимать этого может только осел, простите за выражение — потомственный осел».
Так говорил Рыза-уста, когда в кофейне не было ни имама, ни майора. При этом он подмигивал и так решительно жестикулировал, что Кямиль-бей не мог отвести от него восторженного взгляда.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Как-то снежным утром Кямиль-бей по дороге к адвокату встретил на Галатском мосту своего школьного товарища Ахмета. «Ахмет-116» называли его в лицее. Кямиль-бей поздоровался и хотел было пройти мимо, но Ах-мет придержал его за локоть.
— А я как раз тебя разыскивал, дорогой. Но не нашел никого подходящего, чтобы послать тебе весточку.
— Чем могу служить?
Кямиль-бей еще в школе недолюбливал Ахмета.
— Ты не занят?
— Нет. Сейчас ничем особенно не занят. Я слушаю... — На ходу неудобно. Надо где-нибудь присесть.
Они вошли в читальню на первом этаже дома в Эми-нёню, принадлежавшего Вальде, и сели за свободный столик в углу. Ахмет осмотрелся по сторонам, облокотился на стол и, понизив голос, спросил:
— Ты помнишь нашего однокашника Ихсана? Ихсана-219?
— Это тот, которого дразнили Ихсан-ханьш? — Он самый.
Этот Ихсан действительно был похож на девушку, скромный, тихий. В спектаклях ему всегда давали женские роли. То, что Ахмет рассказывал теперь об Ихсане, никак не вязалось с изнеженным и застенчивым юношей, которого знал Кямиль-бей. Оказывается, Ихсан был офицером запаса и ушел на фронт. Получил несколько ранений, отличился в боях. Затем попал в плен. А когда вернулся на родину, собрал небольшую сумму денег и стал издавать газету. Поскольку он открыто поддерживал Национально-освободительную армию, его сразу же взяли под подозрение. После оккупации Стамбула Ихсану предъявили обвинение в налете на государственный арсенал «Айдос», и трибунал приговорил его к десяти годам каторги.
— К десяти годам? Не может быть!—взволнованно воскликнул Кямиль-бей.
— Да, к десяти годам. Сейчас он отбывает наказание в стамбульской тюрьме Мехтерхане. Хорошо еще, что мы успели получить право на продолжение издания газеты для Недиме-ханым.
— А кто такая Недиме-ханым?
— Его жена... Конечно, она и сама не хотела прекращать издание газеты. На днях мне разрешили свидание с Ихсаном. Мы переговорили о наших делах, вспомнили и о тебе. Я недавно услышал, что ты в Стамбуле. Ихсан очень обрадовался и просил передать тебе привет.
— Спасибо! Я ведь живу в Багларбаши, все вожусь с ремонтом дома. Как это я ничего не знал! Очень печальная новость! Мне бы тоже надо сходить повидаться с Ихсаном.
— Не спеши! Повидаться с ним не так просто. В комнате свиданий вечно торчит какой-то тип. Видно, из тайной полиции, он берет на заметку всех, кто приходит к Ихсану.
— Ну и пусть. Я скажу, что это мой товарищ по лицею.
— К чему это? Тебя никто и спрашивать не станет. Во всяком случае, чем позже тебя заметят, тем лучше. А пока забудь о свидании. Об этом как-нибудь поговорим.
— Хорошо... Может быть, сходим к нему вместе? Дети у него есть?
— У Ихсана? Нет.
— А газета приносит какой-нибудь доход его жене?
— Узнав, что ты здесь, Ихсан сказал мне: «А ведь он может нам помочь! Давай попробуем предложить ему».
Кямиль-бея словно ножом резанули по сердцу. Он подумал, что они, вероятно, рассчитывают на денежную помощь, и в одно мгновение понял, как горька и беспомощна бедность. «Что я могу продать? Одну из лавок?»—лихорадочно думал он.
— Як вашим услугам, — проговорил Кямиль-бей дрогнувшим голосом. — Что-нибудь придумаю... Я очень благодарен вам обоим, что вы меня вспомнили. Вы, конечно, не знаете, в каком я положении... Но я постараюсь... Деньги раздобыть не так уж сложно...
— Да что ты, дорогой, чепуху городишь! Будто мы не знаем твоего положения... Всем известно, что ты остался без гроша. Да мы сейчас и не нуждаемся в деньгах...
— Простите, значит, я не понял. Вам не нужны деньги?
— Не беспокойся! Нам не деньги, а человек нужен. Ты знаешь толк в иллюстрациях, хорошо пишешь. Можно использовать тебя и как автора, и как художника. К тому же ты владеешь иностранными языками. Будешь помогать нам выпускать газету, редактировать, корректировать. А хочешь, можешь ведать типографией, набором, распространением.
Впервые в жизни делали Кямиль-бею подобные предложения, и он так обрадовался, что перестал слушать. Сердце его преисполнилось гордостью от того, что о нем вспомнили в связи с таким делом.
— А я справлюсь? — спросил он, и в его голосе прозвучала искренняя тревога.
— Почему же не справишься? Специально учиться этому не надо. Вот Недиме-ханым — женщина и то справляется.
— Что ж, прекрасно, если так. Я сделаю все, что в моих силах. Спасибо, братец,— сказал Кямиль-бей, с благодарностью пожимая руки Ахмета.
— Что ты, что ты! Это мы должны тебя благодарить. Только знай, что мы вовсе не хотим навлекать на твою голову неприятности. Недиме-ханым примет тебя на ра-
боту с небольшим жалованьем. Ты явишься к ней, как промотавшийся кутила. В случае чего всегда сможешь выкрутиться: «Я, мол, ничего не знаю, служу за деньги».
— Ради спасения своей шкуры предать женщину?
— Ну что ты! Мы просто не хотим напрасных жертв. Женщин пока не трогают. Лишь бы дело шло как следует. Ты должен вести себя как лояльный чиновник и даже, если потребуется...— продолжал Ахмет, смущенно опуская глаза, — если тебя будут допрашивать, можешь сказать, что Недиме-ханым — твоя любовь.
— Помилуй, аллах! Даже в шутку я не позволю себе этого!
— Знаю, дорогой... Но, вероятно, тебе и не придется этого говорить. Они будут выведывать о ваших отношениях окольными путями. А ты прими вид человека, пораженного их хитростью, удивляйся, как это им удалось пронюхать о вашей тайне. Получится своего рода полупризнание.
— Ихсан тоже так хочет?
— Ихсан уверен в своей жене. Мы тоже в ней уверены. Погоди, не перебивай... Мы уверены и в тебе. Ты совсем не изменился, ведь и в школе ты никогда не понимал шуток. Между тем, как видишь, шутки иногда бывают очень серьезны. Я всегда говорил, что тебя испортило богатство. Чуть человек побогаче, он уже не видит жизнь такой, какая она есть, не понимает, что иногда приходится поступать вопреки своим желаниям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
сегодня английской полиции арестовывать людей за принадлежность к Национальной армии, ночью проведет крупную партию беженцев в Анатолию?
Не прошло и месяца, как на Кямиль-бея перестали производить впечатление высокомерная гордость англичан, раздражающий аристократизм французов, победоносные окрики итальянцев, грубое веселье американцев и надменность японцев.
Ему было ясно: народ не сдался. Как говорил хромой Рыза-уста: «Дела рано или поздно поправятся. Не понимать этого может только осел, простите за выражение — потомственный осел».
Так говорил Рыза-уста, когда в кофейне не было ни имама, ни майора. При этом он подмигивал и так решительно жестикулировал, что Кямиль-бей не мог отвести от него восторженного взгляда.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Как-то снежным утром Кямиль-бей по дороге к адвокату встретил на Галатском мосту своего школьного товарища Ахмета. «Ахмет-116» называли его в лицее. Кямиль-бей поздоровался и хотел было пройти мимо, но Ах-мет придержал его за локоть.
— А я как раз тебя разыскивал, дорогой. Но не нашел никого подходящего, чтобы послать тебе весточку.
— Чем могу служить?
Кямиль-бей еще в школе недолюбливал Ахмета.
— Ты не занят?
— Нет. Сейчас ничем особенно не занят. Я слушаю... — На ходу неудобно. Надо где-нибудь присесть.
Они вошли в читальню на первом этаже дома в Эми-нёню, принадлежавшего Вальде, и сели за свободный столик в углу. Ахмет осмотрелся по сторонам, облокотился на стол и, понизив голос, спросил:
— Ты помнишь нашего однокашника Ихсана? Ихсана-219?
— Это тот, которого дразнили Ихсан-ханьш? — Он самый.
Этот Ихсан действительно был похож на девушку, скромный, тихий. В спектаклях ему всегда давали женские роли. То, что Ахмет рассказывал теперь об Ихсане, никак не вязалось с изнеженным и застенчивым юношей, которого знал Кямиль-бей. Оказывается, Ихсан был офицером запаса и ушел на фронт. Получил несколько ранений, отличился в боях. Затем попал в плен. А когда вернулся на родину, собрал небольшую сумму денег и стал издавать газету. Поскольку он открыто поддерживал Национально-освободительную армию, его сразу же взяли под подозрение. После оккупации Стамбула Ихсану предъявили обвинение в налете на государственный арсенал «Айдос», и трибунал приговорил его к десяти годам каторги.
— К десяти годам? Не может быть!—взволнованно воскликнул Кямиль-бей.
— Да, к десяти годам. Сейчас он отбывает наказание в стамбульской тюрьме Мехтерхане. Хорошо еще, что мы успели получить право на продолжение издания газеты для Недиме-ханым.
— А кто такая Недиме-ханым?
— Его жена... Конечно, она и сама не хотела прекращать издание газеты. На днях мне разрешили свидание с Ихсаном. Мы переговорили о наших делах, вспомнили и о тебе. Я недавно услышал, что ты в Стамбуле. Ихсан очень обрадовался и просил передать тебе привет.
— Спасибо! Я ведь живу в Багларбаши, все вожусь с ремонтом дома. Как это я ничего не знал! Очень печальная новость! Мне бы тоже надо сходить повидаться с Ихсаном.
— Не спеши! Повидаться с ним не так просто. В комнате свиданий вечно торчит какой-то тип. Видно, из тайной полиции, он берет на заметку всех, кто приходит к Ихсану.
— Ну и пусть. Я скажу, что это мой товарищ по лицею.
— К чему это? Тебя никто и спрашивать не станет. Во всяком случае, чем позже тебя заметят, тем лучше. А пока забудь о свидании. Об этом как-нибудь поговорим.
— Хорошо... Может быть, сходим к нему вместе? Дети у него есть?
— У Ихсана? Нет.
— А газета приносит какой-нибудь доход его жене?
— Узнав, что ты здесь, Ихсан сказал мне: «А ведь он может нам помочь! Давай попробуем предложить ему».
Кямиль-бея словно ножом резанули по сердцу. Он подумал, что они, вероятно, рассчитывают на денежную помощь, и в одно мгновение понял, как горька и беспомощна бедность. «Что я могу продать? Одну из лавок?»—лихорадочно думал он.
— Як вашим услугам, — проговорил Кямиль-бей дрогнувшим голосом. — Что-нибудь придумаю... Я очень благодарен вам обоим, что вы меня вспомнили. Вы, конечно, не знаете, в каком я положении... Но я постараюсь... Деньги раздобыть не так уж сложно...
— Да что ты, дорогой, чепуху городишь! Будто мы не знаем твоего положения... Всем известно, что ты остался без гроша. Да мы сейчас и не нуждаемся в деньгах...
— Простите, значит, я не понял. Вам не нужны деньги?
— Не беспокойся! Нам не деньги, а человек нужен. Ты знаешь толк в иллюстрациях, хорошо пишешь. Можно использовать тебя и как автора, и как художника. К тому же ты владеешь иностранными языками. Будешь помогать нам выпускать газету, редактировать, корректировать. А хочешь, можешь ведать типографией, набором, распространением.
Впервые в жизни делали Кямиль-бею подобные предложения, и он так обрадовался, что перестал слушать. Сердце его преисполнилось гордостью от того, что о нем вспомнили в связи с таким делом.
— А я справлюсь? — спросил он, и в его голосе прозвучала искренняя тревога.
— Почему же не справишься? Специально учиться этому не надо. Вот Недиме-ханым — женщина и то справляется.
— Что ж, прекрасно, если так. Я сделаю все, что в моих силах. Спасибо, братец,— сказал Кямиль-бей, с благодарностью пожимая руки Ахмета.
— Что ты, что ты! Это мы должны тебя благодарить. Только знай, что мы вовсе не хотим навлекать на твою голову неприятности. Недиме-ханым примет тебя на ра-
боту с небольшим жалованьем. Ты явишься к ней, как промотавшийся кутила. В случае чего всегда сможешь выкрутиться: «Я, мол, ничего не знаю, служу за деньги».
— Ради спасения своей шкуры предать женщину?
— Ну что ты! Мы просто не хотим напрасных жертв. Женщин пока не трогают. Лишь бы дело шло как следует. Ты должен вести себя как лояльный чиновник и даже, если потребуется...— продолжал Ахмет, смущенно опуская глаза, — если тебя будут допрашивать, можешь сказать, что Недиме-ханым — твоя любовь.
— Помилуй, аллах! Даже в шутку я не позволю себе этого!
— Знаю, дорогой... Но, вероятно, тебе и не придется этого говорить. Они будут выведывать о ваших отношениях окольными путями. А ты прими вид человека, пораженного их хитростью, удивляйся, как это им удалось пронюхать о вашей тайне. Получится своего рода полупризнание.
— Ихсан тоже так хочет?
— Ихсан уверен в своей жене. Мы тоже в ней уверены. Погоди, не перебивай... Мы уверены и в тебе. Ты совсем не изменился, ведь и в школе ты никогда не понимал шуток. Между тем, как видишь, шутки иногда бывают очень серьезны. Я всегда говорил, что тебя испортило богатство. Чуть человек побогаче, он уже не видит жизнь такой, какая она есть, не понимает, что иногда приходится поступать вопреки своим желаниям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89