«Не обращай на это внимания... Пойми одно. Чтобы очистить человечество от всего оскорбительного, скверного, надо работать, еще больше работать, всего себя отдать работе. Подумай о борцах. Разве достойно настоящего человека сидеть сложа руки и плакать, когда другие борются, проявляя такую храбрость? Подумай о кузнецах-лазах, идущих на смерть. Они принимают ее с улыбкой, так спокойно, словно играют в шестьдесят шесть. Вспомни грузчика-курда Мусо. Когда на баржу грузили боеприпасы, на борт хотел взойти чиновник таможенной охраны, чтобы проверить груз. Мусо схватил его, вместе с ним бросился в море, и оба утонули. А слесарь Ахмет-уста... Он нарочно сунул руку в шестерни лебедки, чтобы дать возможность бежать товарищу, которого пришли арестовать. Вспомни о молодых людях, родившихся и выросших в Стамбуле, никогда еще не побы-
вавших даже на Хейбелиада. Они бесстрашно прятали в своих партах документы, за которые их могли сослать на Чертов остров. Подумай о ремесленниках и рабочих. У некоторых из них такое доброе сердце, что им трудно курицу зарезать. Но когда это нужно для дела, они не останавливаются перед убийством офицера оккупационных войск. А офицеры, бессменно сражавшиеся в Триполи, на Балканах и плакавшие в последнюю войну оттого, что не могли принять участия в борьбе против оккупантов? Подумай о детях, в десяти-двенадцатилетнем возрасте работающих в подпольных организациях. Подумай о полицейских, которые, пытая членов Национальной армии в застенках департамента полиции, шептали им на ухо: «Потерпи еще немного, братец! Сейчас кончится». Подумай о нашем Ниязи из Измира!»—Как только Ихсан напомнил о Ния-зи-агабее, я воспрянула духом. Стоит мне ослабеть, как я всегда думаю о Ниязи-агабее...
Вспомнив сейчас об этом признании, Кямиль-бей горько усмехнулся.Биография Ниязи-бея из Измира, рассказанная Кямиль-бею Недиме, отображала эпоху конституционной монархии в Турции.
Ниязи едва исполнилось шестнадцать лет, когда он начал работать секретарем в Измирском уголовном суде. Двадцати лет он женился. В 1903 году, двадцати четырех лет, связался с младотурками и, не думая о своем будущем, оставив детей и жену, эмигрировал в Европу. С тех пор не было ни одного крупного исторического события, связанного с Турцией, в котором не участвовал бы Ниязи-бей. Вместе с действующей армией он прибыл в Стамбул и 31 марта дрался в Ташкышла против студентов медресе. Старший сержант Ниязи сражался в Триполи, на Балканах, на фронтах первой мировой войны, находился и среди тех, кто вместе с Демирджи Эфе сделал первые выстрелы по грекам.
Греческие бандиты мстили Ниязи. Они зарезали его единственного сына, изнасиловали шестнадцатилетнюю дочь. Где находилась его жена, он не знал. Дважды отправ-
лялся он на ее розыски; пренебрегая опасностью, дважды пробирался на территорию, занятую греками, но оба раза, собрав важные политические сведения, откладывал поиски жены и торопился вернуться обратно. Во времена Абдул Хамида он работал наборщиком в газете, которую издавали младотурки в Париже. Сейчас состоял в организации боевой охраны и в группе национальной обороны. Его секретная политическая деятельность была такого характера, что порой он исчезал на целые недели, и тогда никто не знал, жив он или погиб. Ненависть, которую Ниязи питал к врагу, была его вторым сердцем. Подобно сердцу, бьющемуся и днем и ночью до самой смерти, ненависть Ниязи казалась вечной и росла с каждым днем. Стоило ему услышать о каком-нибудь опасном деле, как он уже рвался туда. Его храбрость была беспредельна. Она граничила с безумием. Он давно погиб бы или очутился на Чертовом острове, если бы товарищи, знавшие, что он отдал родине все, что имел, не удерживали его от безрассудных поступков.
«В первое время я и не подозревал об этой опеке. Вдруг смотрю, товарищи хватают меня за руки, — недовольно рассказывал он. — Кровь ударила мне в голову. Я тотчас обратился куда следует. Там смеются, говорят: «Ты нужен нам». Ну на что я гожусь, кроме как на смерть? «Нет,— говорят,— годишься, да еще как! Ты должен быть осторожным. Сейчас нет недостатка в героях, готовых отдать жизнь». — «А я?» — «Ты увидишь победу. В этом твоя задача!» Им, конечно, легко говорить, а я очень устал. Иногда так хочется покоя, хочется даже смерти».
Ниязи приносил большую пользу и не принимая личного участия в опасных операциях. У него были друзья в департаменте полиции, жандармском управлении, центральной комендатуре. Он был незаменим для получения сведений об арестованных товарищах. Раз в неделю он обязательно появлялся в редакции.
Кямиль-бей познакомился с ним на третий день своей работы в «Карадаи». Вечером, когда он уже собирался уходить, бесшумно открылась дверь. Недиме-ханым, просияв, тихонько вскрикнула: «Ниязи-агабей!» — и встала навстречу вошедшему.
Это был слегка сутулый человек с висками, тронутыми сединой. Подойдя к Недиме-ханым, он с уважением пожал ей руку.
— Прошу, прошу! Садитесь, прошу вас! — говорила она.
— Где вы были? Вы заставляете нас беспокоиться...— И заметив, что Ниязи смотрит на Кямиль-бея, сказала:
— Разрешите представить вам нашего нового товарища— Кямиль-бей. Друг Ихсана... Они учились в одном лицее...
Обращаясь к Кямиль-бею, она улыбнулась и с гордостью добавила:
— А это мой старший брат Ниязи!
Кямиль-бей и Ниязи обменялись крепким рукопожатием и внимательно посмотрели друг на друга. С первого же взгляда они стали друзьями. Недиме-ханым интересовалась здоровьем Ниязи, спрашивала, нет ли известий от жены, почему он не был на прошлой неделе.
— Я вынуждена была обмануть Ихсана, чтобы он не расстраивался, и сказала ему, что мы вчера виделись.
— Очень сожалею... Я был занят.
— А что же нам делать? Ведь мы так беспокоимся! Ниязи сидел, положив руки на колени, и смотрел на
Недиме с уважением, похожим на поклонение.
В тот вечер Кямиль-бей впервые в жизни позавидовал мужчине. На следующее утро он притворно равнодушным тоном спросил у Недиме, где и когда она познакомилась с Ниязи-эфенди. Недиме отложила ручку и рассказала:
— До ареста Ихсана я с Ниязи редко встречалась и очень мало его знала. Ихсана увезли ночью. Я осталась одна в доме и чувствовала себя страшно одинокой, мне хотелось умереть. Я так страдала, что мне не мог бы помочь даже мой отец, будь он еще жив. Никогда не забуду этого. Было тепло, но я накинула на плечи случайно попавшийся плащ, крепко прижала руки к груди и в отчаянии металась по комнате, словно от нестерпимой зубной боли. Мне нужен был Ихсан. Кто-нибудь... Кто-нибудь, кто не плакал бы со мной, на кого я могла бы опереться, чтобы обрести мужество. В дверь постучали. Я чуть не умерла от страха. Кто мог прийти теперь в мой дом, кроме беды и несчастья?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
вавших даже на Хейбелиада. Они бесстрашно прятали в своих партах документы, за которые их могли сослать на Чертов остров. Подумай о ремесленниках и рабочих. У некоторых из них такое доброе сердце, что им трудно курицу зарезать. Но когда это нужно для дела, они не останавливаются перед убийством офицера оккупационных войск. А офицеры, бессменно сражавшиеся в Триполи, на Балканах и плакавшие в последнюю войну оттого, что не могли принять участия в борьбе против оккупантов? Подумай о детях, в десяти-двенадцатилетнем возрасте работающих в подпольных организациях. Подумай о полицейских, которые, пытая членов Национальной армии в застенках департамента полиции, шептали им на ухо: «Потерпи еще немного, братец! Сейчас кончится». Подумай о нашем Ниязи из Измира!»—Как только Ихсан напомнил о Ния-зи-агабее, я воспрянула духом. Стоит мне ослабеть, как я всегда думаю о Ниязи-агабее...
Вспомнив сейчас об этом признании, Кямиль-бей горько усмехнулся.Биография Ниязи-бея из Измира, рассказанная Кямиль-бею Недиме, отображала эпоху конституционной монархии в Турции.
Ниязи едва исполнилось шестнадцать лет, когда он начал работать секретарем в Измирском уголовном суде. Двадцати лет он женился. В 1903 году, двадцати четырех лет, связался с младотурками и, не думая о своем будущем, оставив детей и жену, эмигрировал в Европу. С тех пор не было ни одного крупного исторического события, связанного с Турцией, в котором не участвовал бы Ниязи-бей. Вместе с действующей армией он прибыл в Стамбул и 31 марта дрался в Ташкышла против студентов медресе. Старший сержант Ниязи сражался в Триполи, на Балканах, на фронтах первой мировой войны, находился и среди тех, кто вместе с Демирджи Эфе сделал первые выстрелы по грекам.
Греческие бандиты мстили Ниязи. Они зарезали его единственного сына, изнасиловали шестнадцатилетнюю дочь. Где находилась его жена, он не знал. Дважды отправ-
лялся он на ее розыски; пренебрегая опасностью, дважды пробирался на территорию, занятую греками, но оба раза, собрав важные политические сведения, откладывал поиски жены и торопился вернуться обратно. Во времена Абдул Хамида он работал наборщиком в газете, которую издавали младотурки в Париже. Сейчас состоял в организации боевой охраны и в группе национальной обороны. Его секретная политическая деятельность была такого характера, что порой он исчезал на целые недели, и тогда никто не знал, жив он или погиб. Ненависть, которую Ниязи питал к врагу, была его вторым сердцем. Подобно сердцу, бьющемуся и днем и ночью до самой смерти, ненависть Ниязи казалась вечной и росла с каждым днем. Стоило ему услышать о каком-нибудь опасном деле, как он уже рвался туда. Его храбрость была беспредельна. Она граничила с безумием. Он давно погиб бы или очутился на Чертовом острове, если бы товарищи, знавшие, что он отдал родине все, что имел, не удерживали его от безрассудных поступков.
«В первое время я и не подозревал об этой опеке. Вдруг смотрю, товарищи хватают меня за руки, — недовольно рассказывал он. — Кровь ударила мне в голову. Я тотчас обратился куда следует. Там смеются, говорят: «Ты нужен нам». Ну на что я гожусь, кроме как на смерть? «Нет,— говорят,— годишься, да еще как! Ты должен быть осторожным. Сейчас нет недостатка в героях, готовых отдать жизнь». — «А я?» — «Ты увидишь победу. В этом твоя задача!» Им, конечно, легко говорить, а я очень устал. Иногда так хочется покоя, хочется даже смерти».
Ниязи приносил большую пользу и не принимая личного участия в опасных операциях. У него были друзья в департаменте полиции, жандармском управлении, центральной комендатуре. Он был незаменим для получения сведений об арестованных товарищах. Раз в неделю он обязательно появлялся в редакции.
Кямиль-бей познакомился с ним на третий день своей работы в «Карадаи». Вечером, когда он уже собирался уходить, бесшумно открылась дверь. Недиме-ханым, просияв, тихонько вскрикнула: «Ниязи-агабей!» — и встала навстречу вошедшему.
Это был слегка сутулый человек с висками, тронутыми сединой. Подойдя к Недиме-ханым, он с уважением пожал ей руку.
— Прошу, прошу! Садитесь, прошу вас! — говорила она.
— Где вы были? Вы заставляете нас беспокоиться...— И заметив, что Ниязи смотрит на Кямиль-бея, сказала:
— Разрешите представить вам нашего нового товарища— Кямиль-бей. Друг Ихсана... Они учились в одном лицее...
Обращаясь к Кямиль-бею, она улыбнулась и с гордостью добавила:
— А это мой старший брат Ниязи!
Кямиль-бей и Ниязи обменялись крепким рукопожатием и внимательно посмотрели друг на друга. С первого же взгляда они стали друзьями. Недиме-ханым интересовалась здоровьем Ниязи, спрашивала, нет ли известий от жены, почему он не был на прошлой неделе.
— Я вынуждена была обмануть Ихсана, чтобы он не расстраивался, и сказала ему, что мы вчера виделись.
— Очень сожалею... Я был занят.
— А что же нам делать? Ведь мы так беспокоимся! Ниязи сидел, положив руки на колени, и смотрел на
Недиме с уважением, похожим на поклонение.
В тот вечер Кямиль-бей впервые в жизни позавидовал мужчине. На следующее утро он притворно равнодушным тоном спросил у Недиме, где и когда она познакомилась с Ниязи-эфенди. Недиме отложила ручку и рассказала:
— До ареста Ихсана я с Ниязи редко встречалась и очень мало его знала. Ихсана увезли ночью. Я осталась одна в доме и чувствовала себя страшно одинокой, мне хотелось умереть. Я так страдала, что мне не мог бы помочь даже мой отец, будь он еще жив. Никогда не забуду этого. Было тепло, но я накинула на плечи случайно попавшийся плащ, крепко прижала руки к груди и в отчаянии металась по комнате, словно от нестерпимой зубной боли. Мне нужен был Ихсан. Кто-нибудь... Кто-нибудь, кто не плакал бы со мной, на кого я могла бы опереться, чтобы обрести мужество. В дверь постучали. Я чуть не умерла от страха. Кто мог прийти теперь в мой дом, кроме беды и несчастья?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89