Правосудие! Вы ведь здесь вместо пророка сидите!
— Покайся, подлец! Что ты болтаешь?
— Не буду я каяться! Не буду! Выслушайте меня! Вы выслушайте меня, как полагается, а потом я уже подставлю свою шею под топор. Хоть постройте в этом зале виселицу и повесьте меня, если за дело. Паша-баба, тысяча таких собак, как я, не стоят и пылинки на твоих ногах. Хоть я бедняк, но все же знаю что к чему. Проклятый гяур меня обманул. Теперь все ясно. Это хитрость гяура. Ведь говорят же, берегись хитрости гяура, так же как лукавства женщины...
— Что ты мелешь? Ближе к делу!
— Не могу! Справедливость — главный помощник истины. Хвала аллаху, что все разъяснилось. Он мне говорит: «Друг Рамиз, возьми этот ящик». Спрашиваю: «Какой ящик, Чорбаджи?» — «Вот,— говорит, — тот ящик, что в руках у того эфенди». Лучше бы подкосились мои ноги и я не сошел с парохода! Лучше бы сломались сходни и я упал в море! Хоть бы я подумал, дурак! А почему он сам не берет ящик? Хоть бы подумал, что здесь что-то нечисто. Тьфу! Да будут прокляты души его близких! Жаль мостовые, которые я топтал! Да не пой-
дет мне впрок материнское молоко, хлеб, которым вскормил меня отец! Вот и все!..
— Гяур приказал?
— Гяур!
Председатель военного трибунала обратился к Кя-миль-бею:
— Вы знаете человека по имени Иподромос?
— Нет.
— Разве вам не говорили, что ящик нужно передать этому человеку?
— Нет.
Председатель сокрушенно покачал головой и спросил Рамиза-эфенди:
— Этот гяур часто получал ящики? Ему всегда приносили что-нибудь?
Рамиз-эфенди сделал вид, что колеблется. Председатель решил подбодрить его:
— Смотри, Рамиз, ты висишь на волоске. Говори правду... Я обещаю, что постараюсь спасти тебя... Подумай о семье...
— Точно известно, что гяур скрылся?
— Адрес этого гяура неизвестен, его не нашли.
— Ах, бесчестный, еще и эту шутку захотел сыграть с нами! Посмотрите, что с нами делают! Каждый нас идиотами считает! Ну и бессовестный этот гяур! Берегись, подлец, я тебя даже в аду разыщу! Разве я откажусь от мести?
— От какой мести?
— Ох, рейс бей-баба-эфенди, я пропал... Я теряю рассудок... Этот гяур разрушил мой дом. Аллах, аллах! Если я не отомщу... — он схватился за свои усы, — ох, сволочь...
— Замолчи, негодяй! Не забывай, где ты находишься! Будешь говорить правду?
— Почему же не буду, ваше превосходительство рейс паша-эфенди! Пропал я... Пропали двести бумажек.
— Какие бумажки?
— Потерпите! Сейчас все расскажу. Вы для меня как отец родной. Захотите — простите, захотите — посадите на сто один год. Короче говоря, рейс паша-баба-эфенди, все дело в гашише.
— Какой там гашиш? — Гашиш... То есть нефес.
— Ничего не понимаю. Говори яснее.
— Ну кейф!
— Что ты болтаешь?
— Я говорю гашиш, нефес, кейф. Да вот то самое, что кладут в сигарету и курят. Гяур возил гашиш в Анатолию... Тот гяур, которого Иподромосом зовут...
— Ну?
— Как только сказали «ящик», я сразу же подумал о гашише. А когда меня схватили, в голове у меня все перепуталось. Конечно, я бедняк, но знаю, как вести себя. Спросите обо мне в нашем квартале. Меня все знают: староста Нури-уста, начальник пожарников Мюсим-ага, имам-эфенди, господин отставной майор... Нашего заработка в кофейне на жизнь не хватает. Этот гяур попутал меня, когда я очень нуждался в деньгах. Слушай, говорит он мне, за три рейса мы столько денег заработаем, что увезешь их только на осле. Я должен был помочь ему. Ведь я думал, что гяур желает мне добра, поэтому и не хотел его выдавать. Ох, пропали мои двести денежек! Аллах, аллах!
— Когда тебя привели сюда, разве не спрашивали о бумагах?
— Спрашивали.
— Что же ты не рассказал?
— О бумагах я ничего не знаю. Все пропало, решил я, или обознались, или путают. Я ждал. Так у нас было условлено с гяуром. Ведь этот поганен находится под защитой итальянского правительства. Если попадешься, сказал он, я с помощью своего правительства спасу тебя от веревки. Вот я жду и думаю, что в один прекрасный день гяур придет сюда и выведет меня за ручку... А он просто-напросто прикарманил мои денежки.
— Кому же он в Анатолии продавал гашиш? Ведь там даже ракы запрещена.
— Ай, рейс паша-баба, ты что, это за правду считаешь? Все это сказки для моей фески без кисточки. Ты, рейс баба-эфенди, не ищи у этих людишек из Национальной армии ни чести, ни совести. Они все растоптали. Что ж народу остается делать? Теперь в Анатолии все от мала до велика курят ташиш. Курят гашиш и спят. Если увидишь Инеболу, подумаешь, что попал куда-
нибудь в Китай. Я не видел эту страну, но много о ней слышал от пленных. Говорят, что если там не куришь гашиш, не глотаешь опиум, тебя и за человека не считают. В Анатолии сейчас то же самое...
— Да что ты?
— Клянусь аллахом. Пусть вытекут мои глаза и не увидят больше солнца, если вру!
— Но раз ты своими глазами все видел, сам во всем убедился, то почему же помогал им?
— Кому помогал? Что вы говорите? — Рамиз-эфенди оглянулся, словно искал поддержки. — Это я-то помогал? Им? Не признаю! Врут все, кто так говорит. Врут все, кроме тебя! В Инеболу меня два дня держали под арестом, потому что я за нашего падишаха. Аллах мой, что со мной случилось! Кто сказал эту ложь? Нет, рейс паша, эту ложь я не признаю. Кто так говорит, пусть придет сюда и скажет мне прямо в лицо.
Секретарь суда что-то тихо сказал председателю.
— Ну-ка зачитай,— сказал председатель. Секретарь взял показания жителей нескольких кварталов. Старосты, имамы, старики, живущие в районе от Джеррахпаши до Этйемеза, выступали в защиту Рамиза-эфенди. Правда, в детстве он был сорванцом, но и тогда помогал младшим, почитал старших. Во время пожаров оказывал помощь, помог отстоять от огня несколько особняков пашей. Как-то чуть сам не сгорел. На войне был хорошим солдатом, в квартале жил со всеми дружно, с анатолийскими бандитами не связан. Однажды во время спора в кофейне он закатил пощечину офицеру, которого подозревали в том, что он сторонник Национальной армии. За государство, за народ, за веру он отдал своего старшего брата и теперь содержит детей погибшего, мальчика и девочку.'. Сироты опечалены, словно ягнята, у которых умерла мать.
Председатель повернулся к прокурору и спросил:
— Ваше мнение? Прокурор встал.
— Все ясно. Кямиль-бей берет вину на себя. Жертвует собой, спасая своих соучастников. Причастность к этому делу женщины, по имени Недиме-ханым, установить не удалось. Не доказано, что она ездила на остров. Отсутствуют и улики, подтверждающие ее участие в погрузке боеприпасов на пароход «Арарат»., Ясно также, что кто-то воспользовался доверчивостью Рамиза-эфенди. Я прошу
оправдать его, ибо контрабандная деятельность, которая вскрылась на суде, к данному делу отношения не имеет. Что касается Кямиль-бея.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
— Покайся, подлец! Что ты болтаешь?
— Не буду я каяться! Не буду! Выслушайте меня! Вы выслушайте меня, как полагается, а потом я уже подставлю свою шею под топор. Хоть постройте в этом зале виселицу и повесьте меня, если за дело. Паша-баба, тысяча таких собак, как я, не стоят и пылинки на твоих ногах. Хоть я бедняк, но все же знаю что к чему. Проклятый гяур меня обманул. Теперь все ясно. Это хитрость гяура. Ведь говорят же, берегись хитрости гяура, так же как лукавства женщины...
— Что ты мелешь? Ближе к делу!
— Не могу! Справедливость — главный помощник истины. Хвала аллаху, что все разъяснилось. Он мне говорит: «Друг Рамиз, возьми этот ящик». Спрашиваю: «Какой ящик, Чорбаджи?» — «Вот,— говорит, — тот ящик, что в руках у того эфенди». Лучше бы подкосились мои ноги и я не сошел с парохода! Лучше бы сломались сходни и я упал в море! Хоть бы я подумал, дурак! А почему он сам не берет ящик? Хоть бы подумал, что здесь что-то нечисто. Тьфу! Да будут прокляты души его близких! Жаль мостовые, которые я топтал! Да не пой-
дет мне впрок материнское молоко, хлеб, которым вскормил меня отец! Вот и все!..
— Гяур приказал?
— Гяур!
Председатель военного трибунала обратился к Кя-миль-бею:
— Вы знаете человека по имени Иподромос?
— Нет.
— Разве вам не говорили, что ящик нужно передать этому человеку?
— Нет.
Председатель сокрушенно покачал головой и спросил Рамиза-эфенди:
— Этот гяур часто получал ящики? Ему всегда приносили что-нибудь?
Рамиз-эфенди сделал вид, что колеблется. Председатель решил подбодрить его:
— Смотри, Рамиз, ты висишь на волоске. Говори правду... Я обещаю, что постараюсь спасти тебя... Подумай о семье...
— Точно известно, что гяур скрылся?
— Адрес этого гяура неизвестен, его не нашли.
— Ах, бесчестный, еще и эту шутку захотел сыграть с нами! Посмотрите, что с нами делают! Каждый нас идиотами считает! Ну и бессовестный этот гяур! Берегись, подлец, я тебя даже в аду разыщу! Разве я откажусь от мести?
— От какой мести?
— Ох, рейс бей-баба-эфенди, я пропал... Я теряю рассудок... Этот гяур разрушил мой дом. Аллах, аллах! Если я не отомщу... — он схватился за свои усы, — ох, сволочь...
— Замолчи, негодяй! Не забывай, где ты находишься! Будешь говорить правду?
— Почему же не буду, ваше превосходительство рейс паша-эфенди! Пропал я... Пропали двести бумажек.
— Какие бумажки?
— Потерпите! Сейчас все расскажу. Вы для меня как отец родной. Захотите — простите, захотите — посадите на сто один год. Короче говоря, рейс паша-баба-эфенди, все дело в гашише.
— Какой там гашиш? — Гашиш... То есть нефес.
— Ничего не понимаю. Говори яснее.
— Ну кейф!
— Что ты болтаешь?
— Я говорю гашиш, нефес, кейф. Да вот то самое, что кладут в сигарету и курят. Гяур возил гашиш в Анатолию... Тот гяур, которого Иподромосом зовут...
— Ну?
— Как только сказали «ящик», я сразу же подумал о гашише. А когда меня схватили, в голове у меня все перепуталось. Конечно, я бедняк, но знаю, как вести себя. Спросите обо мне в нашем квартале. Меня все знают: староста Нури-уста, начальник пожарников Мюсим-ага, имам-эфенди, господин отставной майор... Нашего заработка в кофейне на жизнь не хватает. Этот гяур попутал меня, когда я очень нуждался в деньгах. Слушай, говорит он мне, за три рейса мы столько денег заработаем, что увезешь их только на осле. Я должен был помочь ему. Ведь я думал, что гяур желает мне добра, поэтому и не хотел его выдавать. Ох, пропали мои двести денежек! Аллах, аллах!
— Когда тебя привели сюда, разве не спрашивали о бумагах?
— Спрашивали.
— Что же ты не рассказал?
— О бумагах я ничего не знаю. Все пропало, решил я, или обознались, или путают. Я ждал. Так у нас было условлено с гяуром. Ведь этот поганен находится под защитой итальянского правительства. Если попадешься, сказал он, я с помощью своего правительства спасу тебя от веревки. Вот я жду и думаю, что в один прекрасный день гяур придет сюда и выведет меня за ручку... А он просто-напросто прикарманил мои денежки.
— Кому же он в Анатолии продавал гашиш? Ведь там даже ракы запрещена.
— Ай, рейс паша-баба, ты что, это за правду считаешь? Все это сказки для моей фески без кисточки. Ты, рейс баба-эфенди, не ищи у этих людишек из Национальной армии ни чести, ни совести. Они все растоптали. Что ж народу остается делать? Теперь в Анатолии все от мала до велика курят ташиш. Курят гашиш и спят. Если увидишь Инеболу, подумаешь, что попал куда-
нибудь в Китай. Я не видел эту страну, но много о ней слышал от пленных. Говорят, что если там не куришь гашиш, не глотаешь опиум, тебя и за человека не считают. В Анатолии сейчас то же самое...
— Да что ты?
— Клянусь аллахом. Пусть вытекут мои глаза и не увидят больше солнца, если вру!
— Но раз ты своими глазами все видел, сам во всем убедился, то почему же помогал им?
— Кому помогал? Что вы говорите? — Рамиз-эфенди оглянулся, словно искал поддержки. — Это я-то помогал? Им? Не признаю! Врут все, кто так говорит. Врут все, кроме тебя! В Инеболу меня два дня держали под арестом, потому что я за нашего падишаха. Аллах мой, что со мной случилось! Кто сказал эту ложь? Нет, рейс паша, эту ложь я не признаю. Кто так говорит, пусть придет сюда и скажет мне прямо в лицо.
Секретарь суда что-то тихо сказал председателю.
— Ну-ка зачитай,— сказал председатель. Секретарь взял показания жителей нескольких кварталов. Старосты, имамы, старики, живущие в районе от Джеррахпаши до Этйемеза, выступали в защиту Рамиза-эфенди. Правда, в детстве он был сорванцом, но и тогда помогал младшим, почитал старших. Во время пожаров оказывал помощь, помог отстоять от огня несколько особняков пашей. Как-то чуть сам не сгорел. На войне был хорошим солдатом, в квартале жил со всеми дружно, с анатолийскими бандитами не связан. Однажды во время спора в кофейне он закатил пощечину офицеру, которого подозревали в том, что он сторонник Национальной армии. За государство, за народ, за веру он отдал своего старшего брата и теперь содержит детей погибшего, мальчика и девочку.'. Сироты опечалены, словно ягнята, у которых умерла мать.
Председатель повернулся к прокурору и спросил:
— Ваше мнение? Прокурор встал.
— Все ясно. Кямиль-бей берет вину на себя. Жертвует собой, спасая своих соучастников. Причастность к этому делу женщины, по имени Недиме-ханым, установить не удалось. Не доказано, что она ездила на остров. Отсутствуют и улики, подтверждающие ее участие в погрузке боеприпасов на пароход «Арарат»., Ясно также, что кто-то воспользовался доверчивостью Рамиза-эфенди. Я прошу
оправдать его, ибо контрабандная деятельность, которая вскрылась на суде, к данному делу отношения не имеет. Что касается Кямиль-бея.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89