Оба мы видели, что так называемая «школа подготовки к жизни» становится благодаря этому «школой подготовки к загробной жизни», что ее задача состоит не столько в том, чтобы будить и развивать в молодежи стремление вперед, к прогрессу, сколько в том, чтобы приучить молодежь, не раздумывая, крепко держаться за существующий строй, за бога, короля, отечество, капитализм и тому подобные отживающие устои. Оба мы были того мнения, что, несмотря на все старания казаться прогрессивной, эта школа враждебна прогрессу, если не прямо реакционна. Оба мы признавали, что вынесли из Асковской школы главным образом представления, а не знания, и слишком многое из усвоенного следует еще раз переосмыслить, прежде чем применить на практике.
В некотором отношении Асков меня просто разочаровал. И если иногда, в противоположность Окьеру, я так тепло высказывался о своем пребывании в Лековской школе, то я делал это прежде всего из чувства благодарности, и, кроме того, я считаю Высшую народную школу порождением своего времени, а потому не требую от нее ничего большего. Мое недовольство учебной программой и системой преподавания смягчалось в значительной мере чувством теплой благодарности молодого студента за то, что школа помогла мне перешагнуть через непереходимую межу, отделявшую тогда людей физического труда от людей труда умственного.
Я многим обязан Высшей народной школе — вот почему я могу откровенно признаться в моей симпатии к ней. Но если рассмотреть этот вопрос глубже, сделать попытку разобраться, что дала школа мне лично, и воздать преподавателям по заслугам, то задача окажется сложнее.
Масштабы в Аскове были совсем другие, нежели в маленькой Борнхольмской Высшей народной школе; и от учащихся требовалось кое-что посерьезнее, чем собирать знания по зернышку. Для молодого, пытливого ума здесь было все-таки много материала. Штатные учителя славились своей опытностью, а частенько наезжали и университетские профессора прочесть одну-две лекции. Мы, учащиеся, впрочем, считали, что приезжим трудно равняться с нашими собственными лекторами, во всяком случае в смысле простоты и доходчивости изложения. Многое, казавшееся недоступным пониманию, становилось в изложении наших лекторов совсем простым и ясным. Явления физики и химии перемещались из мира чудес в мир реальности, делались как бы осязаемыми, подчинялись общим законам природы.
Когда мы слушали лекции в Асковской школе, нам казалось, будто ветер подхватывает нас и поднимает на такую высоту, откуда открывается широкий вид во все стороны. Родина вырастала в наших глазах; мы восхищались величием подвигов древних героев, а также борьбой за южную Ютландию и признание за датским национальным меньшинством права на родной язык, о чем тогда много писалось. Лишь постепенно выяснилось, что вид открывался отнюдь не на все стороны,— впереди как будто не было никаких перспектив, да и рядом — тоже. А вот на прошлое приходилось оглядываться. Оказывалось, что все шло оттуда, а в том, что не имело прочных корней там, позади, не было проку. Даже обожаемый в Скандинавии Бьёрнсон впал в немилость, когда взялся за современные проблемы. Прежде он во время своих лекционных турне по Дании всегда бывал желанным гостем в Аскове, теперь же он дальше города Кольдинга не заглядывал, а нам, учащимся, дали понять, что лучше вовсе не посещать его лекции.
Часть учеников все-таки отправилась послушать его, и они остались очень довольны. Иногда бывает полезно не подчиняться духовному принуждению. Асковская школа заставила меня понять многое. Лекции, в общем, принесли пользу, хотя иногда я и приходил к совершенно противоположным выводам, чем те, которые нам навязывались. Правда, некоторые вопросы позднее потребовали пересмотра, как, например, вопросы, связанные с эпохой викингов и древнескандинавской героикой вообще, а также с романтизмом, который при более глубоком изучении оказался упадочным течением, бегством в прошлое от требований настоящего; и наконец это же относится и к вопросам, связанным с развитием городов и темпами городской жизни — неизбежными предпосылками современного прогресса. И великая французская революция в действительности представляла собой более серьезное явление, чем страшное буйство черни, выставившей требования, которые легко можно было бы удовлетворить мирным путем; эта революция тоже была чем-то большим, нежели внушающий ужас режим кровожадных тиранов. В качестве примера того, что французская революция наложила свой отпечаток на наше время, приводилась отмена в Дании феодальной зависимости крестьян.
Да, лишь постепенно открывался мне великий смысл и взаимная связь вещей и событий. Потребовались годы, чтобы разобраться в этом. Поэтому весьма естественным было сожаление, что знания, полученные в школе, не поддержат тебя в борьбе за то, что ты считал своим неотъемлемым правом, а старые учителя не будут твоими единомышленниками. Особенно обидно это было потому, что Высшая народная школа считалась оплотом свободы и народности, а школа в Аскове слыла настоящим идеалом в этом смысле.
Повторяю, однако, что вспоминаю Высшую народную школу с благодарностью за то, что она помогла мне вступить в новый мир — дала возможность стать, несмотря ни на какие препятствия, человеком умственного труда. Много прекрасных часов провел я в Аскове. Но преподавание там было лишено витаминов, как лишены их консервы; оно не открывало перспектив, а просто ставило своей задачей привлечь внимание молодежи к опыту прошлого.
Больше всего виню я Асковскую школу за то, что она, давая нам знания, не указывала путь вперед. И порой я спрашивал себя: разве нельзя придать нашему образованию, хоть и основанному на идеализме, такой характер, чтобы показать нам простор будущего?
Есть люди, у которых с детства рождаются совершенно определенные желания и стремления: хочу непременно брать вот тем-то и ничего другого не желаю! Считается, что из таких людей выходят наилучшие деятели в избранной ими области. Но опыт показал мне, что большинство может заниматься любой профессией, может приспособиться к ней и чувствовать себя прекрасно. Иначе общество не могло бы нормально функционировать, ведь из сотни людей не найдется и одного, который попал бы именно на то место, которое подходит ему по способностям.
Никто не спрашивал после моей конфирмации, кем мне больше всего хотелось бы стать. Я сам выбрал сельское хозяйство; прежде всего потому, что, нанявшись батраком, сразу начал зарабатывать; а во-вторых, потому, что у меня сохранились хорошие воспоминания о том времени, когда я жил в пастухах. И правда, как приятно было ухаживать за скотиной, работать в поле, сколько эта давало пищи и уму и сердцу!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
В некотором отношении Асков меня просто разочаровал. И если иногда, в противоположность Окьеру, я так тепло высказывался о своем пребывании в Лековской школе, то я делал это прежде всего из чувства благодарности, и, кроме того, я считаю Высшую народную школу порождением своего времени, а потому не требую от нее ничего большего. Мое недовольство учебной программой и системой преподавания смягчалось в значительной мере чувством теплой благодарности молодого студента за то, что школа помогла мне перешагнуть через непереходимую межу, отделявшую тогда людей физического труда от людей труда умственного.
Я многим обязан Высшей народной школе — вот почему я могу откровенно признаться в моей симпатии к ней. Но если рассмотреть этот вопрос глубже, сделать попытку разобраться, что дала школа мне лично, и воздать преподавателям по заслугам, то задача окажется сложнее.
Масштабы в Аскове были совсем другие, нежели в маленькой Борнхольмской Высшей народной школе; и от учащихся требовалось кое-что посерьезнее, чем собирать знания по зернышку. Для молодого, пытливого ума здесь было все-таки много материала. Штатные учителя славились своей опытностью, а частенько наезжали и университетские профессора прочесть одну-две лекции. Мы, учащиеся, впрочем, считали, что приезжим трудно равняться с нашими собственными лекторами, во всяком случае в смысле простоты и доходчивости изложения. Многое, казавшееся недоступным пониманию, становилось в изложении наших лекторов совсем простым и ясным. Явления физики и химии перемещались из мира чудес в мир реальности, делались как бы осязаемыми, подчинялись общим законам природы.
Когда мы слушали лекции в Асковской школе, нам казалось, будто ветер подхватывает нас и поднимает на такую высоту, откуда открывается широкий вид во все стороны. Родина вырастала в наших глазах; мы восхищались величием подвигов древних героев, а также борьбой за южную Ютландию и признание за датским национальным меньшинством права на родной язык, о чем тогда много писалось. Лишь постепенно выяснилось, что вид открывался отнюдь не на все стороны,— впереди как будто не было никаких перспектив, да и рядом — тоже. А вот на прошлое приходилось оглядываться. Оказывалось, что все шло оттуда, а в том, что не имело прочных корней там, позади, не было проку. Даже обожаемый в Скандинавии Бьёрнсон впал в немилость, когда взялся за современные проблемы. Прежде он во время своих лекционных турне по Дании всегда бывал желанным гостем в Аскове, теперь же он дальше города Кольдинга не заглядывал, а нам, учащимся, дали понять, что лучше вовсе не посещать его лекции.
Часть учеников все-таки отправилась послушать его, и они остались очень довольны. Иногда бывает полезно не подчиняться духовному принуждению. Асковская школа заставила меня понять многое. Лекции, в общем, принесли пользу, хотя иногда я и приходил к совершенно противоположным выводам, чем те, которые нам навязывались. Правда, некоторые вопросы позднее потребовали пересмотра, как, например, вопросы, связанные с эпохой викингов и древнескандинавской героикой вообще, а также с романтизмом, который при более глубоком изучении оказался упадочным течением, бегством в прошлое от требований настоящего; и наконец это же относится и к вопросам, связанным с развитием городов и темпами городской жизни — неизбежными предпосылками современного прогресса. И великая французская революция в действительности представляла собой более серьезное явление, чем страшное буйство черни, выставившей требования, которые легко можно было бы удовлетворить мирным путем; эта революция тоже была чем-то большим, нежели внушающий ужас режим кровожадных тиранов. В качестве примера того, что французская революция наложила свой отпечаток на наше время, приводилась отмена в Дании феодальной зависимости крестьян.
Да, лишь постепенно открывался мне великий смысл и взаимная связь вещей и событий. Потребовались годы, чтобы разобраться в этом. Поэтому весьма естественным было сожаление, что знания, полученные в школе, не поддержат тебя в борьбе за то, что ты считал своим неотъемлемым правом, а старые учителя не будут твоими единомышленниками. Особенно обидно это было потому, что Высшая народная школа считалась оплотом свободы и народности, а школа в Аскове слыла настоящим идеалом в этом смысле.
Повторяю, однако, что вспоминаю Высшую народную школу с благодарностью за то, что она помогла мне вступить в новый мир — дала возможность стать, несмотря ни на какие препятствия, человеком умственного труда. Много прекрасных часов провел я в Аскове. Но преподавание там было лишено витаминов, как лишены их консервы; оно не открывало перспектив, а просто ставило своей задачей привлечь внимание молодежи к опыту прошлого.
Больше всего виню я Асковскую школу за то, что она, давая нам знания, не указывала путь вперед. И порой я спрашивал себя: разве нельзя придать нашему образованию, хоть и основанному на идеализме, такой характер, чтобы показать нам простор будущего?
Есть люди, у которых с детства рождаются совершенно определенные желания и стремления: хочу непременно брать вот тем-то и ничего другого не желаю! Считается, что из таких людей выходят наилучшие деятели в избранной ими области. Но опыт показал мне, что большинство может заниматься любой профессией, может приспособиться к ней и чувствовать себя прекрасно. Иначе общество не могло бы нормально функционировать, ведь из сотни людей не найдется и одного, который попал бы именно на то место, которое подходит ему по способностям.
Никто не спрашивал после моей конфирмации, кем мне больше всего хотелось бы стать. Я сам выбрал сельское хозяйство; прежде всего потому, что, нанявшись батраком, сразу начал зарабатывать; а во-вторых, потому, что у меня сохранились хорошие воспоминания о том времени, когда я жил в пастухах. И правда, как приятно было ухаживать за скотиной, работать в поле, сколько эта давало пищи и уму и сердцу!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38