Темпераментная, страстная поэзия Чаренца покоряет необузданной энергией, мощными интонациями, она заставляет любить и ненавидеть, увлекает масштабностью и революционным порывом. Читая Чаренца, мы словно в стремительном марше проходим по дорогам истории, слышим призывную музыку Октябрьской резолюции.
Проза Зорьяна — поэтическая и философская одновременно,— в лучших своих образцах восходит к реалистическим традициям армянской классики. Пристальное внимание к внутреннему миру человека, отличное знание народного характера, народного быта, народной психологии, умение через малое, частное раскрыть большое и значительное — примечательные стороны зорьяновского дарования.
Чаренц — острый полемист, и во многих его произведениях порою сталкиваются и спорят друг с другом самые разные, а иногда и противоположные эстетические принципы.
Зорьян не столько спорит, сколько утверждает своей художественной практикой принципы реалистического изображения жизни. Его творчество развивалось именно в этом направлении.
Конечно же, Чаренц и Зорьян — не антагонисты в искусстве: в борьбе за становление армянской советской литературы они были соратниками. Главное, что их объединяло,— это искреннее стремление служить интересам трудящегося человека, способствовать его духовному и социальному раскрепощению, полному освобождению от страшного наследия прошлого — психологии рабства и, по выражению Чаренца, «жалкой химеры национальных самоограниченно- стей».
Силой слова Чаренц и Зорьян утверждают правду новой, социалистической действительности.
Эта принципиальная идейно-эстетическая общность двух замечательных деятелей армянской советской литературы позволила нам представить в одной книге сатирический роман Егише Чаренца «Страна Наири» (1922—1925) и повести Стефана Зорьяна «Председатель ревкома» (1925) и «Девушка из библиотеки» (1925).
Егише Чаренц (Егише Абгарович Согомоняи) родился в 1897 году Е городе Карее, в семье торговца коврами.
В Карее, в этом, по выражению Чаренца, «неприветливом сером городе», который был мал и немноголюден, дряхл и пылен, прошли детские и юношеские годы будущего поэта.
Когда грянула мировая война, Чаренцу было семнадцать лет.
Попав на первых порах под влияние буржуазных националистов, он полагал, что наконец наступило время, когда раз и навсегда будет разрешен «армянский вопрос», и, быть может, воскреснет, подобно легендарному фениксу, далекая, таинственная «еркир Наири» Ложная мечта привела Чаренца в 1915 году в Седьмую Добровольческую армию. В стихотворениях этого периода поэт выразил переживания души, рвущейся в «неведомую даль», к «звездной грусти» и к «горячему солнцу», но обреченной жить в тусклом мире сновидений.
Поэт варьировал мотивы глухой печали, несбыточных надежд и безграничной тоски, следуя декадентской поэтике полутонов и намеков.
1 «Страна Наири» — древнее название Армении.
В конце 1915 года Чаренц приехал в Москву. Здесь он оказался под перекрестным огнем политических лозунгов и эстетических программ символистов, акмеистов, футуристов и других представителей упадочнической литературы. Но он увидел и другое — зревший в народных массах революционный протест, их ненависть к империалистической войне и их страстную тягу к миру.
Эта большая правда жизни открыла поэту глаза на кричащие противоречия действительности, помогла ему обрести чувство исторической перспективы. И уже в другом качестве предстал перед читателями Чаренц — автор поэмы-исповеди «Дантова легенда» (1915—1916). Теперь он взволнованно повествует о том, сколь непохожими оказались его грезы на суровые будни солдатской жизни. Лирический герой поэмы — юноша-доброволец — проходит через сожженные города и села, и всюду на его пути усталые, озлобленные, бездомные люди, словно пришедшие на землю из Дантова ада.
В поэме чередуются картины страшных разрушений, страданий и неутешного горя людей, втянутых в водоворот событий первой мировой войны. Чаренц разоблачает жестокость и бесчеловечность империалистической бойни, ее преступный, антинародный характер. Война приносит смерть и разрушения, она губит миллионы невинных жизней, уродует природу человека,— таков горький вывод поэта. Обращаясь к миру, к людям, к себе самому, он спрашивает:
И почему над темною вселенной
Мечта повисла, как дамоклов меч?
Кто ниспослал нам горе в жизни бренной?
Когда стряхнем мы бремя бури с плеч?
Кто сделал жизнь проклятою геенной?
Кто может нас от зла предостеречь?
(Перевод М. Талова)
Уже сама постановка этих вопросов говорила о многом, и прежде всего о политическом созревании Чаренца, его стремлении постичь первопричину страданий народных масс, о последовательном приобщении поэта к революционному духу времени.
Мотивы «Дантовой легенды» можно встретить и в других произведениях Чаренца предоктябрьской поры. Вопросы, сомнения, переоценка ценностей, негодование, стихийный протест, поиски возможных решений, исторические аналогии,— все это властно входит в его поэзию, расширяет и углубляет ее общественно-политическое содержание.
Великий Октябрь открыл перед Чаренцем широчайшие перспективы творческого роста. Революция помогла Чаренцу найти себя как
поэта и гражданина. Не колеблясь, становится он в ряды борцов за народное дело: в 1918—1919 гг. Чаренц — солдат Красной Армии, с 1918 года он член Коммунистической партии.
Гражданская война явилась для Чаренца подлинным университетом. Он не раз ходил в атаку под Царицыном, вместе с простыми русскими парнями отправлялся в разведку, спал с ними под одной шинелью, ел из одного котелка. В недолгие минуты затишья между боями, под задушевные солдатские песни, он обдумывал новые стихи и поэмы, записывал на клочках бумаги огненные строки «Сомы», «Неистовых толп», произведений, знаменовавших новый этап в творчестве поэта.
Поэма «Сома» — страстный призыв к активному переустройству жизни. В ней Чаренц занял важную исходную позицию, которая определила все его послеоктябрьское творчество,— позицию певца революции, глашатая революционной борьбы народных масс. Именно это произведение сам Чаренц признает началом зрелого периода творчества.
Большим праздником угнетенных и эксплуатируемых изобразил Чаренц революцию в поэме «Неистовые толпы». Выражением оптимистического содержания поэмы служат многообразные художественные средства и приемы — торжественный размер стиха и яркая, эмоциональная речь автора, конкретные, осязаемые, емкие метафоры и свежие эпитеты, точно найденные гиперболы и смелые рифмы.
В поэме показана борьба двух миров — мира угнетателей и мира угнетенных, историческая неизбежность революционной самодеятельности народа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23