В ласковом
лазурном море даже рифы не производили впечатления чего-то опасного,
угрожающего, они сверкали в воде как косяк селедок. Природа казалась
довольной и благостной, словно Господь Бог в день седьмой. Прелестные
маленькие волны ласково лизали берег. Ночь хитра и обманчива, подумалось
мне, день - открыт, он правдив и искренен. Все эти ночные страхи - обычная
человеческая глупость, честное слово: глупо бояться природы, нашей доброй,
снисходительной матери... Нет, подставим-ка лучше живот теплому солнышку...
- Сюда кто-то идет! - сказала Эбба.
Я поднял голову. В самом деле, по скалистому берегу широким решительным
шагом шел человек. Без сомнения, он двигался к нам.
Он был одет в черное, как на похоронах. На голове у него была широкополая
плоская шляпа, тоже черная - такие шляпы в восьмидесятых годах прошлого века
носили художники. На запястьях виднелись длинные твердые манжеты, которые
ему приходилось периодически поправлять, что придавало комическую
неправильность его энергичному маршу. Когда он приблизился, я смог
разглядеть его лицо: очень узкое, заканчивающееся длинным, острым
подбородком, с близко посаженными темными глазками под насупленными бровями.
Нос незнакомца торчал, словно птичий клюв - тоже острый и длинный, а бледные
узкие губы то казались прямым карандашным штрихом, а то превращались в
сморщенный забавный кружочек, словно край воздушного шарика, схваченной
крепкой ниткой.
- Что это за пугало? - хихикнула Эбба.
- Местный Савонарола, спаситель Хайландета, - проговорил Арне, поправляя
темные очки. - Пастор Флателанд. Ну, сейчас он задаст нам перцу!
Пастор взобрался к нам на плато и выпрямился. Его тень накрыла лицо Арне
и длинные ноги Танкреда.
- Я слышал, что вы отказались вернуть имение за ту же сумму Эйвинду
Доруму? - заявил он, не здороваясь.
Пастор явно старался говорить литературным норвежским языком, но местный
выговор все же давал себя знать.
- Совершенно верно, - сказал Арне. - Состоявшаяся сделка не имеет
обратной силы - золотое правило бизнеса.
- Но я настоятельно... прошу вас в данном случае нарушить правило.
Обращаясь к вам, я действую от лица... да, от лица всего населения.
- Весьма сожалею, но вынужден вам отказать.
- Вы по-прежнему упорствуете в своем намерении устроить в этом доме
летний бордель?
- Вы, вероятно, хотите сказать "летний отель"? - с любезной улыбкой
осведомился Арне. - Ах, эти иностранные словечки, их так легко перепутать!
Да, господин Флателанд, я не отказался от своего намерения. А вы не
находите, что пора уже слегка проветрить это затхлое гнездышко?
- Вы упорствуете в своем намерении и не хотите прислушаться к взывающему
гласу?
- Будьте уверены, не хочу.
- Но ведь в таком случае вы навлечете проклятие на весь Хайландет, вы
накличете беду, способную пасть на голову невинных! Вы отдаете себе в этом
отчет? Неужели вы не видите, что превращаетесь в посланника дьявола, в
орудие Левиафана?
Голос его нарастал и обнаружил недюжие резервы. Можно было представить,
какой популярностью пользовался этот пастор. Его голос во время молитвы,
должно быть, звучал как могучий орган или большой оркестр с трубами и
барабанами. Медленным крещендо он продолжал:
- Я не только думаю о разврате, который расцветет в этом летнем отеле,
обо всех искушениях плоти, кои коренятся в подобного рода современных
курортах, где теряют стыд и обнажают свое тело. (Он одарил строгим взглядом
Эббу и Монику.) Я не только думаю о пьянстве, азартных играх и непотребной
брани, кои, несомненно, воспоследствуют. А возможно еще и танцы в обнимку и
богомерзкие кинофильмы? Я знаю, как опасны семена дьявола, как страшны они
даже для набожных кротких душ, какой дьявольской силой обладает соблазн
греха даже для моих бедных овечек - сестер и братьев нашей святой общины.
Вавилонская блудница возжелала осквернить наш Хайландет! Мы будем
обороняться! Мы выступим в крестовый поход против новой чумы! Но я думаю не
только об этом...
Господин Флателанд сделал паузу, чтобы поддернуть свои нелепые манжеты.
Он, разумеется, чувствовал у себя за плечами не только своих кротких овечек"
но и самого Господа Бога. Его правая рука поднялась к небесам драматическим
жестом и последовал, так сказать, завершающий аккорд - фортиссимо:
- Я думаю об иных сатанинских силах, кои будут тут неминуемо выпущены на
свободу, как только вы приступите к осуществлению своих богомерзких
корыстных планов. Нам известно, что в этом доме уже разбужены темные силы.
Сестра Мария свидетельствует о том, что творится за этими стенами. И скоро,
очень скоро вы восплачете, но ваш скрежет зубовный не сможет разжалобить
небо! Море вышвырнет на берег своих мертвецов, и живые позавидуют мертвым!
Нет, мы не станем смотреть, сложа руки, как неразумные, грешные люди играют
с огнем! Братья! Услышьте мой голос! Взгляните в свои бедные заблудшие души!
Одумайтесь! Это великий, опаснейший грех - искушать силы зла...
Арне удобно лежал на спине, положив на живот руки.
Во рту у него торчала сигарета.
- А позвольте спросить, господин Флателанд, сами-то вы не имеете тут
личных интересов? Похоже, вы с Дорумом организовали тайное акционерное
общество "Норвежский пиратский дом"?
Пастор умудрился скорчить еще более строгую гримасу.
- Ни в коем случае. Я лишь ссудил бедного Дорума деньгами, чтобы он смог
предложить вам полную сумму. Я в последний раз спрашиваю: Арне
Краг-Андерсен, вы готовы дать сделке обратный ход?
- Позвольте, господин пастор, и мне задать вам еще один, последний
вопрос! Господин Флателанд, ваше имя случайно не Александр?
- Да... Ну, и что?
- В таком случае, я хотел бы ответить, как Диоген:
Александр, будь так добр - отойди в сторону, не загораживай солнце! У
вас, милый Флателанд, особый дар отбрасывать черные тени!
Пастор непроизвольно сделал шаг в сторону - неловкое, очень смешное
движение, как у начинающего танцора. Наша смешливая Эбба не выдержала и
громко расхохоталась.
На бледных щеках Флателанда вспыхнули два темно-красных пятна. Его черные
глазки зажглись ветхозаветным гневом. В этот миг он выглядел просто
великолепно.
- Кто поносит слугу Господа, оскверняет и самого Всемогущего! - грянул
его необыкновенный голос. - И это не останется безнаказанным, нет, не
останется! И как сказано в Псалме Давида: Излей на них ярость Твою, и
пламень гнева Твоего да обымет их, жилище их да будет пусто, и в шатрах их
да не будет живущих!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
лазурном море даже рифы не производили впечатления чего-то опасного,
угрожающего, они сверкали в воде как косяк селедок. Природа казалась
довольной и благостной, словно Господь Бог в день седьмой. Прелестные
маленькие волны ласково лизали берег. Ночь хитра и обманчива, подумалось
мне, день - открыт, он правдив и искренен. Все эти ночные страхи - обычная
человеческая глупость, честное слово: глупо бояться природы, нашей доброй,
снисходительной матери... Нет, подставим-ка лучше живот теплому солнышку...
- Сюда кто-то идет! - сказала Эбба.
Я поднял голову. В самом деле, по скалистому берегу широким решительным
шагом шел человек. Без сомнения, он двигался к нам.
Он был одет в черное, как на похоронах. На голове у него была широкополая
плоская шляпа, тоже черная - такие шляпы в восьмидесятых годах прошлого века
носили художники. На запястьях виднелись длинные твердые манжеты, которые
ему приходилось периодически поправлять, что придавало комическую
неправильность его энергичному маршу. Когда он приблизился, я смог
разглядеть его лицо: очень узкое, заканчивающееся длинным, острым
подбородком, с близко посаженными темными глазками под насупленными бровями.
Нос незнакомца торчал, словно птичий клюв - тоже острый и длинный, а бледные
узкие губы то казались прямым карандашным штрихом, а то превращались в
сморщенный забавный кружочек, словно край воздушного шарика, схваченной
крепкой ниткой.
- Что это за пугало? - хихикнула Эбба.
- Местный Савонарола, спаситель Хайландета, - проговорил Арне, поправляя
темные очки. - Пастор Флателанд. Ну, сейчас он задаст нам перцу!
Пастор взобрался к нам на плато и выпрямился. Его тень накрыла лицо Арне
и длинные ноги Танкреда.
- Я слышал, что вы отказались вернуть имение за ту же сумму Эйвинду
Доруму? - заявил он, не здороваясь.
Пастор явно старался говорить литературным норвежским языком, но местный
выговор все же давал себя знать.
- Совершенно верно, - сказал Арне. - Состоявшаяся сделка не имеет
обратной силы - золотое правило бизнеса.
- Но я настоятельно... прошу вас в данном случае нарушить правило.
Обращаясь к вам, я действую от лица... да, от лица всего населения.
- Весьма сожалею, но вынужден вам отказать.
- Вы по-прежнему упорствуете в своем намерении устроить в этом доме
летний бордель?
- Вы, вероятно, хотите сказать "летний отель"? - с любезной улыбкой
осведомился Арне. - Ах, эти иностранные словечки, их так легко перепутать!
Да, господин Флателанд, я не отказался от своего намерения. А вы не
находите, что пора уже слегка проветрить это затхлое гнездышко?
- Вы упорствуете в своем намерении и не хотите прислушаться к взывающему
гласу?
- Будьте уверены, не хочу.
- Но ведь в таком случае вы навлечете проклятие на весь Хайландет, вы
накличете беду, способную пасть на голову невинных! Вы отдаете себе в этом
отчет? Неужели вы не видите, что превращаетесь в посланника дьявола, в
орудие Левиафана?
Голос его нарастал и обнаружил недюжие резервы. Можно было представить,
какой популярностью пользовался этот пастор. Его голос во время молитвы,
должно быть, звучал как могучий орган или большой оркестр с трубами и
барабанами. Медленным крещендо он продолжал:
- Я не только думаю о разврате, который расцветет в этом летнем отеле,
обо всех искушениях плоти, кои коренятся в подобного рода современных
курортах, где теряют стыд и обнажают свое тело. (Он одарил строгим взглядом
Эббу и Монику.) Я не только думаю о пьянстве, азартных играх и непотребной
брани, кои, несомненно, воспоследствуют. А возможно еще и танцы в обнимку и
богомерзкие кинофильмы? Я знаю, как опасны семена дьявола, как страшны они
даже для набожных кротких душ, какой дьявольской силой обладает соблазн
греха даже для моих бедных овечек - сестер и братьев нашей святой общины.
Вавилонская блудница возжелала осквернить наш Хайландет! Мы будем
обороняться! Мы выступим в крестовый поход против новой чумы! Но я думаю не
только об этом...
Господин Флателанд сделал паузу, чтобы поддернуть свои нелепые манжеты.
Он, разумеется, чувствовал у себя за плечами не только своих кротких овечек"
но и самого Господа Бога. Его правая рука поднялась к небесам драматическим
жестом и последовал, так сказать, завершающий аккорд - фортиссимо:
- Я думаю об иных сатанинских силах, кои будут тут неминуемо выпущены на
свободу, как только вы приступите к осуществлению своих богомерзких
корыстных планов. Нам известно, что в этом доме уже разбужены темные силы.
Сестра Мария свидетельствует о том, что творится за этими стенами. И скоро,
очень скоро вы восплачете, но ваш скрежет зубовный не сможет разжалобить
небо! Море вышвырнет на берег своих мертвецов, и живые позавидуют мертвым!
Нет, мы не станем смотреть, сложа руки, как неразумные, грешные люди играют
с огнем! Братья! Услышьте мой голос! Взгляните в свои бедные заблудшие души!
Одумайтесь! Это великий, опаснейший грех - искушать силы зла...
Арне удобно лежал на спине, положив на живот руки.
Во рту у него торчала сигарета.
- А позвольте спросить, господин Флателанд, сами-то вы не имеете тут
личных интересов? Похоже, вы с Дорумом организовали тайное акционерное
общество "Норвежский пиратский дом"?
Пастор умудрился скорчить еще более строгую гримасу.
- Ни в коем случае. Я лишь ссудил бедного Дорума деньгами, чтобы он смог
предложить вам полную сумму. Я в последний раз спрашиваю: Арне
Краг-Андерсен, вы готовы дать сделке обратный ход?
- Позвольте, господин пастор, и мне задать вам еще один, последний
вопрос! Господин Флателанд, ваше имя случайно не Александр?
- Да... Ну, и что?
- В таком случае, я хотел бы ответить, как Диоген:
Александр, будь так добр - отойди в сторону, не загораживай солнце! У
вас, милый Флателанд, особый дар отбрасывать черные тени!
Пастор непроизвольно сделал шаг в сторону - неловкое, очень смешное
движение, как у начинающего танцора. Наша смешливая Эбба не выдержала и
громко расхохоталась.
На бледных щеках Флателанда вспыхнули два темно-красных пятна. Его черные
глазки зажглись ветхозаветным гневом. В этот миг он выглядел просто
великолепно.
- Кто поносит слугу Господа, оскверняет и самого Всемогущего! - грянул
его необыкновенный голос. - И это не останется безнаказанным, нет, не
останется! И как сказано в Псалме Давида: Излей на них ярость Твою, и
пламень гнева Твоего да обымет их, жилище их да будет пусто, и в шатрах их
да не будет живущих!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58