С Перриной можно увидеться и завтра.
Путь оказался не близкий. Франсуа направился к югу, в сторону моря. Следуя один за другим, оба всадника, в конце концов, достигли берега.
Был отлив… Песок, весь в мелких складках, простирался так далеко, что первые волны были едва видны. Дул довольно сильный ветер, и по ясному небу, меняя очертания, быстро проносились облака. Сильный запах йода бил в ноздри.
Франсуа де Вивре спешился. И бросил не оборачиваясь:
– Можешь приблизиться, Анн!
Юноша вздрогнул. Удивительно, но, несмотря на возраст, этот старец сохранил необычайную остроту чувств! Анн пришпорил Безотрадного и, поравнявшись с прадедом, пробормотал те же слова, что и той ночью, когда тот застал его в алхимическом кабинете:
– Монсеньор, я не хотел…
– Совать нос в мои секреты? Это и впрямь один из них – но не от тебя. На этом пляже я встретил свою первую любовь.
– Монсеньор…
– Я хочу поговорить об этом с кем-нибудь. Пусть это будешь ты, а не кто-то другой. Она была дочкой рыбака, чьи родители погибли в море. Жила в бедности. Ее звали Маргариткой, потому что она родилась в пасхальный четверг …
Анн онемел. Если прадед ведет себя с ним так, значит, ему известно о приключении с Перриной. Может, даже и вся сеньория знает. Страх в душе юноши боролся со стыдом. Но Франсуа, казалось, ничего не замечал. Он продолжал рассказывать, обращаясь не столько к своему потомку, сколько к самому себе.
– До чего странная вещь – человеческая память! То, о чем я сейчас вспоминаю, случилось больше семидесяти пяти лет назад, а я помню это гораздо отчетливей, чем все случившееся вчера.
Анн понял: прадед хочет, чтобы он спросил его о чем-нибудь. Поэтому пересилил свое смущение:
– О чем вы разговаривали с той девушкой?
– Она поведала мне чудесные истории, я такие слышал только от нее одной… Видишь те две скалы?
В той стороне пляжа, куда показывал прадед, Анн различил большую плоскую скалу, усыпанную ракушками, а напротив нее – другую, вытянутую вверх.
– Это статуя юноши и русалочья могила…
Голос Франсуа де Вивре сделался отдаленным – таким же недосягаемым, как воспоминания, всплывавшие из глубин его сердца.
– Пока не появился рай земной, рассказывала она, существовало только по одному животному каждого вида. Не было ни самок, ни самцов, и смерть тогда была неведома. И вот однажды на этот пляж приплыла русалка. Но море и ветер случайно выточили из камня статую юноши дивной красоты. Когда русалка увидела это чудо, ее охватило неведомое доселе чувство, и она стала петь. Она пела так долгими днями – и умерла от изнеможения и тоски. Остальные животные похоронили ее под этим плоским камнем. Но они слышали русалочью песню. И тоже повлюблялись друг в друга и поумирали от тоски.
Франсуа зашагал в сторону двух скал, ступая по складчатому песку. Анн пошел следом. Слушая повествование, он думал о Перрине: сейчас она одиноко сидит в гроте, глядя на мельничное колесо через бойницу.
А рассказ тек своим чередом, как морская или речная вода:
– Тогда Бог заново создал животных, но уже парами: они-то и стали жить в раю земном. Но русалку в наказание Господь решил воссоздать одну, без спутника. С тех пор она и поет в море о своей любви морякам, которые похожи на эту статую…
Они как раз приблизились к плоской скале, которую называли русалочьей могилой. Франсуа опустился на камень и стал смотреть в небо. Анн понял, что пора оставить старика в одиночестве, и повернул назад, не сказав ни слова.
Франсуа видел, как тот удаляется, потом садится на коня… Только когда юноша скрылся с глаз, старик обнаружил подлинную причину, которая привела его на этот пляж как-то раз, очень давно, много лет спустя после того, как они расстались, уже после своей смерти, Маргаритка явилась возлюбленному во сне и обещала прийти в его последний день, чтобы помочь при переходе от жизни к смерти. Если обещание о ста годах, которые ему суждено прожить, верно, то через десять с небольшим лет они встретятся.
Франсуа вытянулся на плоской скале и стал смотреть в осеннее небо. Маргаритка много говорила об облаках. Например, что среди них можно увидеть образы ушедших. Он пересмотрел их все и, наконец, обнаружил ее лицо. Она ему улыбалась, но, по своему обыкновению, с серьезным видом морщила лобик. Потом запела русалочью песенку, трогательно, чуть картавя. Тогда он стал подпевать. Никогда, за все семьдесят пять с лишним лет, он не забывал эти бесхитростные слова:
Отлив мне рыцаря принес Прилив уносит прочь.
Кому поведать горе мне, Кроме ракушек морских?
***
Прекрасная, погожая осень затянулась до самого Рождества. Никогда на памяти людской не было такой теплой погоды в зимнюю пору. Но несвоевременная теплынь не предвещала ничего хорошего, и во второй январский день 1427 года, как раз перед пятнадцатилетием Анна, вдруг ударил лютый мороз.
Он был ужасен. Для его описания вполне подошли бы те же слова, которыми Франсуа описывал ту легендарную зиму, когда свирепствовал чудовищный волк Куссонов.
Жизнь Анна изменилась совершенно и внезапно. Об упражнениях с оружием и речи быть не могло, о верховой езде тоже – Безотрадный переломал бы себе ноги на обледеневшей земле. Да и остальные занятия пришлось прекратить. Как писать, если замерзают чернила? Что касается чтения, то хотя в библиотеке и пытались разжигать огонь, но зал был слишком большим, чтобы хорошо прогреться. Неразумно подвергать себя смертельной опасности ради продолжения учебы. Так что ее отложили до более благоприятной поры. Прекратились и встречи с Перриной. В пещере было слишком холодно, а на мельницу Анн не пошел бы ни за что на свете. Он по-прежнему желал хранить их отношения в тайне. Для Перрины тоже настали тяжелые времена. В одиночестве сидела она у окошка своей комнаты и грезила. Девушка часами смотрела на неподвижное колесо, обросшее ледяными иглами, на замерзшую реку, ставшую похожей на проезжий тракт. Вид этой почти нереальной красоты нагонял на нее тревогу. Она не любила зимние холода, потому что в такие месяцы вода умолкала. Перрина чувствовала себя одинокой, ведь случись что – совета ждать неоткуда…
Франсуа де Вивре одолевали тяжелые думы. Он знал, что из-за преклонного возраста холод для него крайне опасен, и практически не покидал свою комнату в донжоне. Там находился самый большой камин, в котором днем и ночью пылал адский огонь.
Во время этих мрачных раздумий Франсуа пришла в голову странная мысль. Видя из окна замерзшую воду во рвах, он пришел к заключению, что во время лютых морозов замок перестает быть неприступным. Осаждающие могли бы атаковать стены со всех сторон, пройдя по льду. Конечно, никакое войско не способно сражаться в такую погоду, но неприятное ощущение все же оставалось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166
Путь оказался не близкий. Франсуа направился к югу, в сторону моря. Следуя один за другим, оба всадника, в конце концов, достигли берега.
Был отлив… Песок, весь в мелких складках, простирался так далеко, что первые волны были едва видны. Дул довольно сильный ветер, и по ясному небу, меняя очертания, быстро проносились облака. Сильный запах йода бил в ноздри.
Франсуа де Вивре спешился. И бросил не оборачиваясь:
– Можешь приблизиться, Анн!
Юноша вздрогнул. Удивительно, но, несмотря на возраст, этот старец сохранил необычайную остроту чувств! Анн пришпорил Безотрадного и, поравнявшись с прадедом, пробормотал те же слова, что и той ночью, когда тот застал его в алхимическом кабинете:
– Монсеньор, я не хотел…
– Совать нос в мои секреты? Это и впрямь один из них – но не от тебя. На этом пляже я встретил свою первую любовь.
– Монсеньор…
– Я хочу поговорить об этом с кем-нибудь. Пусть это будешь ты, а не кто-то другой. Она была дочкой рыбака, чьи родители погибли в море. Жила в бедности. Ее звали Маргариткой, потому что она родилась в пасхальный четверг …
Анн онемел. Если прадед ведет себя с ним так, значит, ему известно о приключении с Перриной. Может, даже и вся сеньория знает. Страх в душе юноши боролся со стыдом. Но Франсуа, казалось, ничего не замечал. Он продолжал рассказывать, обращаясь не столько к своему потомку, сколько к самому себе.
– До чего странная вещь – человеческая память! То, о чем я сейчас вспоминаю, случилось больше семидесяти пяти лет назад, а я помню это гораздо отчетливей, чем все случившееся вчера.
Анн понял: прадед хочет, чтобы он спросил его о чем-нибудь. Поэтому пересилил свое смущение:
– О чем вы разговаривали с той девушкой?
– Она поведала мне чудесные истории, я такие слышал только от нее одной… Видишь те две скалы?
В той стороне пляжа, куда показывал прадед, Анн различил большую плоскую скалу, усыпанную ракушками, а напротив нее – другую, вытянутую вверх.
– Это статуя юноши и русалочья могила…
Голос Франсуа де Вивре сделался отдаленным – таким же недосягаемым, как воспоминания, всплывавшие из глубин его сердца.
– Пока не появился рай земной, рассказывала она, существовало только по одному животному каждого вида. Не было ни самок, ни самцов, и смерть тогда была неведома. И вот однажды на этот пляж приплыла русалка. Но море и ветер случайно выточили из камня статую юноши дивной красоты. Когда русалка увидела это чудо, ее охватило неведомое доселе чувство, и она стала петь. Она пела так долгими днями – и умерла от изнеможения и тоски. Остальные животные похоронили ее под этим плоским камнем. Но они слышали русалочью песню. И тоже повлюблялись друг в друга и поумирали от тоски.
Франсуа зашагал в сторону двух скал, ступая по складчатому песку. Анн пошел следом. Слушая повествование, он думал о Перрине: сейчас она одиноко сидит в гроте, глядя на мельничное колесо через бойницу.
А рассказ тек своим чередом, как морская или речная вода:
– Тогда Бог заново создал животных, но уже парами: они-то и стали жить в раю земном. Но русалку в наказание Господь решил воссоздать одну, без спутника. С тех пор она и поет в море о своей любви морякам, которые похожи на эту статую…
Они как раз приблизились к плоской скале, которую называли русалочьей могилой. Франсуа опустился на камень и стал смотреть в небо. Анн понял, что пора оставить старика в одиночестве, и повернул назад, не сказав ни слова.
Франсуа видел, как тот удаляется, потом садится на коня… Только когда юноша скрылся с глаз, старик обнаружил подлинную причину, которая привела его на этот пляж как-то раз, очень давно, много лет спустя после того, как они расстались, уже после своей смерти, Маргаритка явилась возлюбленному во сне и обещала прийти в его последний день, чтобы помочь при переходе от жизни к смерти. Если обещание о ста годах, которые ему суждено прожить, верно, то через десять с небольшим лет они встретятся.
Франсуа вытянулся на плоской скале и стал смотреть в осеннее небо. Маргаритка много говорила об облаках. Например, что среди них можно увидеть образы ушедших. Он пересмотрел их все и, наконец, обнаружил ее лицо. Она ему улыбалась, но, по своему обыкновению, с серьезным видом морщила лобик. Потом запела русалочью песенку, трогательно, чуть картавя. Тогда он стал подпевать. Никогда, за все семьдесят пять с лишним лет, он не забывал эти бесхитростные слова:
Отлив мне рыцаря принес Прилив уносит прочь.
Кому поведать горе мне, Кроме ракушек морских?
***
Прекрасная, погожая осень затянулась до самого Рождества. Никогда на памяти людской не было такой теплой погоды в зимнюю пору. Но несвоевременная теплынь не предвещала ничего хорошего, и во второй январский день 1427 года, как раз перед пятнадцатилетием Анна, вдруг ударил лютый мороз.
Он был ужасен. Для его описания вполне подошли бы те же слова, которыми Франсуа описывал ту легендарную зиму, когда свирепствовал чудовищный волк Куссонов.
Жизнь Анна изменилась совершенно и внезапно. Об упражнениях с оружием и речи быть не могло, о верховой езде тоже – Безотрадный переломал бы себе ноги на обледеневшей земле. Да и остальные занятия пришлось прекратить. Как писать, если замерзают чернила? Что касается чтения, то хотя в библиотеке и пытались разжигать огонь, но зал был слишком большим, чтобы хорошо прогреться. Неразумно подвергать себя смертельной опасности ради продолжения учебы. Так что ее отложили до более благоприятной поры. Прекратились и встречи с Перриной. В пещере было слишком холодно, а на мельницу Анн не пошел бы ни за что на свете. Он по-прежнему желал хранить их отношения в тайне. Для Перрины тоже настали тяжелые времена. В одиночестве сидела она у окошка своей комнаты и грезила. Девушка часами смотрела на неподвижное колесо, обросшее ледяными иглами, на замерзшую реку, ставшую похожей на проезжий тракт. Вид этой почти нереальной красоты нагонял на нее тревогу. Она не любила зимние холода, потому что в такие месяцы вода умолкала. Перрина чувствовала себя одинокой, ведь случись что – совета ждать неоткуда…
Франсуа де Вивре одолевали тяжелые думы. Он знал, что из-за преклонного возраста холод для него крайне опасен, и практически не покидал свою комнату в донжоне. Там находился самый большой камин, в котором днем и ночью пылал адский огонь.
Во время этих мрачных раздумий Франсуа пришла в голову странная мысль. Видя из окна замерзшую воду во рвах, он пришел к заключению, что во время лютых морозов замок перестает быть неприступным. Осаждающие могли бы атаковать стены со всех сторон, пройдя по льду. Конечно, никакое войско не способно сражаться в такую погоду, но неприятное ощущение все же оставалось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166