Изидор воскликнул:
– Как вы изменились! Стали мужчиной…
– А тебе к лицу быть рыцарем.
– Молчите! Не говорите так!
– Почему? Кто больше тебя достоин занять мое место в бою?
Анн снова зашагал к хижине. Он все рассказал своему оруженосцу, начиная с появления Альеноры на Бордоской дороге – и вплоть до их недолгого счастья в Орте…
Слушая эту невероятную повесть, Изидор Ланфан сначала испытывал недоумение и тревогу, но после верх одержала глубокая радость. Пыл и явное удовольствие, с которым молодой человек изливал ему душу, доставили оруженосцу безмерное счастье. После стольких лет молчания и отчужденности они с Анном, наконец-то, обрели друг друга!
Анн заключил:
– Прислушивайся к волкам! Скоро ты их услышишь. Я уверен, что она там.
Но ни один волк не выл этой ночью, и только гомон французского лагеря был еще слышен, когда умолк его голос. И тут Анн заметил Безотрадного, перед которым они стояли уже некоторое время. Узнав Изидора, конь приветливо зафыркал.
– Безотрадный – твой. Веди его к победе!
Изидор испуганно затряс головой.
– Ни за что! Вы должны оставить его себе.
Анн подошел к нему вплотную.
– Я буду драться вместе с крестьянами и босяками, потому что я такой же, как они. Думаешь, они примут меня с конем, достойным королевской свиты? Посмотри на меня. Мое лицо выдублено солнцем, босые ноги ороговели так, что не нуждаются в башмаках. Возьми Безотрадного и позволь мне уйти к своим.
– Ваши – здесь, монсеньор, среди сподвижников Бастарда.
На этот раз Анн вспылил.
– Ты с ума сошел или насмехаешься надо мной? Я же велел тебе не называть меня «монсеньором»! Я больше никто.
– Я в своем уме и называю вас как подобает. Послушайте и вы меня…
Достоинство, с каким говорил Изидор, заставило Анна умолкнуть. В недолгой тишине издалека долетали пьяные песни.
– Ваш прадед лишил вас прав на сеньории Вивре и Куссон, но ваша мать тоже была благородного звания. По крайней мере, она была возведена в дворянское достоинство.
– Моя мать?
– Герцог Орлеанский подарил ей на свадьбу сеньорию Невиль-о-Буа, это совсем неподалеку отсюда, в Орлеанском лесу. И уж это-то владение никто не вправе отнять у вас. Вы – сир де Невиль!
Анн не верил собственным ушам. Он не знал этого лишь по собственной вине, потому что в свое время не удосужился расспросить о матери сдержанного, умеющего хранить тайны Изидора. Изидора, который столько всего знал о нем самом.
Тот продолжил:
– Ступайте к Бастарду Орлеанскому: он подтвердит ваши права. А потом займите свое место среди нас… На Безотрадном.
Опять наступило молчание, на этот раз более долгое. Ночное непотребство на равнине продолжалось. Слышны были женские выкрики, испуганные или возбужденные, им вторил грубый мужской хохот.
– Расскажи о моей матери. Ты ее хорошо знал?
Изидор Ланфан выглядел и удивленным, и взволнованным. На мгновение он закрыл глаза, потом снова посмотрел на молодого сеньора.
– Наверное, лучше, чем кто другой. Это ведь я выдал ее за вашего отца. Они встретились при Блуаском дворе, одним зимним днем, белым от снега. Она была брюнетка, он блондин; она была взрослая, он – почти ребенок. Однако они полюбили друг друга с первого взгляда. И любили до самого конца.
– Какая она была?
– Девушка из самого простого народа. Пока ее не возвели в дворянское достоинство, состояла служанкой в Вестминстерском замке. Она была самая чудесная из женщин. Красивая. Но если бы только красивая! Она была простой, естественной… и веселой. Такой веселой!
Анн был растроган до глубины души, но собрал всю свою волю, чтобы не поддаться чувствам. Да, «Анн де Невиль» – звучит хорошо. Ему бы понравилось так называться. Взять себе имя, которое его мать носила до брака. Да, он предпочел бы остаться вместе с Изидором, вновь обретенным товарищем, надежным человеком, наперсником, старшим братом… Однако все это должно быть забыто, бесповоротно и окончательно! Анн покачал головой.
– Не могу. Я должен биться плечом к плечу с простым народом: я поклялся в этом у Гроба Господня.
– У Гроба Господня!
– Во время пасхальной службы…
Изидор Ланфан вздохнул. Возразить было нечего.
– Какого рыцаря теряет Франция…
– Не думай так. Я могу быть не меньше полезен Франции как простолюдин. У меня есть дар слова – надеюсь, по крайней мере, что это так. Я попытаюсь поднять народ.
– Тогда пусть Господь вдохновит вас и даст вам силу убеждения!
Анн улыбнулся.
– Изидор, ты не сказал мне, где находится Невиль-о-Буа…
– Там. Прямо на север.
– Я пойду туда. Стану одним из подданных моей матери. Надеюсь, что там, где она сейчас, ей не придется краснеть за своего сына.
– Монсеньор…
Но Анн уже убежал в темноту, и Изидор Ланфан остался один вместе с Безотрадным.
***
12 октября английское войско появилось перед Орлеаном. Как и говорили, оно было грозным: более десяти тысяч человек под командованием самых замечательных заморских полководцев: Джона Солсбери, Джона Тэлбота, Уильяма Гласдейла и Уильяма Ла Поля, графа Суффолка.
Но и осажденные – пятитысячный гарнизон – тоже были полны решимости. Вместе с Жаном, Бастардом Орлеанским, и Ла Иром там находился храбрый Потон де Ксентрай. Еще молодой, лет около тридцати, весь покрытый шрамами и вечно взлохмаченный, Жан Потон был поначалу всего лишь авантюристом, но проявил столь безумную отвагу, что дофин сделал его своим капитаном и пожаловал храбрецу сеньорию Ксентрай. Да и многие другие отважные военачальники собрались здесь: и южане из провинций, оставшихся верными дофину, и северяне, бежавшие из захваченных врагом областей, чтобы поступить на службу к своему истинному королю: Пьер де Гравиль, Раймон де Вил ар, Жан де Барнер и хирург Жан де Жондуань.
Среди них выделялся военный совсем иного, нового рода – глава пушкарей Монтеклер. Рослый, с черной окладистой бородой, он всегда держался с чуть высокомерным видом, был крайне горд своим особым ремеслом и постоянно предавался каким-то расчетам, в которых никто ничего не смыслил. Он расставлял и наводил свои орудия с тщательностью ювелира. В распоряжении Монтеклера находилась лучшая артиллерия, какую только удалось сыскать: семьдесят деревянных пушек, окованных железными обручами. С удивительной точностью они метали каменные ядра от двадцати до двухсот фунтов весом. Большая часть этих орудий была нацелена на мост через Луару и небольшую предмостную крепость Турель, поскольку Монтеклер был уверен: рано или поздно противник попытается атаковать именно с этой стороны.
Осада не застала жителей Орлеана врасплох. Они готовились к ней уже двадцать лет, со времени убийства их герцога и начала гражданской войны с бургундцами. Крепостные стены, и прежде мощные, были укреплены еще надежнее, и каждый защитник знал свой пост.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166
– Как вы изменились! Стали мужчиной…
– А тебе к лицу быть рыцарем.
– Молчите! Не говорите так!
– Почему? Кто больше тебя достоин занять мое место в бою?
Анн снова зашагал к хижине. Он все рассказал своему оруженосцу, начиная с появления Альеноры на Бордоской дороге – и вплоть до их недолгого счастья в Орте…
Слушая эту невероятную повесть, Изидор Ланфан сначала испытывал недоумение и тревогу, но после верх одержала глубокая радость. Пыл и явное удовольствие, с которым молодой человек изливал ему душу, доставили оруженосцу безмерное счастье. После стольких лет молчания и отчужденности они с Анном, наконец-то, обрели друг друга!
Анн заключил:
– Прислушивайся к волкам! Скоро ты их услышишь. Я уверен, что она там.
Но ни один волк не выл этой ночью, и только гомон французского лагеря был еще слышен, когда умолк его голос. И тут Анн заметил Безотрадного, перед которым они стояли уже некоторое время. Узнав Изидора, конь приветливо зафыркал.
– Безотрадный – твой. Веди его к победе!
Изидор испуганно затряс головой.
– Ни за что! Вы должны оставить его себе.
Анн подошел к нему вплотную.
– Я буду драться вместе с крестьянами и босяками, потому что я такой же, как они. Думаешь, они примут меня с конем, достойным королевской свиты? Посмотри на меня. Мое лицо выдублено солнцем, босые ноги ороговели так, что не нуждаются в башмаках. Возьми Безотрадного и позволь мне уйти к своим.
– Ваши – здесь, монсеньор, среди сподвижников Бастарда.
На этот раз Анн вспылил.
– Ты с ума сошел или насмехаешься надо мной? Я же велел тебе не называть меня «монсеньором»! Я больше никто.
– Я в своем уме и называю вас как подобает. Послушайте и вы меня…
Достоинство, с каким говорил Изидор, заставило Анна умолкнуть. В недолгой тишине издалека долетали пьяные песни.
– Ваш прадед лишил вас прав на сеньории Вивре и Куссон, но ваша мать тоже была благородного звания. По крайней мере, она была возведена в дворянское достоинство.
– Моя мать?
– Герцог Орлеанский подарил ей на свадьбу сеньорию Невиль-о-Буа, это совсем неподалеку отсюда, в Орлеанском лесу. И уж это-то владение никто не вправе отнять у вас. Вы – сир де Невиль!
Анн не верил собственным ушам. Он не знал этого лишь по собственной вине, потому что в свое время не удосужился расспросить о матери сдержанного, умеющего хранить тайны Изидора. Изидора, который столько всего знал о нем самом.
Тот продолжил:
– Ступайте к Бастарду Орлеанскому: он подтвердит ваши права. А потом займите свое место среди нас… На Безотрадном.
Опять наступило молчание, на этот раз более долгое. Ночное непотребство на равнине продолжалось. Слышны были женские выкрики, испуганные или возбужденные, им вторил грубый мужской хохот.
– Расскажи о моей матери. Ты ее хорошо знал?
Изидор Ланфан выглядел и удивленным, и взволнованным. На мгновение он закрыл глаза, потом снова посмотрел на молодого сеньора.
– Наверное, лучше, чем кто другой. Это ведь я выдал ее за вашего отца. Они встретились при Блуаском дворе, одним зимним днем, белым от снега. Она была брюнетка, он блондин; она была взрослая, он – почти ребенок. Однако они полюбили друг друга с первого взгляда. И любили до самого конца.
– Какая она была?
– Девушка из самого простого народа. Пока ее не возвели в дворянское достоинство, состояла служанкой в Вестминстерском замке. Она была самая чудесная из женщин. Красивая. Но если бы только красивая! Она была простой, естественной… и веселой. Такой веселой!
Анн был растроган до глубины души, но собрал всю свою волю, чтобы не поддаться чувствам. Да, «Анн де Невиль» – звучит хорошо. Ему бы понравилось так называться. Взять себе имя, которое его мать носила до брака. Да, он предпочел бы остаться вместе с Изидором, вновь обретенным товарищем, надежным человеком, наперсником, старшим братом… Однако все это должно быть забыто, бесповоротно и окончательно! Анн покачал головой.
– Не могу. Я должен биться плечом к плечу с простым народом: я поклялся в этом у Гроба Господня.
– У Гроба Господня!
– Во время пасхальной службы…
Изидор Ланфан вздохнул. Возразить было нечего.
– Какого рыцаря теряет Франция…
– Не думай так. Я могу быть не меньше полезен Франции как простолюдин. У меня есть дар слова – надеюсь, по крайней мере, что это так. Я попытаюсь поднять народ.
– Тогда пусть Господь вдохновит вас и даст вам силу убеждения!
Анн улыбнулся.
– Изидор, ты не сказал мне, где находится Невиль-о-Буа…
– Там. Прямо на север.
– Я пойду туда. Стану одним из подданных моей матери. Надеюсь, что там, где она сейчас, ей не придется краснеть за своего сына.
– Монсеньор…
Но Анн уже убежал в темноту, и Изидор Ланфан остался один вместе с Безотрадным.
***
12 октября английское войско появилось перед Орлеаном. Как и говорили, оно было грозным: более десяти тысяч человек под командованием самых замечательных заморских полководцев: Джона Солсбери, Джона Тэлбота, Уильяма Гласдейла и Уильяма Ла Поля, графа Суффолка.
Но и осажденные – пятитысячный гарнизон – тоже были полны решимости. Вместе с Жаном, Бастардом Орлеанским, и Ла Иром там находился храбрый Потон де Ксентрай. Еще молодой, лет около тридцати, весь покрытый шрамами и вечно взлохмаченный, Жан Потон был поначалу всего лишь авантюристом, но проявил столь безумную отвагу, что дофин сделал его своим капитаном и пожаловал храбрецу сеньорию Ксентрай. Да и многие другие отважные военачальники собрались здесь: и южане из провинций, оставшихся верными дофину, и северяне, бежавшие из захваченных врагом областей, чтобы поступить на службу к своему истинному королю: Пьер де Гравиль, Раймон де Вил ар, Жан де Барнер и хирург Жан де Жондуань.
Среди них выделялся военный совсем иного, нового рода – глава пушкарей Монтеклер. Рослый, с черной окладистой бородой, он всегда держался с чуть высокомерным видом, был крайне горд своим особым ремеслом и постоянно предавался каким-то расчетам, в которых никто ничего не смыслил. Он расставлял и наводил свои орудия с тщательностью ювелира. В распоряжении Монтеклера находилась лучшая артиллерия, какую только удалось сыскать: семьдесят деревянных пушек, окованных железными обручами. С удивительной точностью они метали каменные ядра от двадцати до двухсот фунтов весом. Большая часть этих орудий была нацелена на мост через Луару и небольшую предмостную крепость Турель, поскольку Монтеклер был уверен: рано или поздно противник попытается атаковать именно с этой стороны.
Осада не застала жителей Орлеана врасплох. Они готовились к ней уже двадцать лет, со времени убийства их герцога и начала гражданской войны с бургундцами. Крепостные стены, и прежде мощные, были укреплены еще надежнее, и каждый защитник знал свой пост.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166