На сей раз, она получила помощь от самого неожиданного союзника – от Реньо де Шартра. Сеньор архиепископ Реймский вдруг осознал, что благодаря Жанне он может вернуть себе и город, и архиепископство, и все свои богатства. К тому же благодаря своему сану именно он будет руководить коронацией и извлечет из этого обстоятельства новые почести, которыми также не стоит пренебрегать. Так что сеньор Реньо покинул лагерь Ла Тремуйля и примкнул к Жанне-Деве. Ради такого случая он даже заговорил оживленнее:
– Государь, Жанна верно говорит! Ваша коронация не может ждать. Я сам поеду впереди войска. Пообещаю обывателям уважить вольности моего доброго города, и они тотчас явятся с изъявлением покорности…
Тучный прелат чинно удалился в окружении священнослужителей, составлявших его свиту.
Результат не заставил себя ждать. В субботу, 16 июля, утром дофин, находившийся в замке Сент-Со, откуда был виден город, принял депутацию жителей Реймса, которые подтвердили свою полную и безоговорочную покорность. Ничто более не препятствовало коронации. Войско тронулось в путь, с Карлом и Жанной во главе.
Новость разнеслась по Реймсу почти мгновенно, вызвав у большинства восторг. Впрочем, нашлись и такие, кто впал в настоящую панику. Пока жители Реймса украшали свой город, за ворота в большой спешке выехал маленький отряд. Во главе его находился некий пузатый церковник с жестким лицом. То был Пьер Кошон, главный уполномоченный англичан в Шампани и, без сомнения, самый фанатичный из их сторонников. Уроженец Реймса, бывший ректор Парижского университета, епископ города Бове, он являлся одним из главных творцов договора, подписанного в Труа. Толпа встретила его бегство веселыми воплями.
Анн находился в городе уже несколько дней и ждал прибытия армии на паперти собора вместе с Филиппиной и отцом Сильвестром. Атмосфера, царившая в Реймсе, напоминала ему Орлеан, даже если воодушевление здешних жителей, не познавших испытаний, что выпали на долю орлеанцев, не достигало тех же высот. Но радостные возгласы, возносившиеся в чистое небо, были те же:
– Ноэль! Ноэль!
Почти спустился вечер, когда дофин и Девственница прибыли на паперть. Карл поднялся по ступеням, прошел в собор и выразил желание остаться в одиночестве, чтобы помолиться. Двери затворились. Дофина оставили наедине с благочестивыми размышлениями о чудесном событии, которое он переживал.
Тем временем Анн и Изидор искали друг друга. Но кругом было столько народа – жители Реймса, солдаты и постоянно прибывавшие крестьяне из окрестных деревень, – что, лишь когда уже совсем стемнело, они, наконец, встретились…
На следующий день в полдень они стояли бок о бок в нефе собора Богоматери; Филиппина и отец Сильвестр не осмелились войти и остались снаружи. Давка была такая, что едва можно было пошевелиться. Всех охватило сильнейшее волнение. Коронация короля Франции – событие само по себе исключительное, и не каждому выпадает удача присутствовать при нем хоть раз в жизни; но то, что происходило в Реймсе воскресным днем 17 июля 1429 года, было даже больше, чем коронация. Столь знаменательного дня люди никогда, быть может, и не знавали…
– Дорогу! Дорогу! Дайте дорогу!
Королевские стражи, облаченные поверх лат в короткие лазоревые туники с золотыми лилиями, прокладывали путь среди толпы, расталкивая рыцарей, благородных дам, горожан и горожанок рукоятью булавы. Анну и Изидору повезло – они очутились в первом ряду прохода, образовавшегося в центре нефа. Они смогли видеть, как кортеж вступает под своды.
Под многоголосое пение хора монахов главные действующие лица вышли на сцену.
Впереди нес крест священник в белом облачении. Его сопровождали восемь других, по четверо с каждой стороны, то в белом. Затем шествовал Реньо де Шартр, молитвенно сложивший руки. Сеньор архиепископ Реймский впервые оставил свой вечно насупленный вид и демонстрировал безмятежную улыбку. В своем пышном фиолетовом облачении он, несмотря на тучность, выглядел весьма величаво.
За ним шагали пэры королевства. Пэры церковные поместились слева: епископ Ланский, епископ граф Шалонский, епископы Сэ и Орлеана, замещавшие епископов Нуайона и Бове. Пэры светские находились справа, на той же стороне, что и Анн с Изидором: герцоги Анжуйский и Бурбонский, герцог Алансонский вместо герцога Бургундского и Бастард Орлеанский вместо своего брата Карла, находившегося в плену. Заключал шествие сеньор д'Альбре. Он нес меч коннетабля Артура де Ришмона, отсутствующего по воле фаворита Ла Тремуйля.
Наступила пауза. Анн и Изидор затаили дыхание. А затем появился тот, кого еще несколько мгновений назад величали «дофином» и кто по окончании церемонии станет Карлом VII, королем Франции.
Карл был в коронационном наряде – одновременно трогательном и величественном. То было длинное платье, совсем простое, похожее на одеяние кающихся, с прорезями на сгибах рук, на плечах и на груди для священного миропомазания.
Он прошел перед Анном так близко, что его можно было коснуться. Выглядел дофин моложе своих двадцати шести лет. У него были маленькие глаза, длинный нос, тонкие губы. Испытания, среди которых он рос, наложили на это некрасивое лицо не слишком приятный отпечаток, но приближение долгожданного мига преобразило его. Карл смотрел прямо перед собой, восхищенный и будто зачарованный.
В десяти шагах позади него тихо шла Девственница.
Единственная из всего кортежа она была в доспехах, и стук ее железных башмаков странно отдавался в ушах после мягкой поступи предшествовавших. Жанна сжимала в руке белый стяг с изображением Бога-Отца и словами «Иисус Мария» на одной стороне и двумя ангелами, держащими лазоревый Щит с белым голубем, – на другой.
Анн впервые видел ее по-настоящему, поскольку тот раз, когда ее силуэт промелькнул перед ним в Орлеане, в счет не шел. Как и Изидор, он был поражен ее женственной прелестью. Но было в ней и нечто другое, что гораздо труднее поддавалось определению. Верно отец Сильвестр корил Анна за то, что прежде он почитал Жанну неким дю Гекленом в юбке, гениальной авантюристкой. Теперь-то Анн де Невиль ясно видел: личность Девственницы не исчерпывается ее воинскими подвигами. От нее исходила какая-то сила, мощное духовное излучение, от которого Анн попросту онемел. Впрочем, не он единственный: даже при проходе короля шушуканье в соборе не прекращалось, но при появлении Девственницы наступила благоговейная тишина…
– Дорогу! Дорогу! Дайте дорогу заложникам Святого Сосуда!
Снова королевские стражи применили силу и рукоятками своих палиц расширили центральный проход, поскольку «заложники Святого Сосуда» въезжали в собор верхом.
Со времени папской буллы 1179 года Святой Сосуд с освященным елеем для миропомазания французских королей был доверен монахам аббатства Сен-Реми в Реймсе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166