"Не забывай, - взывал к
нему внутренний голос, - не забывай, что все это существует,
что между луной и тобой, и Туру, и Адой возникают лучи и токи,
что существует смерть, и страна душ, и возвращение оттуда, что
на все явления и образы жизни ты найдешь ответ в глубине своего
сердца, что тебе до всего должно быть дело, что ты обо всем
должен знать ни капли не меньше, чем посильно знать человеку".
Так примерно говорил этот голос. Слуга впервые услышал голос
духа, познал его манящее искушение, его требовательность, его
магический зов. Не раз он видел, как странствует по небу луна,
не раз доносился до него крик совы, а из уст учителя, при всей
его молчаливости, не раз слышал он слова - плод древней
мудрости и одиноких раздумий, - но теперь, в этот ночной час,
все было по-новому, по-иному: его осенило предчувствие целого,
общей взаимосвязи и взаимоотношений, порядка, втянувшего и его
в свою орбиту, возложившего ответственность и на него. Кто
овладеет ключом к этим тайнам, тот должен уметь не только
отыскать зверя по следу, распознать растение по корню или
семени, он должен уметь объять всю вселенную: небесные светила,
духов, людей и зверей, целебные средства и яды, и по отдельным
частям этого целого, по отдельным его признакам уметь
воссоздать другие его части. Бывают хорошие охотники, они по
следу, по помету, по шерстинке узнают больше, чем любой другой;
по нескольким волоскам они узнают не только, какой породы перед
ним зверь, но стар он или молод, самка это или самец. Другие по
форме облака, но запаху, носящемуся в воздухе, по особенным
приметам поведения животных или растений за несколько дней
вперед предсказывают погоду; учитель Слуги был в этом искусстве
недосягаем и почти никогда не ошибался. Бывают люди, одаренные
врожденной ловкостью: некоторые мальчики с тридцати шагов
попадали камнем в птицу, они этому не учились - им это
удавалось безо всяких усилий; просто, благодаря волшебству или
особому дару, камень, брошенный их рукой, летел сам собой, куда
надо, камень хотел попасть в птицу, птица хотела, чтобы в нее
попал камень. Встречаются и люди, умеющие предсказывать
будущее: умрет больной или нет, родит беременная женщина
мальчика или девочку; дочь родоначальницы славилась этим,
говорили, что и заклинатель стихий владеет подобными
познаниями. Следовательно, думалось Слуге в ту минуту, в
необъятной сети сцеплений имеется какое-то средоточие, где все
известно, где можно увидеть и прочитать прошлое и будущее. К
тому, кто стоит в этом средоточии, стекаются знания, как
стекается вода в долину, как бежит заяц к капусте; слово того
человека должно быть острым и разить так же безошибочно, как
разит камень, брошенный самой меткой рукой; силой своего духа
человек этот должен уметь соединить в себе все эти чудесные
дарования и способности и заставить их служить себе: вот это
был бы совершенный, мудрейший человек, и не было бы ему равных!
Стать таким, как он, приблизиться к нему, вечно к нему
стремиться - вот путь из всех путей, вот цель, вот что
способно наполнить жизнь, придать ей смысл. Таковы примерно
были ощущения Слуги, и как бы мы ни пытались выразить их на
нашем, неведомом ему, отвлеченном языке, ничто не в состоянии
передать даже ничтожную долю охватившего его священного трепета
и восторженности его чувств. Пробуждение среди ночи,
путешествие по темному, безмолвному лесу, полному опасностей и
тайн, ожидание на каменном выступе, наверху, в предрассветном
холоде, появление тоненького, призрачного серпика луны, скупые
слова мудрого старика, пребывание наедине с учителем в такой
необычный час, - все это Слуга пережил и запомнил как некую
мистерию, как праздник посвящения, принятия его в некий союз, в
некую религиозную общину, в подчиненное, но почетное положение
по отношению к чему-то неизреченному, к мировой тайне. Это
переживание или нечто подобное не могло воплотиться в мысль, а
тем более в слово; и еще более далекой и невозможной, чем любая
другая, была бы мысль: "Что это все - мое собственное
переживание или же объективная действительность? Испытывает ли
учитель то же, что и я, или же он подсмеивается надо мной? Новы
ли, присущи только мне, неповторимы ли эти мысли, связанные с
моими переживаниями, или же учитель и еще кто-нибудь до него
пережил и передумал точно то же?" Нет, такого расчленения,
такой дифференциации не было, все было, вполне реально, все
было насыщено реальностью, будто тесто дрожжами. Облака, месяц,
изменчивая картина неба, мокрый, холодный известняк под босыми
ногами, зябкая, предрассветная сырость в белесой мгле, уютный
запах родного; дома, очага и увядшей листвы, еще державшийся в
шкуре, в которую завернулся учитель, оттенок достоинства и
слабый отголосок старости и готовности к смерти в его суровом
голосе - все это было более чем реальной чуть ли не
насильственно пронизывало все чувства юноши. А для воспоминаний
чувственные впечатления являются гораздо более питательной
почвой, нежели самые совершенные системы и методы мышления.
Хотя заклинатель, дождя принадлежал к немногим избранным,
имевшим определенное занятие, хотя он достиг особого,
доступного только ему искусства и уменья, внешне жизнь его мало
отличалась от жизни остальных его сородичей. Он занимал высокое
положение и пользовался почетом, получал свою долю добычи и
вознаграждение от племени, когда работал для общины, но это
бывало лишь в особых случаях. Его самой важной, ответственной,
можно сказать, священной миссией было определять весной день
сева для всех видов плодов и растений; и строил он свои расчеты
на пристальном изучении фаз луны, основываясь отчасти на
унаследованных преданиях, отчасти на собственном опыте. Однако
торжественная церемония начала сева - высеивание первой горсти
семян в общинную землю - уже не входила в обязанности
заклинателя дождя, такой чести не удостаивался ни один мужчина,
даже самый почитаемый, это собственноручно делала каждый год
родоначальница или одна из ее ближайших родственниц. Самым
значительным лицом в селении мастер становился в тех случаях,
когда ему приходилось выступать в своей роли заклинателя
погоды. Это происходило тогда, когда длительная засуха,
ненастье или холод обрушивались на поля и угрожали племени
голодом. В таких случаях Туру прибегал к средствам, способным
победить засуху и недород: к жертвоприношениям, заклинаниям,
молитвенным шествиям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181
нему внутренний голос, - не забывай, что все это существует,
что между луной и тобой, и Туру, и Адой возникают лучи и токи,
что существует смерть, и страна душ, и возвращение оттуда, что
на все явления и образы жизни ты найдешь ответ в глубине своего
сердца, что тебе до всего должно быть дело, что ты обо всем
должен знать ни капли не меньше, чем посильно знать человеку".
Так примерно говорил этот голос. Слуга впервые услышал голос
духа, познал его манящее искушение, его требовательность, его
магический зов. Не раз он видел, как странствует по небу луна,
не раз доносился до него крик совы, а из уст учителя, при всей
его молчаливости, не раз слышал он слова - плод древней
мудрости и одиноких раздумий, - но теперь, в этот ночной час,
все было по-новому, по-иному: его осенило предчувствие целого,
общей взаимосвязи и взаимоотношений, порядка, втянувшего и его
в свою орбиту, возложившего ответственность и на него. Кто
овладеет ключом к этим тайнам, тот должен уметь не только
отыскать зверя по следу, распознать растение по корню или
семени, он должен уметь объять всю вселенную: небесные светила,
духов, людей и зверей, целебные средства и яды, и по отдельным
частям этого целого, по отдельным его признакам уметь
воссоздать другие его части. Бывают хорошие охотники, они по
следу, по помету, по шерстинке узнают больше, чем любой другой;
по нескольким волоскам они узнают не только, какой породы перед
ним зверь, но стар он или молод, самка это или самец. Другие по
форме облака, но запаху, носящемуся в воздухе, по особенным
приметам поведения животных или растений за несколько дней
вперед предсказывают погоду; учитель Слуги был в этом искусстве
недосягаем и почти никогда не ошибался. Бывают люди, одаренные
врожденной ловкостью: некоторые мальчики с тридцати шагов
попадали камнем в птицу, они этому не учились - им это
удавалось безо всяких усилий; просто, благодаря волшебству или
особому дару, камень, брошенный их рукой, летел сам собой, куда
надо, камень хотел попасть в птицу, птица хотела, чтобы в нее
попал камень. Встречаются и люди, умеющие предсказывать
будущее: умрет больной или нет, родит беременная женщина
мальчика или девочку; дочь родоначальницы славилась этим,
говорили, что и заклинатель стихий владеет подобными
познаниями. Следовательно, думалось Слуге в ту минуту, в
необъятной сети сцеплений имеется какое-то средоточие, где все
известно, где можно увидеть и прочитать прошлое и будущее. К
тому, кто стоит в этом средоточии, стекаются знания, как
стекается вода в долину, как бежит заяц к капусте; слово того
человека должно быть острым и разить так же безошибочно, как
разит камень, брошенный самой меткой рукой; силой своего духа
человек этот должен уметь соединить в себе все эти чудесные
дарования и способности и заставить их служить себе: вот это
был бы совершенный, мудрейший человек, и не было бы ему равных!
Стать таким, как он, приблизиться к нему, вечно к нему
стремиться - вот путь из всех путей, вот цель, вот что
способно наполнить жизнь, придать ей смысл. Таковы примерно
были ощущения Слуги, и как бы мы ни пытались выразить их на
нашем, неведомом ему, отвлеченном языке, ничто не в состоянии
передать даже ничтожную долю охватившего его священного трепета
и восторженности его чувств. Пробуждение среди ночи,
путешествие по темному, безмолвному лесу, полному опасностей и
тайн, ожидание на каменном выступе, наверху, в предрассветном
холоде, появление тоненького, призрачного серпика луны, скупые
слова мудрого старика, пребывание наедине с учителем в такой
необычный час, - все это Слуга пережил и запомнил как некую
мистерию, как праздник посвящения, принятия его в некий союз, в
некую религиозную общину, в подчиненное, но почетное положение
по отношению к чему-то неизреченному, к мировой тайне. Это
переживание или нечто подобное не могло воплотиться в мысль, а
тем более в слово; и еще более далекой и невозможной, чем любая
другая, была бы мысль: "Что это все - мое собственное
переживание или же объективная действительность? Испытывает ли
учитель то же, что и я, или же он подсмеивается надо мной? Новы
ли, присущи только мне, неповторимы ли эти мысли, связанные с
моими переживаниями, или же учитель и еще кто-нибудь до него
пережил и передумал точно то же?" Нет, такого расчленения,
такой дифференциации не было, все было, вполне реально, все
было насыщено реальностью, будто тесто дрожжами. Облака, месяц,
изменчивая картина неба, мокрый, холодный известняк под босыми
ногами, зябкая, предрассветная сырость в белесой мгле, уютный
запах родного; дома, очага и увядшей листвы, еще державшийся в
шкуре, в которую завернулся учитель, оттенок достоинства и
слабый отголосок старости и готовности к смерти в его суровом
голосе - все это было более чем реальной чуть ли не
насильственно пронизывало все чувства юноши. А для воспоминаний
чувственные впечатления являются гораздо более питательной
почвой, нежели самые совершенные системы и методы мышления.
Хотя заклинатель, дождя принадлежал к немногим избранным,
имевшим определенное занятие, хотя он достиг особого,
доступного только ему искусства и уменья, внешне жизнь его мало
отличалась от жизни остальных его сородичей. Он занимал высокое
положение и пользовался почетом, получал свою долю добычи и
вознаграждение от племени, когда работал для общины, но это
бывало лишь в особых случаях. Его самой важной, ответственной,
можно сказать, священной миссией было определять весной день
сева для всех видов плодов и растений; и строил он свои расчеты
на пристальном изучении фаз луны, основываясь отчасти на
унаследованных преданиях, отчасти на собственном опыте. Однако
торжественная церемония начала сева - высеивание первой горсти
семян в общинную землю - уже не входила в обязанности
заклинателя дождя, такой чести не удостаивался ни один мужчина,
даже самый почитаемый, это собственноручно делала каждый год
родоначальница или одна из ее ближайших родственниц. Самым
значительным лицом в селении мастер становился в тех случаях,
когда ему приходилось выступать в своей роли заклинателя
погоды. Это происходило тогда, когда длительная засуха,
ненастье или холод обрушивались на поля и угрожали племени
голодом. В таких случаях Туру прибегал к средствам, способным
победить засуху и недород: к жертвоприношениям, заклинаниям,
молитвенным шествиям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181