Соблазненный
красотой Правати, очарованный женщиной, он заразился ее
тщеславием и покинул тот единственный путь, который только и
может привести к освобождению и покою. Вот какой теперь
представлялась ему его жизнь, дай впрямь ее легко было
истолковать именно таким образом, стоило только чуть-чуть ее
подкрасить и кое-что опустить. А опустил он, между прочим, то,
что еще вовсе не был учеником отшельника, а напротив, сам же
намеревался покинуть его. Как легко все смещается когда
оглядываешься назад!
Правати смотрела на это все, разумеется, по-иному, хотя
она гораздо меньше думала об этом, чем ее супруг! О Нале она
вообще не думала. Если воспоминания не обманывали ее, она одна
и составила счастье Дасы, она добилась этого счастья и основала
его, это она сделала его снова раджой, подарила ему сына,
отдала ему свою любовь, осчастливила его и в конце концов
вынуждена была признаться себе: он недостоин ее величия, ее
гордых замыслов. Ведь она была убеждена, что будущая война
приведет только к поражению Говинды, а тем самым и к удвоению
ее могущества, ее богатств. Но вместо того, чтобы радоваться
этому и самому ревностно трудиться над достижением этой цели,
Даса недостойным князя образом противился войне, словно ничего
так страстно не желал, как состариться в покое среди своих
цветов, деревьев, попугаев и книг. Разве можно поставить его
рядом с начальником конницы Вишвамитрой, вместе с ней
Вищвамитра - самый ярый сторонник войны и скорой победы.
Сколько она ни сравнивала его с Дасой, победителем всегда
выходил этот храбрый воин.
Сам Даса прекрасно видел, что жена его сблизилась с
Вишвамитрой, видел, как она восхищалась им и позволяла
восхищаться собой этому веселому, дерзкому, быть может, не
очень умному и несколько поверхностному военачальнику, который
всегда так громко смеялся, у которого были прекрасные крепкие
зубы и холеная борода. С горечью смотрел на это Даса, но вместе
с тем и с презрением, с тем насмешливым равнодушием, которое он
сам на себя напускал. Он не выслеживал их, да и не желал знать,
перешагнула ли дружба этих двоих границы дозволенного, границы
приличия. На эту влюбленность Правати и красивого полководца,
на то, что она предпочла его чересчур уж негероическому
супругу, Даса смотрел с тем же внешне безразличным
спокойствием, однако с внутренним ожесточением и горечью, с
какими он приучил себя смотреть на все, происходящее вокруг.
Намеревалась ли она изменить ему, предать его, или это было
только выражением ее презрения к образу мыслей Дасы - было не
так уж важно, но что-то росло и развивалось, надвигаясь на
него, как надвигалась война, как сам рок, и не существовало
ничего, способного остановить это, не было другого выбора, как
принять это и смиренно сносить свою участь, ибо в этом и
заключался героизм и мужество Дасы, а совсем не в воинственных
набегах и не в желании захватить чужие земли.
Оставалось ли восхищение Правати полководцем или его ею в
пределах дозволенного, в пределах приличия или нет, во всяком
случае - и он понимал это - Правати приходилось тут винить
куда меньше, чем его самого. Он, Даса, мыслитель, мучимый
сомнениями, был склонен приписывать женщине вину за растаявшее
свое счастье или хотя бы считать ее в ответе за то, что сам
запутался во всем: в любви и тщеславии, в стремлении отомстить
и в разбойничьих набегах на земли соседа; да, в мыслях он
считал женщину, любовь, сладострастие в ответе за все на земле,
за всю эту дикую пляску, лихорадку страстей и желаний, за
прелюбодеяние, смерть, убийство и войну. Но при этом он хорошо
сознавал, что Правати вовсе не виновница и не причина всего
этого, она сама жертва, ни ее красота, ни его любовь к ней не
сделали ее тем, чем она была, она лишь пылинка в Солнечном
луче, капля в потоке, и это был его долг уклониться от встречи
с этой женщиной, от любви к ней, от жажды счастья, от
тщеславных мыслей и либо остаться пастухом, довольным своей
судьбой, либо пойти тайными путями йогов и преодолеть в себе
несовершенное. Он упустил эту возможность, он потерпел
поражение, к великому он не был призван или же сам изменил
своему призванию, и жена его не так уж не права, называя его
Трусом. Но зато у него есть сын от нее, красивый ласковый
мальчик, за которого он так боится и само существование
которого все еще придаст его собственной жизни смысл и цену,
порождает ощущение великого счастья. Правда, такое счастье
причиняет боль, внушает страх, новее же это счастье, его
счастье. И за это счастье он расплачивается страданиями и
горечью в сердце, готовностью идти на войну, на смерть,
сознавая, что идет навстречу року. Там, по ту сторону границы,
сидел раджа Говинда и мать убитого Налы, этого недоброй памяти
соблазнителя, она без конца подстрекала Говинду на новые и
новые набеги, и тот делался все наглей; только союз с
могущественным раджой Гайпали придал бы Дасе достаточно сил,
чтобы заставить злого соседа хранить мир. Но Гайпали, хотя и
был расположен к Дасе, состоял в родстве с Говиндой и самым
вежливым образом уклонялся от всех попыток заключить подобный
союз. Нет, некуда Дасе деваться, нечего ему надеяться на разум
и человечность, судьба надвигалась и надо было ее выстрадать.
Даса сам уже почти желал прихода войны, хотел, чтобы
низверглось наконец это скопище молний, ускорились бы все
события, которых все равно не избежать. Он еще раз побывал у
князя Гайпали, без всякого успеха обменялся с ним любезностями,
предлагал в совете проявлять терпение и осторожность, но делал
все это уже без особой надежды и - вооружался. В совете мнения
теперь расходились только в одном: ответить ли на очередной
набег врага походом в его страну или же дожидаться, когда враг
сам начнет войну, чтобы тот предстал перед народом и всем
светом в роли нападающего и нарушителя мира.
Однако враг не отягощал себя подобными вопросами и в один
из дней положил конец всем этим рассуждениям, советам и
колебаниям, напав на княжество Дасы. Сперва он инсценировал
крупный набег на пограничные земли, заставивший Дасу и его
начальника конницы в сопровождении лучших воинов поспешить к
рубежам страны, и когда Даса был еще в дороге, неприятель ввел
в бой главные силы, подошел к столице, ворвался в ворота и
осадил дворец. Узнав о том, Даса немедленно повернул и поскакал
обратно, и сердце его сжималось от жгучей боли, когда он думал,
что сын его и жена заточены в осажденном дворце, что над ними
нависла смертельная опасность и на улицах идет кровавый бой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181
красотой Правати, очарованный женщиной, он заразился ее
тщеславием и покинул тот единственный путь, который только и
может привести к освобождению и покою. Вот какой теперь
представлялась ему его жизнь, дай впрямь ее легко было
истолковать именно таким образом, стоило только чуть-чуть ее
подкрасить и кое-что опустить. А опустил он, между прочим, то,
что еще вовсе не был учеником отшельника, а напротив, сам же
намеревался покинуть его. Как легко все смещается когда
оглядываешься назад!
Правати смотрела на это все, разумеется, по-иному, хотя
она гораздо меньше думала об этом, чем ее супруг! О Нале она
вообще не думала. Если воспоминания не обманывали ее, она одна
и составила счастье Дасы, она добилась этого счастья и основала
его, это она сделала его снова раджой, подарила ему сына,
отдала ему свою любовь, осчастливила его и в конце концов
вынуждена была признаться себе: он недостоин ее величия, ее
гордых замыслов. Ведь она была убеждена, что будущая война
приведет только к поражению Говинды, а тем самым и к удвоению
ее могущества, ее богатств. Но вместо того, чтобы радоваться
этому и самому ревностно трудиться над достижением этой цели,
Даса недостойным князя образом противился войне, словно ничего
так страстно не желал, как состариться в покое среди своих
цветов, деревьев, попугаев и книг. Разве можно поставить его
рядом с начальником конницы Вишвамитрой, вместе с ней
Вищвамитра - самый ярый сторонник войны и скорой победы.
Сколько она ни сравнивала его с Дасой, победителем всегда
выходил этот храбрый воин.
Сам Даса прекрасно видел, что жена его сблизилась с
Вишвамитрой, видел, как она восхищалась им и позволяла
восхищаться собой этому веселому, дерзкому, быть может, не
очень умному и несколько поверхностному военачальнику, который
всегда так громко смеялся, у которого были прекрасные крепкие
зубы и холеная борода. С горечью смотрел на это Даса, но вместе
с тем и с презрением, с тем насмешливым равнодушием, которое он
сам на себя напускал. Он не выслеживал их, да и не желал знать,
перешагнула ли дружба этих двоих границы дозволенного, границы
приличия. На эту влюбленность Правати и красивого полководца,
на то, что она предпочла его чересчур уж негероическому
супругу, Даса смотрел с тем же внешне безразличным
спокойствием, однако с внутренним ожесточением и горечью, с
какими он приучил себя смотреть на все, происходящее вокруг.
Намеревалась ли она изменить ему, предать его, или это было
только выражением ее презрения к образу мыслей Дасы - было не
так уж важно, но что-то росло и развивалось, надвигаясь на
него, как надвигалась война, как сам рок, и не существовало
ничего, способного остановить это, не было другого выбора, как
принять это и смиренно сносить свою участь, ибо в этом и
заключался героизм и мужество Дасы, а совсем не в воинственных
набегах и не в желании захватить чужие земли.
Оставалось ли восхищение Правати полководцем или его ею в
пределах дозволенного, в пределах приличия или нет, во всяком
случае - и он понимал это - Правати приходилось тут винить
куда меньше, чем его самого. Он, Даса, мыслитель, мучимый
сомнениями, был склонен приписывать женщине вину за растаявшее
свое счастье или хотя бы считать ее в ответе за то, что сам
запутался во всем: в любви и тщеславии, в стремлении отомстить
и в разбойничьих набегах на земли соседа; да, в мыслях он
считал женщину, любовь, сладострастие в ответе за все на земле,
за всю эту дикую пляску, лихорадку страстей и желаний, за
прелюбодеяние, смерть, убийство и войну. Но при этом он хорошо
сознавал, что Правати вовсе не виновница и не причина всего
этого, она сама жертва, ни ее красота, ни его любовь к ней не
сделали ее тем, чем она была, она лишь пылинка в Солнечном
луче, капля в потоке, и это был его долг уклониться от встречи
с этой женщиной, от любви к ней, от жажды счастья, от
тщеславных мыслей и либо остаться пастухом, довольным своей
судьбой, либо пойти тайными путями йогов и преодолеть в себе
несовершенное. Он упустил эту возможность, он потерпел
поражение, к великому он не был призван или же сам изменил
своему призванию, и жена его не так уж не права, называя его
Трусом. Но зато у него есть сын от нее, красивый ласковый
мальчик, за которого он так боится и само существование
которого все еще придаст его собственной жизни смысл и цену,
порождает ощущение великого счастья. Правда, такое счастье
причиняет боль, внушает страх, новее же это счастье, его
счастье. И за это счастье он расплачивается страданиями и
горечью в сердце, готовностью идти на войну, на смерть,
сознавая, что идет навстречу року. Там, по ту сторону границы,
сидел раджа Говинда и мать убитого Налы, этого недоброй памяти
соблазнителя, она без конца подстрекала Говинду на новые и
новые набеги, и тот делался все наглей; только союз с
могущественным раджой Гайпали придал бы Дасе достаточно сил,
чтобы заставить злого соседа хранить мир. Но Гайпали, хотя и
был расположен к Дасе, состоял в родстве с Говиндой и самым
вежливым образом уклонялся от всех попыток заключить подобный
союз. Нет, некуда Дасе деваться, нечего ему надеяться на разум
и человечность, судьба надвигалась и надо было ее выстрадать.
Даса сам уже почти желал прихода войны, хотел, чтобы
низверглось наконец это скопище молний, ускорились бы все
события, которых все равно не избежать. Он еще раз побывал у
князя Гайпали, без всякого успеха обменялся с ним любезностями,
предлагал в совете проявлять терпение и осторожность, но делал
все это уже без особой надежды и - вооружался. В совете мнения
теперь расходились только в одном: ответить ли на очередной
набег врага походом в его страну или же дожидаться, когда враг
сам начнет войну, чтобы тот предстал перед народом и всем
светом в роли нападающего и нарушителя мира.
Однако враг не отягощал себя подобными вопросами и в один
из дней положил конец всем этим рассуждениям, советам и
колебаниям, напав на княжество Дасы. Сперва он инсценировал
крупный набег на пограничные земли, заставивший Дасу и его
начальника конницы в сопровождении лучших воинов поспешить к
рубежам страны, и когда Даса был еще в дороге, неприятель ввел
в бой главные силы, подошел к столице, ворвался в ворота и
осадил дворец. Узнав о том, Даса немедленно повернул и поскакал
обратно, и сердце его сжималось от жгучей боли, когда он думал,
что сын его и жена заточены в осажденном дворце, что над ними
нависла смертельная опасность и на улицах идет кровавый бой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181