Но тут случиться кое-что еще.
Этот, другой ниггер, – ну, тот, с кем Джон должен драться, – увидеть, что делать Джон, и пускаться наутек. Он убежать совсем из нашей страны, и никто никогда его больше не видеть.
Бесс замолчала, ожидая обычных вопросов. Вопрос задал кто-то из детей:
– А почему убежал другой ниггер, Бесс?
– Как же, детка, – ответила она и расплылась в улыбке, – когда он увидеть, что случиться, он понимать: раз Великий Джон такой плохой, что может ударить дитя белой леди, значит, он такой плохой, что может побить его в любой день недели. А когда белые, значит, разобраться, что Великий Джон перехитрить всех, особенно того, другого ниггера, они переставать злиться. Они все много смеяться. Особенно радоваться, кто ставить на Великого Джона. Хозяин Джона радоваться, ведь он выиграть свои пятьдесят фунтов, и он отдавать губернатору половину своего выигрыша, и губернатор не так сердиться, что Великий Джон ударить его ребенка. Да, именно так, сэр, маста радоваться на своего Великого Джона – так радоваться, что даже не бить его целых несколько дней!
Когда дети разошлись, Ханна подошла к Бесс и, наклонившись, прошептала ей на ухо:
– Большего вранья, чем твой рассказ, я в жизни не слышала!
– Господи, золотко, я говорить правду – это такая же правда, как то, что днем светло, – ответила Бесс серьезно. – Ты обижать старую Бесс, когда говорить такое!
Ханна засмеялась, покачала головой и пошла прочь. Она направилась к конюшням. Прежде чем девушка успела сделать несколько шагов, она услышала раскатистый смех Бесс. Ханна устремилась дальше, не переставая улыбаться.
В тот день у нее было не так горько на сердце, как все время с тех пор, когда она узнала о смерти матери. Горе не оставило ее, но ей удалось спрятать его в тайниках души. Однако гнев на Сайласа Квинта по-прежнему пылал в сердце, не ослабевая. Ханна был убеждена, что ее мать убил Квинт. Но поскольку не было доказательств и никто ей не поверил бы, она никого не посвящала в свои мысли, а хранила это, просто дала себе клятву, что в один прекрасный день отыщет способ отомстить этому презренному человеку за убийство Мэри Маккембридж!
Ханна вошла в полумрак конюшни. Она часто проводила здесь свободное время, когда Вернера не было, а Черная Звезда находился не на пастбище, а в деннике. Девушка просто влюбилась в это животное. Когда она вошла в конюшню впервые и приблизилась к Черной Звезде, конь отпрянул, дико вращая глазами, потом заржал, поднялся на задние ноги и забил передними о дверь. Ханна испуганно попятилась.
– Нельзя подходить к этому зверю слишком близко, мисс Ханна. Он злой.
Ханна повернулась и увидела Джона. В обязанности его входило не только править коляской и каретой, но и ухаживать за лошадьми и присматривать за конюшней.
– Какое красивое животное! – воскликнула она.
Джон кивнул с серьезным видом:
– Это точно. Но никто не решается ездить на нем. Даже хозяин. Маста Вернер пытался несколько раз, но не смог с ним управиться.
– Тогда почему он здесь? Кому принадлежит?
Несколько секунд Джон задумчиво смотрел на нее, очевидно, тщательно взвешивая свой ответ. Наконец сказал:
– Много лет назад хозяин купил его в подарок сыну на день рождения. Единственный, кто на нем ездил, – молодой хозяин. После его ухода усидеть на Черной Звезде не мог никто. Этот конь такой злой, что я не рискую выпускать его на пастбище с другими лошадьми. Он уже убил одну. Хозяин поговаривал, что его нужно пристрелить, но вряд ли когда сделает это.
– Надеюсь, что нет. Это было бы очень жестоко!
– Держитесь от него подальше. Он может разбить вам голову одним ударом копыта.
Но Ханна не могла держаться подальше от этого коня. Она то и дело проскальзывала в конюшню, когда там никого не было, чтобы взглянуть на Черную Звезду. Постепенно животное привыкло к ней, и теперь Ханна могла войти в денник и погладить его глянцевую шею. Поначалу Черная Звезда закидывал голову, но мало-помалу стал относиться к этому спокойнее. Ханна стала приносить для него сахар. И он начинал ржать, завидев, как она входит в денник, тянулся к ней, тыкался в руку, где лежал сахар. Любовь к этому коню во многом способствовала тому, что горе Ханны несколько утихло.
Ханна никогда в жизни не ездила верхом. Теперь ей страшно хотелось научиться. Однако у нее хватило здравого смысла понять, что учиться на Черной Звезде нельзя, даже если бы Вернер разрешил ей. Впрочем, она понимала, что и это маловероятно. Однажды вечером за ужином она сказала:
– Малкольм, мне бы хотелось научиться ездить верхом. Домашнее хозяйство теперь налажено. Было бы хорошо, если бы я могла объезжать плантацию.
Вернер ласково посмотрел на нее. С тех пор как она вернулась, привезя печальную весть о смерти матери, он был очень внимателен к ней и почти всегда позволял делать то, что ей хочется.
– Я думаю, это пойдет вам на пользу, Ханна. – Они уже привыкли называть друг друга по имени. – Вы когда-нибудь ездили верхом?
Ханна покачала головой.
– Тогда для начала мы дадим вам смирную лошадь. Я поручу Джону найти подходящую и руководить вами, пока вы не поймете, что нужно делать. Однако есть одно затруднение. У нас нет дамского седла. Марта никогда не ездила верхом – она не могла находиться даже поблизости от лошади.
– Ха! – сказала Ханна, пожав плечами. – Мне не нужно дамское седло. Я могу ездить и в мужском.
В глазах Вернера промелькнуло веселье.
– Когда леди ездит верхом, не пользуясь удобствами дамского седла, это считается шокирующим.
– А вы не думаете, что вся округа и так шокирована моим пребыванием здесь? – спокойно спросила она. – Кроме того, вы как-то сказали, что вас мало заботит мнение соседей.
– Я сказал это, вот как? – Вернер отодвинул тарелку, достал сигару и принялся катать ее в пальцах. Занимался он этим с очень серьезным видом. – Все будет, как вы хотите, дорогая. – В его глазах опять промелькнули искорки смеха. – Полагаю, вы во всех случаях будете поступать по-своему.
Однако Ханне пришлось пойти на компромисс. На другой день Джон оседлал для нее лошадь – смирную старую кобылу.
Ханна с отвращением посмотрела на кобылу.
– Господи, да у нее такой вид, будто она сломается пополам, как только я сяду на нее!
– Моя мама говорила мне, мисс Ханна: прежде чем ребенок научится стоять, он должен научиться ползать.
Джон подал ей руку и подсадил. Когда Ханна уселась в седло, стало ясно: нужно что-то делать с платьем и нижними юбками. Многочисленные юбки опадали по бокам кобылы и сбивались в огромную складку перед седлом. Эти волны ткани безостановочно двигались, и кобыла косила глазом, сверкая белками, а подрагивание ее ушей свидетельствовало о том, что бедному животному страшно и неприятно оттого, что на спине у него сидит такое странное существо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
Этот, другой ниггер, – ну, тот, с кем Джон должен драться, – увидеть, что делать Джон, и пускаться наутек. Он убежать совсем из нашей страны, и никто никогда его больше не видеть.
Бесс замолчала, ожидая обычных вопросов. Вопрос задал кто-то из детей:
– А почему убежал другой ниггер, Бесс?
– Как же, детка, – ответила она и расплылась в улыбке, – когда он увидеть, что случиться, он понимать: раз Великий Джон такой плохой, что может ударить дитя белой леди, значит, он такой плохой, что может побить его в любой день недели. А когда белые, значит, разобраться, что Великий Джон перехитрить всех, особенно того, другого ниггера, они переставать злиться. Они все много смеяться. Особенно радоваться, кто ставить на Великого Джона. Хозяин Джона радоваться, ведь он выиграть свои пятьдесят фунтов, и он отдавать губернатору половину своего выигрыша, и губернатор не так сердиться, что Великий Джон ударить его ребенка. Да, именно так, сэр, маста радоваться на своего Великого Джона – так радоваться, что даже не бить его целых несколько дней!
Когда дети разошлись, Ханна подошла к Бесс и, наклонившись, прошептала ей на ухо:
– Большего вранья, чем твой рассказ, я в жизни не слышала!
– Господи, золотко, я говорить правду – это такая же правда, как то, что днем светло, – ответила Бесс серьезно. – Ты обижать старую Бесс, когда говорить такое!
Ханна засмеялась, покачала головой и пошла прочь. Она направилась к конюшням. Прежде чем девушка успела сделать несколько шагов, она услышала раскатистый смех Бесс. Ханна устремилась дальше, не переставая улыбаться.
В тот день у нее было не так горько на сердце, как все время с тех пор, когда она узнала о смерти матери. Горе не оставило ее, но ей удалось спрятать его в тайниках души. Однако гнев на Сайласа Квинта по-прежнему пылал в сердце, не ослабевая. Ханна был убеждена, что ее мать убил Квинт. Но поскольку не было доказательств и никто ей не поверил бы, она никого не посвящала в свои мысли, а хранила это, просто дала себе клятву, что в один прекрасный день отыщет способ отомстить этому презренному человеку за убийство Мэри Маккембридж!
Ханна вошла в полумрак конюшни. Она часто проводила здесь свободное время, когда Вернера не было, а Черная Звезда находился не на пастбище, а в деннике. Девушка просто влюбилась в это животное. Когда она вошла в конюшню впервые и приблизилась к Черной Звезде, конь отпрянул, дико вращая глазами, потом заржал, поднялся на задние ноги и забил передними о дверь. Ханна испуганно попятилась.
– Нельзя подходить к этому зверю слишком близко, мисс Ханна. Он злой.
Ханна повернулась и увидела Джона. В обязанности его входило не только править коляской и каретой, но и ухаживать за лошадьми и присматривать за конюшней.
– Какое красивое животное! – воскликнула она.
Джон кивнул с серьезным видом:
– Это точно. Но никто не решается ездить на нем. Даже хозяин. Маста Вернер пытался несколько раз, но не смог с ним управиться.
– Тогда почему он здесь? Кому принадлежит?
Несколько секунд Джон задумчиво смотрел на нее, очевидно, тщательно взвешивая свой ответ. Наконец сказал:
– Много лет назад хозяин купил его в подарок сыну на день рождения. Единственный, кто на нем ездил, – молодой хозяин. После его ухода усидеть на Черной Звезде не мог никто. Этот конь такой злой, что я не рискую выпускать его на пастбище с другими лошадьми. Он уже убил одну. Хозяин поговаривал, что его нужно пристрелить, но вряд ли когда сделает это.
– Надеюсь, что нет. Это было бы очень жестоко!
– Держитесь от него подальше. Он может разбить вам голову одним ударом копыта.
Но Ханна не могла держаться подальше от этого коня. Она то и дело проскальзывала в конюшню, когда там никого не было, чтобы взглянуть на Черную Звезду. Постепенно животное привыкло к ней, и теперь Ханна могла войти в денник и погладить его глянцевую шею. Поначалу Черная Звезда закидывал голову, но мало-помалу стал относиться к этому спокойнее. Ханна стала приносить для него сахар. И он начинал ржать, завидев, как она входит в денник, тянулся к ней, тыкался в руку, где лежал сахар. Любовь к этому коню во многом способствовала тому, что горе Ханны несколько утихло.
Ханна никогда в жизни не ездила верхом. Теперь ей страшно хотелось научиться. Однако у нее хватило здравого смысла понять, что учиться на Черной Звезде нельзя, даже если бы Вернер разрешил ей. Впрочем, она понимала, что и это маловероятно. Однажды вечером за ужином она сказала:
– Малкольм, мне бы хотелось научиться ездить верхом. Домашнее хозяйство теперь налажено. Было бы хорошо, если бы я могла объезжать плантацию.
Вернер ласково посмотрел на нее. С тех пор как она вернулась, привезя печальную весть о смерти матери, он был очень внимателен к ней и почти всегда позволял делать то, что ей хочется.
– Я думаю, это пойдет вам на пользу, Ханна. – Они уже привыкли называть друг друга по имени. – Вы когда-нибудь ездили верхом?
Ханна покачала головой.
– Тогда для начала мы дадим вам смирную лошадь. Я поручу Джону найти подходящую и руководить вами, пока вы не поймете, что нужно делать. Однако есть одно затруднение. У нас нет дамского седла. Марта никогда не ездила верхом – она не могла находиться даже поблизости от лошади.
– Ха! – сказала Ханна, пожав плечами. – Мне не нужно дамское седло. Я могу ездить и в мужском.
В глазах Вернера промелькнуло веселье.
– Когда леди ездит верхом, не пользуясь удобствами дамского седла, это считается шокирующим.
– А вы не думаете, что вся округа и так шокирована моим пребыванием здесь? – спокойно спросила она. – Кроме того, вы как-то сказали, что вас мало заботит мнение соседей.
– Я сказал это, вот как? – Вернер отодвинул тарелку, достал сигару и принялся катать ее в пальцах. Занимался он этим с очень серьезным видом. – Все будет, как вы хотите, дорогая. – В его глазах опять промелькнули искорки смеха. – Полагаю, вы во всех случаях будете поступать по-своему.
Однако Ханне пришлось пойти на компромисс. На другой день Джон оседлал для нее лошадь – смирную старую кобылу.
Ханна с отвращением посмотрела на кобылу.
– Господи, да у нее такой вид, будто она сломается пополам, как только я сяду на нее!
– Моя мама говорила мне, мисс Ханна: прежде чем ребенок научится стоять, он должен научиться ползать.
Джон подал ей руку и подсадил. Когда Ханна уселась в седло, стало ясно: нужно что-то делать с платьем и нижними юбками. Многочисленные юбки опадали по бокам кобылы и сбивались в огромную складку перед седлом. Эти волны ткани безостановочно двигались, и кобыла косила глазом, сверкая белками, а подрагивание ее ушей свидетельствовало о том, что бедному животному страшно и неприятно оттого, что на спине у него сидит такое странное существо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107