Об этом я ни с кем не могу говорить!
Бесс смотрела на нее сверху, и ее широкое лицо смягчилось.
– Ладно, золотко. Наверное, тебе лучше знать, что для тебя хорошо. Но этот Леон, – мрачно добавила она, – едва я его увидеть, как тут же и понять: от него быть одно беспокойство. Это плохой человек, я это печенками чувствовать! – Она вздохнула. – Я очень устать, золотко, ведь я просидеть с тобой почти всю ночь. Старая Бесс уже не так молода. Я пойти соснуть. Если тебе что-то нужно, звонить в звонок. Дженни тут же прибегать.
– Бесс… – Ханна все еще не отпускала ее руку. – Не знаю, что бы я делала без тебя все это время. Я тебя люблю.
– И я тебя любить, золотко. Ты мне как родная дочка. Ты это знать. – Глаза стряпухи были полны слез, она наклонилась и поцеловала Ханну в лоб. Затем выпрямилась и попыталась пошутить: – Глядеть-ка на меня – всю тебя закапать, ну прямо как… – И, проведя рукой по глазам, она быстро вышла.
Ханна какое-то время смотрела ей вслед, ласково улыбаясь. Она все еще чувствовала сильную усталость и слабость. Вскоре Ханна задремала и проспала до самого вечера. Время от времени тихонько входила и выходила Дженни. Когда стало темнеть, служанка принесла поднос с ужином. Ханна, проснувшись, почувствовала себя значительно лучше, силы возвращались к ней, и она поела с большим аппетитом.
Но Исайя ее беспокоил. Наверное, он знает, что она не ездила в Уильямсберг. Возможно, решил, что она его обманула. В таком случае он ведь может и убежать этой ночью? Ханна никого не могла послать за ним. Слишком все удивятся, если она велит привести в свою спальню раба, занятого на полевых работах, да еще останется с ним наедине. Своей тайны она никому не может доверить, даже Бесс и Андре. Дурные предчувствия не давали покоя Ханне. Ей непременно нужно поговорить с Исайей, рассеять его опасения.
Она позвонила. Когда вошла Дженни, Ханна сказала:
– Можешь унести поднос, Дженни. Я знаю, у тебя был тяжелый день, поэтому иди спать. Со мной ничего не случится. Я чувствую себя гораздо лучше. Буду спать всю мочь, и ты мне не понадобишься.
Ханна выждала еще час, пока внизу не стихнут все шумы и не прекратится всякое движение. Потом встала и быстро оделась. Накинув на плечи шаль, она вышла из спальни, спустилась вниз и подошла к парадной двери, никем не замеченная.
Месяц, похожий на ломтик дыни, бросал на поместье слабый свет.
Ханна направилась туда, где стояли хижины рабов.
Действительно, весь день Исайя высматривал, не отправилась ли хозяйская коляска в Уильямсберг. Когда настал полдень, а коляска не уехала, он понял, что хозяйка обманула его и что в голове у нее совсем другие планы. Он хотел было бежать прямо сейчас, днем, по всякий раз, когда выходил из хижины, где жил с другими рабами, он видел поблизости Генри, мрачно наблюдавшего за ним.
В конце концов он смело двинулся к господскому дому. Видел, что Генри по-прежнему не спускает с него глаз, но подумал: пока он не направится к дороге или в сторону леса, его не станут задерживать. Так и оказалось. Генри смотрел на него внимательно, уперев руки в бока, но не делая к нему ни шага.
Исайя, подойдя к кухне, увидел старую Бесс, бредущую по крытому переходу. Он поспешил к ней.
– Миссис Вернер – с ней что-то случилось? Я не видеть ее целый день.
Бесс остановилась, глаза ее сверкнули.
– Какое ты иметь право интересоваться насчет хозяйки, а, Леон?
Исайя почувствовал, что его охватывает гнев, и чуть не задохнулся. Он ведь может просто задушить эту старуху за ее слова. Неужели если она работает в доме, то думает, у нее есть право распоряжаться теми, кто гнет спину в поле, кто ниже ее? Но он запрятал свою злобу поглубже и спокойно произнес:
– Я думать, может, она заболеть.
– Заболеть или не заболеть, не твоего ума дело! – бросила ему Бесс. – Ступать заниматься своим делом и не мешать мне. Я очень занята.
И Бесс прошествовала дальше, а Исайя повернулся и смотрел на ее широкую спину до тех пор, пока она не скрылась за дверью кухни. Потом он вернулся к хижинам, где жили рабы. Там он сел на корточки, прислонившись к стене, и бездельничал до конца дня. Коляска так и не выехала в Уильямсберг.
Исайя думал о предстоящей встрече с Сайласом Квинтом. К этой встрече у него было двоякое отношение. Он знал, что этой ночью, когда все уснут, он убежит из «Малверна». Но ему нужны деньги, а Квинт обещал отдать ему сегодня его долю. Выбора не было – встретиться с этим человеком необходимо.
Поскольку день был будний, полевые работники легли спать рано. Исайя подождал, пока все стихнет, выбрался из хижины и направился к рощице неподалеку от дороги, где у него была назначена встреча с Квинтом.
Тот был уже на месте, нетерпеливо шагая взад-вперед.
– Ты припоздал, Леон! Я уж решил, что ты не придешь!
– Нужно подождать, пока все спать, а потом осторожно уходить.
– Ладно, пришел и пришел. – Квинт выдохнул; на этот раз ромом от него пахло очень слабо – он был почти трезв. В его руке звякнули монеты. – Вот, я принес тебе твою долю. Не больно-то много. Девчонка сказала, дескать, это все, что у нее есть сейчас. Но мы еще получим, даю слово.
Он отдал монеты Исайе, тот опустил их в карман, не пересчитав.
– Теперь вот какое дело, – сказал Квинт бодрым голосом, вынимая из кармана несколько листков бумаги. – Я тут записал все, что ты мне рассказал об этой гордой леди, Ханне Вернер. Я человек малограмотный, писать-то не особенно мастер, ну да этого хватит. – Квинт фыркнул. – Ты, ясное дело, не можешь поставить свою подпись, так я сам ее написал: «Леон». Теперь нужно всего-навсего, чтобы ты поставил знак…
– Нет! – Исайя попятился. – Я не поставить свой знак на такой…
– Ну вот! – Квинт схватил Исайю за руку. – Да ведь эту бумагу никто не увидит, кроме меня. Но мне нужно иметь ее, чтобы подтвердить мои слова, если с тобой что-то случится. Чего тебе непонятно?
– Нет, я не ставить свой знак ни на что, – твердо повторил Исайя.
– Ты сделаешь так, как тебе говорят, понял? Я не позволю тебе пойти на попятную, черная задница! – При свете луны было видно, как Квинт осклабился. – Думаешь, я верю, что ты мне рассказал все? Старый Квинт не дурак. Я знаю, ты убил Роберта Маккембриджа. Моя супружница говорила мне, что ее первого мужа убил беглый раб. Как ты думаешь, что будет, если я расскажу об этом? Тебя повесят, парень, даю слово! Давай ставь свой знак на этом документе, и хватит трепаться!
Исайя пришел в ужас. Страх причинить вред белому человеку исчез. Он протянул свои огромные ручищи к старческой шее Квинта и стал душить его. Квинт брыкался, сопротивлялся, но тщетно.
Сжав руки посильнее, Исайя почувствовал, как Квинт обмяк. От удивления негр слегка разжал пальцы. И тут же что-то холодное, как лед, воткнулось ему в живот, мгновенно превратившись в нестерпимо горячее, и боль, как волна, окатила его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
Бесс смотрела на нее сверху, и ее широкое лицо смягчилось.
– Ладно, золотко. Наверное, тебе лучше знать, что для тебя хорошо. Но этот Леон, – мрачно добавила она, – едва я его увидеть, как тут же и понять: от него быть одно беспокойство. Это плохой человек, я это печенками чувствовать! – Она вздохнула. – Я очень устать, золотко, ведь я просидеть с тобой почти всю ночь. Старая Бесс уже не так молода. Я пойти соснуть. Если тебе что-то нужно, звонить в звонок. Дженни тут же прибегать.
– Бесс… – Ханна все еще не отпускала ее руку. – Не знаю, что бы я делала без тебя все это время. Я тебя люблю.
– И я тебя любить, золотко. Ты мне как родная дочка. Ты это знать. – Глаза стряпухи были полны слез, она наклонилась и поцеловала Ханну в лоб. Затем выпрямилась и попыталась пошутить: – Глядеть-ка на меня – всю тебя закапать, ну прямо как… – И, проведя рукой по глазам, она быстро вышла.
Ханна какое-то время смотрела ей вслед, ласково улыбаясь. Она все еще чувствовала сильную усталость и слабость. Вскоре Ханна задремала и проспала до самого вечера. Время от времени тихонько входила и выходила Дженни. Когда стало темнеть, служанка принесла поднос с ужином. Ханна, проснувшись, почувствовала себя значительно лучше, силы возвращались к ней, и она поела с большим аппетитом.
Но Исайя ее беспокоил. Наверное, он знает, что она не ездила в Уильямсберг. Возможно, решил, что она его обманула. В таком случае он ведь может и убежать этой ночью? Ханна никого не могла послать за ним. Слишком все удивятся, если она велит привести в свою спальню раба, занятого на полевых работах, да еще останется с ним наедине. Своей тайны она никому не может доверить, даже Бесс и Андре. Дурные предчувствия не давали покоя Ханне. Ей непременно нужно поговорить с Исайей, рассеять его опасения.
Она позвонила. Когда вошла Дженни, Ханна сказала:
– Можешь унести поднос, Дженни. Я знаю, у тебя был тяжелый день, поэтому иди спать. Со мной ничего не случится. Я чувствую себя гораздо лучше. Буду спать всю мочь, и ты мне не понадобишься.
Ханна выждала еще час, пока внизу не стихнут все шумы и не прекратится всякое движение. Потом встала и быстро оделась. Накинув на плечи шаль, она вышла из спальни, спустилась вниз и подошла к парадной двери, никем не замеченная.
Месяц, похожий на ломтик дыни, бросал на поместье слабый свет.
Ханна направилась туда, где стояли хижины рабов.
Действительно, весь день Исайя высматривал, не отправилась ли хозяйская коляска в Уильямсберг. Когда настал полдень, а коляска не уехала, он понял, что хозяйка обманула его и что в голове у нее совсем другие планы. Он хотел было бежать прямо сейчас, днем, по всякий раз, когда выходил из хижины, где жил с другими рабами, он видел поблизости Генри, мрачно наблюдавшего за ним.
В конце концов он смело двинулся к господскому дому. Видел, что Генри по-прежнему не спускает с него глаз, но подумал: пока он не направится к дороге или в сторону леса, его не станут задерживать. Так и оказалось. Генри смотрел на него внимательно, уперев руки в бока, но не делая к нему ни шага.
Исайя, подойдя к кухне, увидел старую Бесс, бредущую по крытому переходу. Он поспешил к ней.
– Миссис Вернер – с ней что-то случилось? Я не видеть ее целый день.
Бесс остановилась, глаза ее сверкнули.
– Какое ты иметь право интересоваться насчет хозяйки, а, Леон?
Исайя почувствовал, что его охватывает гнев, и чуть не задохнулся. Он ведь может просто задушить эту старуху за ее слова. Неужели если она работает в доме, то думает, у нее есть право распоряжаться теми, кто гнет спину в поле, кто ниже ее? Но он запрятал свою злобу поглубже и спокойно произнес:
– Я думать, может, она заболеть.
– Заболеть или не заболеть, не твоего ума дело! – бросила ему Бесс. – Ступать заниматься своим делом и не мешать мне. Я очень занята.
И Бесс прошествовала дальше, а Исайя повернулся и смотрел на ее широкую спину до тех пор, пока она не скрылась за дверью кухни. Потом он вернулся к хижинам, где жили рабы. Там он сел на корточки, прислонившись к стене, и бездельничал до конца дня. Коляска так и не выехала в Уильямсберг.
Исайя думал о предстоящей встрече с Сайласом Квинтом. К этой встрече у него было двоякое отношение. Он знал, что этой ночью, когда все уснут, он убежит из «Малверна». Но ему нужны деньги, а Квинт обещал отдать ему сегодня его долю. Выбора не было – встретиться с этим человеком необходимо.
Поскольку день был будний, полевые работники легли спать рано. Исайя подождал, пока все стихнет, выбрался из хижины и направился к рощице неподалеку от дороги, где у него была назначена встреча с Квинтом.
Тот был уже на месте, нетерпеливо шагая взад-вперед.
– Ты припоздал, Леон! Я уж решил, что ты не придешь!
– Нужно подождать, пока все спать, а потом осторожно уходить.
– Ладно, пришел и пришел. – Квинт выдохнул; на этот раз ромом от него пахло очень слабо – он был почти трезв. В его руке звякнули монеты. – Вот, я принес тебе твою долю. Не больно-то много. Девчонка сказала, дескать, это все, что у нее есть сейчас. Но мы еще получим, даю слово.
Он отдал монеты Исайе, тот опустил их в карман, не пересчитав.
– Теперь вот какое дело, – сказал Квинт бодрым голосом, вынимая из кармана несколько листков бумаги. – Я тут записал все, что ты мне рассказал об этой гордой леди, Ханне Вернер. Я человек малограмотный, писать-то не особенно мастер, ну да этого хватит. – Квинт фыркнул. – Ты, ясное дело, не можешь поставить свою подпись, так я сам ее написал: «Леон». Теперь нужно всего-навсего, чтобы ты поставил знак…
– Нет! – Исайя попятился. – Я не поставить свой знак на такой…
– Ну вот! – Квинт схватил Исайю за руку. – Да ведь эту бумагу никто не увидит, кроме меня. Но мне нужно иметь ее, чтобы подтвердить мои слова, если с тобой что-то случится. Чего тебе непонятно?
– Нет, я не ставить свой знак ни на что, – твердо повторил Исайя.
– Ты сделаешь так, как тебе говорят, понял? Я не позволю тебе пойти на попятную, черная задница! – При свете луны было видно, как Квинт осклабился. – Думаешь, я верю, что ты мне рассказал все? Старый Квинт не дурак. Я знаю, ты убил Роберта Маккембриджа. Моя супружница говорила мне, что ее первого мужа убил беглый раб. Как ты думаешь, что будет, если я расскажу об этом? Тебя повесят, парень, даю слово! Давай ставь свой знак на этом документе, и хватит трепаться!
Исайя пришел в ужас. Страх причинить вред белому человеку исчез. Он протянул свои огромные ручищи к старческой шее Квинта и стал душить его. Квинт брыкался, сопротивлялся, но тщетно.
Сжав руки посильнее, Исайя почувствовал, как Квинт обмяк. От удивления негр слегка разжал пальцы. И тут же что-то холодное, как лед, воткнулось ему в живот, мгновенно превратившись в нестерпимо горячее, и боль, как волна, окатила его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107