Она не испытывала ни малейшего смущения оттого, что он видит ее нагой, ни даже оттого, что он к ней прикасается. Он делал все это со столь безразличным видом, словно она была не женщина из живой плоти и крови, а всего лишь манекен. И пока Андре занимался своим делом, она размышляла над этим странным явлением.
И постепенно истина открылась ей. Ханна уже слышала обрывки разговоров о мужчинах, получающих удовольствие от близости с другими мужчинами, о мужчинах, которые не интересуются женщинами с точки зрения пола. Сама она таких не встречала и даже не очень верила в их существование. Она предполагала, что, увидев такого человека, почувствует к нему отвращение. Но этого не случилось. Андре все больше нравился ей. Она никогда не сталкивалась с подобной утонченностью; к тому же он обладал острым умом, который забавлял ее.
Вдруг ей в голову пришла еще одна мысль. Значит, это и было причиной странной веселости, которую она подметила во взгляде Малкольма. Он знал о склонностях Андре. Не потому ли он доверил ее рукам этого человека? А стал бы ее жених ревновать, будь Андре другим? Мысль о том, что Малкольм может ревновать, увлекла ее и развеселила; теплая радость охватила ее.
Теперь Андре драпировал на ней какую-то старую ткань, найденную в сундуке миссис Вернер.
– Это, видите ли, только чтобы сделать выкройку. Мы купим новую ткань и сошьем платье из нее. – Он втыкал булавки в ткань – то там, то тут. И вдруг сердито воскликнул: – Merde! – и отступил, хмуро глядя на свой палец, на котором выступила капелька крови.
– Merde? – повторила Ханна. – А что это значит?
– На вашем языке это значит «дерьмо», – ответил Андре, не поднимая головы.
Сначала Ханна почувствовала себя шокированной, но тут же, откинув голову, от всей души рассмеялась.
Капризным жестом Андре вынул из кармана платок и вытер кровь. Потом взглянул на Ханну и улыбнулся.
– Я вас шокировал? Приношу извинения, дорогая леди. Иногда я говорю прежде, чем успеваю подумать.
– Я не шокирована, – ответила Ханна, все еще смеясь. – Я и раньше слышала это слово. Я выросла на ферме.
Андре продолжал скалывать ткань булавками и снимать мерки.
– Андре… а вы не могли бы придумать для меня штаны для верховой езды?
– Штаны для верховой езды? – Теперь шокированным казался он. – Даже в моей стране леди не надевают мужских штанов!
– Мне это безразлично. – Ханна гордо вздернула подбородок. – Я люблю ездить верхом, а в платье это трудно.
Андре покачал головой и снова щелкнул языком.
– Вы продолжаете удивлять меня. Кажется, я буду иметь удовольствие…
Раздался стук в дверь.
– Кто там? – спросила Ханна.
– Дикки, м'леди.
– Погоди минуточку. – Ханна проверила, вся ли она задрапирована тканью, а потом сказала: – Входи, Дикки.
Дверь отворилась, и вошел Дикки. Подойдя к ним, он сказал:
– Мисс Ханна, Бесс говорит, что пора подумать об ужине, ей нужно поговорить с вами – что подавать.
Ханна бросила взгляд в открытое окно. Вечерние тени удлинились; она и не думала, что уже так поздно.
– Проклятие! Бесс вовсе не нуждается в моей помощи, чтобы…
Она вдруг осеклась. Неужели Бесс интересует, что происходит наверху, и она послала Дикки прервать то, что могло бы происходить? Ханна едва не задохнулась от смеха. Она еще расскажет Бесс об Андре!
Украдкой глянув на француза, она заметила, что тот внимательно смотрит на Дикки.
– Дикки, ступай обратно и скажи Бесс, что не нужно меня…
Но Дикки не слушал ее. Он уставился на Андре восторженным взглядом; казалось, он ослеплен блеском этой чудесной фигуры.
Андре подошел к мальчику.
– Дикки, да? – И, положив руку на голову Дикки, проговорил мечтательно: – Какой хорошенький мальчик. Настоящий Адонис…
– Дикки! – резко проговорила Ханна. – Оставь нас! Я же сказала тебе, что делать!
– Да, мисс Ханна, – вздрогнув, опомнился Дикки. – Я мигом. – И он выбежал из комнаты.
Едва за ним закрылась дверь, как Ханна в ярости напустилась на француза.
– Не смейте прикасаться к Дикки! – зло сказала она. Он взглянул на нее; лицо его затуманилось.
– Так вы знаете, да? Как правило, мне везет. Немногим в этой глухомани случается узнать обо мне правду.
– Пусть вас это не беспокоит. – Ханна махнула рукой. – Просто оставьте в покое Дикки! Это невинное дитя.
– Вы глубоко ранили меня, мадам.
Теперь в нем были заметны грусть, затаенная печаль, и Ханна почувствовала это. Уже потом она узнала, что Андре Леклэр способен продемонстрировать целую гамму чувств всего за несколько минут разговора. Позже она пришла к выводу, что из него мог бы получиться хороший актер. Но в этот момент она подумала, что ей удалось проникнуть в душу Андре Леклэра.
– Неужели вы считаете меня столь невоспитанным человеком, – говорил он, – который может злоупотребить гостеприимством – вашим и месье Вернера? – Он развел руками. Лицо его по-прежнему было меланхолично. – Полагаю, теперь вы пожелаете, чтобы я уехал?
– Я этого не говорила. – Ханна повернулась к нему спиной. – Может быть, мы продолжим наши занятия? Времени у нас мало.
Какое-то время Андре не двигался и не проронил ни звука. Когда же он опять заговорил, в его голосе звучала уже знакомая насмешливая нотка.
– Не только красота и ум. но и чуткое сердце. Редкое сочетание, дорогая леди.
Ханне было приятно слышать этот комплимент, но она я виду не подала.
Андре снова занялся делом, втыкал в ткань булавки, что-то измеряя и болтая. Ханна никогда не встречала таких болтливых мужчин. Француз уже пробыл в «Малверне» четыре дня, ужинал, конечно, с Ханной и Вернером. Он смешил их своими остротами; руки его никогда не оставались без движения. Его ум сверкал подобно клинку рапиры.
Ханну особенно увлекали его рассказы о Франции, об интригах, которые происходили в высшем свете этой страны, при дворе короля. Казалось, что некогда Андре Леклэр вращался среди знати. Если же это не так, то он, значит, был еще более искусным выдумщиком, чем Бесс.
– Женщина, в особенности замужняя, – говорил он за работой, – это немногим больше, чем рабыня, дорогая леди, и прав у нее едва ли больше, чем у рабов, которыми владеет месье Вернер. Я удивляюсь, что почти никто из женщин не выказывает решительности – той, которой, кажется, обладаете вы. Я вспоминаю довольно забавный случай, имевший место в Уильямсберге в прошлом месяце. Я был на свадьбе. Во время церемонии, когда священник добрался до первой фразы насчет того, что жена должна во всем слушаться своего мужа, невеста прервала его, заявив: «Не должна». Священник продолжал, словно бедная женщина ничего не сказала. Еще два раза во время церемонии священник произносил ту же фразу, и каждый раз женщина отвечала одно и то же: «Не должна». Но он так и не обратил на это внимания. Знаете ли вы, что по английским законам, которые действуют и здесь, жена наследует только треть состояния супруга?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
И постепенно истина открылась ей. Ханна уже слышала обрывки разговоров о мужчинах, получающих удовольствие от близости с другими мужчинами, о мужчинах, которые не интересуются женщинами с точки зрения пола. Сама она таких не встречала и даже не очень верила в их существование. Она предполагала, что, увидев такого человека, почувствует к нему отвращение. Но этого не случилось. Андре все больше нравился ей. Она никогда не сталкивалась с подобной утонченностью; к тому же он обладал острым умом, который забавлял ее.
Вдруг ей в голову пришла еще одна мысль. Значит, это и было причиной странной веселости, которую она подметила во взгляде Малкольма. Он знал о склонностях Андре. Не потому ли он доверил ее рукам этого человека? А стал бы ее жених ревновать, будь Андре другим? Мысль о том, что Малкольм может ревновать, увлекла ее и развеселила; теплая радость охватила ее.
Теперь Андре драпировал на ней какую-то старую ткань, найденную в сундуке миссис Вернер.
– Это, видите ли, только чтобы сделать выкройку. Мы купим новую ткань и сошьем платье из нее. – Он втыкал булавки в ткань – то там, то тут. И вдруг сердито воскликнул: – Merde! – и отступил, хмуро глядя на свой палец, на котором выступила капелька крови.
– Merde? – повторила Ханна. – А что это значит?
– На вашем языке это значит «дерьмо», – ответил Андре, не поднимая головы.
Сначала Ханна почувствовала себя шокированной, но тут же, откинув голову, от всей души рассмеялась.
Капризным жестом Андре вынул из кармана платок и вытер кровь. Потом взглянул на Ханну и улыбнулся.
– Я вас шокировал? Приношу извинения, дорогая леди. Иногда я говорю прежде, чем успеваю подумать.
– Я не шокирована, – ответила Ханна, все еще смеясь. – Я и раньше слышала это слово. Я выросла на ферме.
Андре продолжал скалывать ткань булавками и снимать мерки.
– Андре… а вы не могли бы придумать для меня штаны для верховой езды?
– Штаны для верховой езды? – Теперь шокированным казался он. – Даже в моей стране леди не надевают мужских штанов!
– Мне это безразлично. – Ханна гордо вздернула подбородок. – Я люблю ездить верхом, а в платье это трудно.
Андре покачал головой и снова щелкнул языком.
– Вы продолжаете удивлять меня. Кажется, я буду иметь удовольствие…
Раздался стук в дверь.
– Кто там? – спросила Ханна.
– Дикки, м'леди.
– Погоди минуточку. – Ханна проверила, вся ли она задрапирована тканью, а потом сказала: – Входи, Дикки.
Дверь отворилась, и вошел Дикки. Подойдя к ним, он сказал:
– Мисс Ханна, Бесс говорит, что пора подумать об ужине, ей нужно поговорить с вами – что подавать.
Ханна бросила взгляд в открытое окно. Вечерние тени удлинились; она и не думала, что уже так поздно.
– Проклятие! Бесс вовсе не нуждается в моей помощи, чтобы…
Она вдруг осеклась. Неужели Бесс интересует, что происходит наверху, и она послала Дикки прервать то, что могло бы происходить? Ханна едва не задохнулась от смеха. Она еще расскажет Бесс об Андре!
Украдкой глянув на француза, она заметила, что тот внимательно смотрит на Дикки.
– Дикки, ступай обратно и скажи Бесс, что не нужно меня…
Но Дикки не слушал ее. Он уставился на Андре восторженным взглядом; казалось, он ослеплен блеском этой чудесной фигуры.
Андре подошел к мальчику.
– Дикки, да? – И, положив руку на голову Дикки, проговорил мечтательно: – Какой хорошенький мальчик. Настоящий Адонис…
– Дикки! – резко проговорила Ханна. – Оставь нас! Я же сказала тебе, что делать!
– Да, мисс Ханна, – вздрогнув, опомнился Дикки. – Я мигом. – И он выбежал из комнаты.
Едва за ним закрылась дверь, как Ханна в ярости напустилась на француза.
– Не смейте прикасаться к Дикки! – зло сказала она. Он взглянул на нее; лицо его затуманилось.
– Так вы знаете, да? Как правило, мне везет. Немногим в этой глухомани случается узнать обо мне правду.
– Пусть вас это не беспокоит. – Ханна махнула рукой. – Просто оставьте в покое Дикки! Это невинное дитя.
– Вы глубоко ранили меня, мадам.
Теперь в нем были заметны грусть, затаенная печаль, и Ханна почувствовала это. Уже потом она узнала, что Андре Леклэр способен продемонстрировать целую гамму чувств всего за несколько минут разговора. Позже она пришла к выводу, что из него мог бы получиться хороший актер. Но в этот момент она подумала, что ей удалось проникнуть в душу Андре Леклэра.
– Неужели вы считаете меня столь невоспитанным человеком, – говорил он, – который может злоупотребить гостеприимством – вашим и месье Вернера? – Он развел руками. Лицо его по-прежнему было меланхолично. – Полагаю, теперь вы пожелаете, чтобы я уехал?
– Я этого не говорила. – Ханна повернулась к нему спиной. – Может быть, мы продолжим наши занятия? Времени у нас мало.
Какое-то время Андре не двигался и не проронил ни звука. Когда же он опять заговорил, в его голосе звучала уже знакомая насмешливая нотка.
– Не только красота и ум. но и чуткое сердце. Редкое сочетание, дорогая леди.
Ханне было приятно слышать этот комплимент, но она я виду не подала.
Андре снова занялся делом, втыкал в ткань булавки, что-то измеряя и болтая. Ханна никогда не встречала таких болтливых мужчин. Француз уже пробыл в «Малверне» четыре дня, ужинал, конечно, с Ханной и Вернером. Он смешил их своими остротами; руки его никогда не оставались без движения. Его ум сверкал подобно клинку рапиры.
Ханну особенно увлекали его рассказы о Франции, об интригах, которые происходили в высшем свете этой страны, при дворе короля. Казалось, что некогда Андре Леклэр вращался среди знати. Если же это не так, то он, значит, был еще более искусным выдумщиком, чем Бесс.
– Женщина, в особенности замужняя, – говорил он за работой, – это немногим больше, чем рабыня, дорогая леди, и прав у нее едва ли больше, чем у рабов, которыми владеет месье Вернер. Я удивляюсь, что почти никто из женщин не выказывает решительности – той, которой, кажется, обладаете вы. Я вспоминаю довольно забавный случай, имевший место в Уильямсберге в прошлом месяце. Я был на свадьбе. Во время церемонии, когда священник добрался до первой фразы насчет того, что жена должна во всем слушаться своего мужа, невеста прервала его, заявив: «Не должна». Священник продолжал, словно бедная женщина ничего не сказала. Еще два раза во время церемонии священник произносил ту же фразу, и каждый раз женщина отвечала одно и то же: «Не должна». Но он так и не обратил на это внимания. Знаете ли вы, что по английским законам, которые действуют и здесь, жена наследует только треть состояния супруга?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107