Ей это понравилось – чего ж тут удивительного? Все девчонки, работавшие на шахте, любили этим заниматься, и она не видела причины, почему бы ей это могло не понравиться, раз пришла ее пора. А впрочем, какая разница – понравилось ей или не понравилось: так уж устроен мир, и главное теперь побыстрее создать семью. А то, что этому сопутствовало какое-то странное животное наслаждение, – просто кусок масла в овсяной каше.
И все-таки, если подумать о том, чем они только что занимались, вспомнить о тех шалых словах, которые ей хотелось сказать Гиллону на ухо, о ненасытной алчности тела, требовавшего еще и еще, – это выглядело как-то глупо. «Если бог не нашел другого способа, чтобы род человеческий продолжался на земле, – подумала Мэгги, – то до чего же неразвитое у него воображение».
Гиллон перекатился на бок. «А бог-то – он мудрый!» – подумал он и заснул.
* * *
Она разбудила его только днем.
– Гиллон?!
Он открыл глаза, но не пошевельнулся.
– Я хочу, чтобы ты мне кое-что обещал.
– Да?
– Когда мы уедем отсюда и явимся к нам туда, я хочу, чтобы ты был в шляпе.
– И все?
– Все.
Это было до того нелепо, что он даже расхохотался. Просто удивительно, подумал он, до чего он свободно себя чувствует в постели.
– А если я обещаю тебе быть в шляпе, ты мне тоже должна кое-что обещать.
– Ох, нет.
– Ох, да. Обещание за обещание. – Он протянул руку и, хотя она попыталась откатиться к своему краю постели, все-таки схватил ее.
– Это вредно. Я знаю. Чересчур уж.
– Это естественно. Естество само мне подсказывает, а разве оно может ошибаться? Господь знает, что правильно. Господь всегда прав.
– Господь – он иной раз круглый дурак, – заявила Мэгги, хоть и решила, что раз уж положено этим заниматься, то надо заниматься и выполнять свою миссию как можно лучше.
Когда он снова проснулся, уже начинало вечереть – об этом свидетельствовал сероватый свет за окном; Мэгги была одета, и четыре горячих пирожка с мясом дымились на стуле у кровати.
– Давай скорей! Два с половиной пирожка тебе, а полтора мне. Одевайся и ешь. Нам пора.
– Пора?
– Я заказала билеты на вечерний поезд, чтобы не терять лишнего дня.
Он выскочил из постели, не очень соображая, где находится. Он стоял перед ней голый и ел пирожок. Только сейчас он почувствовал, как он голоден.
– Ох, ну и хороши! – сказал Гиллон и направился в другой конец комнаты, где на стуле лежал его твидовый костюм; по дороге он заметил свое отражение в оконном стекле. – Боже милостивый, да я, видно, с ума сошел! – воскликнул он и попытался прикрыться мясным пирожком.
– Ну, какая разница – в постели ты или нет.
– Есть разница, есть, – сказал Гиллон.
Он повернулся к ней спиной, положил пирожок и как можно быстрее оделся. Все его вещи были сложены в картонке, в которой они принесли из магазина костюм, а вещи Мэгги – в саквояже.
– Что случилось с твоим чемоданом? – спросил Гиллон.
– Ничего с ним не случилось – в Питманго все такое.
Она улыбнулась ему, но он ей не поверил.
– А нет тут какого-нибудь черного хода? – спросил Гиллон. – Он ведь сидит там, внизу.
– Именно потому-то я и хочу выйти через парадную дверь.
Хозяин, сидевший за своей конторкой, по-мужски подмигнул Гиллону, но так, чтобы видела Мэгги. И Мэгги подмигнула ему в ответ.
– Охота, значит, все-таки получилась неплохая, – заметил Бел Геддес.
– Я выловила отменного самца.
Гиллон понятия не имел, о чем они говорят.
– Да, кстати, – сказала она. – Насчет вашего угля.
– Моего угля?
Она eмy выложила все, не стесняясь, по-питманговски:
– Они же тебе не уголь продают, Джок, тебе продают черный сланец, а дерут с тебя, как за кеннелевый. Золы – вагон, а жару – чуточку.
Она кивнула Гиллону, тот подхватил картонку и саквояж, и они вышли в палисадник, прошли через него, миновали калитку и двинулись по Ловатт-стрит.
На вокзале она оставила его на платформе, сама же пошла в кассу, а потом дала телеграмму отцу. Это была первая телеграмма, которую в Питманго получил углекоп. И когда она прибыла, Тома Драма вызвали из шахты. «Заарканила гэла и везу домой». Пять слов – и ничего больше.
9
Не успели они сесть в поезд и выехать из Стратнейрна, как показался залив – очень глубокий, судя по синеве; высокие крутые берега его поросли елями, вдали виднелся остров с развалинами какого-то обширного, разрушенного временем здания. Мэгги удивилась: как это она не заметила такой красоты по пути сюда.
– Что это? – спросила она, и Гиллон вынужден был оторваться от созерцания вагона и посмотреть в окно. Дело в том, что он никогда еще не ездил в поезде.
– Я совсем забыл, что его может быть видно отсюда. Это – замок.
– Замок, замок! – передразнила она его. – Да какой замок-то?
– Камеронов замок.
– Ого!
Она была потрясена теми возможностями, какие это открывало перед ней. На такое она даже и не рассчитывала. Фамильный замок… Ей сразу полюбилось слово «замок» – оно звучало так же сладостно, как «силлер» – серебро.
«Мой замок… Наш замок… Камеронов замок».
– И мы имеем на него право?
Он не заметил этого «мы».
– Все Камероны имеют на него право. Моей семье принадлежат два-три кирпича в подземной темнице.
Она молчала, пока замок не скрылся из виду и поезд не вошел во тьму туннеля. Хотя в купе с ними был еще один пассажир, Гиллон осмелел и поцеловал ее.
– Вот это уже безобразие, – шепнула Мэгги.
– Так оно и было задумано.
Он даже продержал ее в объятиях часть ночи.
Утром они уже были в горах – в Кейрнгормсе, где, несмотря на конец мая, еще лежал глубокий снег. Когда солнце взошло, сине-черные пики стали багрово-красными, а потом, по мере того как занимался день, побелели. Мэгги с Гиллоном поели овсяных галет и выпили холодного чая, – Гиллон купил все это накануне вечером на одной из остановок. Их сосед по купе все еще спал.
– Что такое «землерой»? – спросил Гиллон.
– Крот.
– А ты сказала, что произошла от них.
– Это, видишь ли, была шутка. Землерой. Кроты. Углекопы. Углекопы копаются в земле.
Это уже давно не давало Гиллону покоя. Ничего веселого он тут не видел, что она и прочла на его лице. Его тревожила мысль о предстоящей работе.
– Быть углекопом совсем не так плохо, как люди думают, – сказала Мэгги.
Ему не хотелось сейчас говорить об этом. Хотелось посмотреть на край, которого он никогда прежде не видел. Далеко внизу, в лощине, бежала зеленоватая река, питаемая тающими снегами. На склоне горы виднелась небольшая ферма, вроде той, где он вырос, – бурая прелая солома и пятна ярко-зеленых всходов. В загоне для коров кое-где еще лежал снег, и почему-то Гиллону стало грустно, и он вспомнил о своем отце, о матери и о сестрах.
– Работа в шахте – это ведь как на нее смотреть. Ты меня слушаешь?
Гиллон кивнул.
– Можно рубить уголь и не быть углекопом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140