Маннергейм был уверен, что находится на пороге открытия в мозге точного
места, ответственного за агрессивность и ярость.
Ополаскивая руки, Маннергейм заметил Лори Макинтер, помощника
директора операционных. Он окликнул ее по имени, и она резко остановилась.
- Лори, дорогая! У меня здесь два японских врача из Токио. Ты не пошлешь
кого-нибудь в комнату отдыха проследить, чтобы им дали одежду и все
прочее?
Лори кивнула, хотя и показала, что просьбе этой не рада. Ее
раздражало, что Маннергейм кричал в коридоре.
Маннергейм уловил молчаливый упрек и вполголоса обругал сестру. -
Бабы, - пробормотал он. Для Маннергейма сестры все больше и больше
становились бельмом на глазу.
Маннергейм ворвался в операционную, как бык на арену. Атмосфера
дружелюбия сразу пропала. Дарлин Купер вручила ему стерильное полотенце.
Вытерев одну кисть, затем другую и продолжая тереть запястья, Маннергейм
склонился и осмотрел отверстие в черепе Лизы Марино.
- Черт побери, Ньюмен, - прорычал Маннергейм, - когда вы научитесь
прилично делать краниотомию? Я уже говорил вам, говорил тысячу раз, что
нужно больше скашивать кромки. Боже! Полная неразбериха.
Прикрытая салфетками Лиза ощутила новый наплыв страха. Что-то в ее
операции шло не так.
- Я... - начал Ньюмен.
- Я не хочу слушать никаких оправданий. Либо вы будете делать это как
следует, либо ищите другую работу. Ко мне сейчас придут японцы и что они
подумают при виде этого?
Нэнси Донован стояла рядом с ним, чтобы взять полотенце, но
Маннергейм предпочел бросить его на пол. Он любил создавать напряженность
и, как ребенок, требовал всеобщего внимания, где бы он ни находился. И он
его получал. По уровню технического мастерства он считался в стране одним
из лучших нейрохирургов, и при том самым скоростным. Он сам выражался так:
"Как только влез в голову, миндальничать уже некогда." И благодаря своему
энциклопедическому знанию тонкостей нейроанатомии человека он действовал в
высочайшей степени эффективно.
Дарлин Купер держала раскрытыми специальные коричневые резиновые
перчатки, которые требовал Маннергейм. Всунув в них руки, он посмотрел ей
в глаза.
- Аааах, - томно проворковал он, как будто испытывая оргастическое
наслаждение от всовывания рук. - Бэби, ты сказка!
Дарлин Купер, подавая ему влажное полотенце, чтобы стереть порошок с
перчаток, избегала смотреть Маннергейму в глаза. Она привыкла к его
комментариям и по опыту знала, что лучше всего было не обращать на него
внимания.
Расположившись во главе стола с Ньюменом по правую руку и Лоури по
левую, Маннергейм вгляделся в полупрозрачную оболочку, закрывавшую мозг
Лизы. Ньюмен сделал аккуратные швы на неполную толщину мозговой оболочки и
прикрепил их к кромке участка краниотомии. Эти швы обеспечивали плотное
прилегание оболочки к внутренней поверхности черепа.
- Ну что же, начнем представление, - произнес Маннергейм. - Дуральный
крючок и скальпель.
Инструменты шлепнулись в руку Маннергейма.
- Легче, детка. Мы не на телевидении. Я не хочу испытывать боль
всякий раз, когда прошу инструмент.
Начав работать, Маннергейм полностью сосредоточился. Его сравнительно
небольшие руки двигались с экономной осмотрительностью, его выпуклые глаза
не отрывались от пациента. Руки исключительно точно контролировались
зрением. Его малый рост - 170 сантиметров - был для него источником
раздражения. Он считал, что его обманули на пять дюймов, которых не
доставало до его интеллектуальной высоты, но поддерживал себя в
великолепной форме и выглядел значительно моложе своего шестидесяти одного
года.
Пользуясь небольшими ножницами и коттоноидными полосками, которые он
вложил между оболочкой и мозгом для его защиты, Маннергейм прорезал
оболочку по контуру окна в черепе. Указательным пальцем он мягко
пальпировал височную долю. Благодаря своему опыту он мог обнаружить
малейшее отклонение от нормы. Эта тонкая взаимосвязь с живым пульсирующим
человеческим мозгом была апофеозом существования Маннергейма. Во время
многих операций это вызывало у него сексуальное возбуждение.
- Теперь стимулятор и провода электроэнцефалографа, - потребовал он.
Доктора Ньюмен и Лоури принялись распутывать клубок тонких проводков.
Нэнси Донован как непосредственно работающая с ним сестра брала у них
соответствующие проводки и подключала к находящимся рядом электрическим
пультам. Доктор Ньюмен аккуратно расположил миниатюрные электроды двумя
параллельными рядами - один посредине височной доли, другой - над
сильвиевой веной. Гибкие электроды с серебряными наконечниками ушли под
мозг. Нэнси Донован щелкнула тумблером, и экран электроэнцефалографа рядом
с кардиомонитором ожил, флуоресцирующие точки стали вычерчивать на нем
беспорядочные линии.
В операционную вошли доктор Харата и доктор Нагамото. Маннергейм был
доволен, и не потому что визитеры могли чему-нибудь научиться - просто он
любил публику.
- Вот смотрите, - показал Маннергейм, - в литературе полно всякого
дерьма по поводу того, следует ли удалять верхнюю часть височной доли при
темпоральной лоботомии. Некоторые боятся, что это скажется на речи
пациента. Ответ прост - нужно проверить.
Держа электрический стимулятор, как дирижерскую палочку, он подозвал
доктора Ранада, и тот наклонился и приподнял салфетку. - Лиза, - позвал
он.
Лиза открыла глаза. В них отразилось замешательство, вызванное
услышанным разговором.
- Лиза, - повторил доктор Ранад. - Я прошу тебя рассказывать все,
какие помнишь, детские стишки.
Лиза повиновалась, полагая, что это поможет скорее закончить дело.
Она начала говорить, но в этот момент доктор Маннергейм коснулся
стимулятором поверхности ее мозга. Лиза остановилась на полуслове. Она
знала, что хочет сказать, но не могла. В то же время в ее голове возник
образ какого-то человека, проходящего в дверь.
Заметив, что речь Лизы прервалась, Маннергейм воскликнул: - Вот вам и
ответ! У этого пациента верхнюю височную извилину мы не берем.
Японские визитеры согласно закивали головами.
Теперь переходим к более интересной части задачи, - продолжал
Маннергейм, взяв один из двух глубинных электродов, полученных из
Гибсоновского мемориального госпиталя. Кстати, пусть кто-нибудь позвонит
рентгенологам. Мне нужен снимок этих электродов, чтобы потом знать, где
они были.
Жесткие игольчатые электроды служили как для регистрации, так и для
стимуляции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66