А здоровье поправлялось, как правило, на другую сторону, а это означало очередное тяжкое пробуждение, и возвращение старых проблем. Так продолжалось до утра понедельника, самого тяжелого дня в жизни настоящего мужика. Дня, когда нужно тащиться на эту чертову работу, против чего бурно протестует организм, а голова разламывается от мучительной боли.
Таким образом, совместными усилиями представителей власти, вопрос со свидетелями был улажен. Дальнейшие их обязанности, были четко распределены. Председатель наблюдал за колхозниками. В силу занимаемой должности он бывает везде, быть может, где-нибудь что-нибудь увидит, или услышит краем уха что-то, что позволит им выйти на след беглого преступника. Участковый приглядывает за тем, чтобы не брякнул языком кто-нибудь ненароком из числа тех, кто знает о прибытии в село капитана Шалмина с бойцами. Своим присутствием, он напоминал о том, что нужно держать язык за зубами, во избежание неприятностей.
Капитан Шалмин со своими людьми, приступит к осуществлению финальной части плана. Он заявился в дом Халявиных, где устроил допрос с пристрастием, пытаясь выяснить, что им известно о местонахождении сына. Не смотря на хитрости и уловки, вопросы с подвохом, коими он терроризировал обитателей Халявинского подворья несколько часов кряду, ему так и не удалось уличить их во лжи. Из этого следовало, что они и в самом деле, ни сном, ни духом, не ведали о том, что их сын в бегах.
Капитан Шалмин оказался прав, они изрядно опередили беглеца на пути к дому. И это хорошо. Оставалось возносить к небесам молитвы, чтобы беглец прибыл туда, куда первоначально и направлялся.
Бойцы капитана Шалмина присматривали за тем, чтобы никто из домочадцев не покидал подворья, не вступал в контакт с сельчанами. Усилиями председателя и участкового, было объявлено, что на Халявинском подворье случилась эпидемия неизвестной заразной болезни, контакты с ними не только не желательны, но и смертельно опасны.
Сельчане народ доверчивый и боязливый, особенно если дело касается неведомой болезни. Поэтому пущенного по селу слуха, было вполне достаточно для того, чтобы к дому Халявиных никто и близко не подходил. Домочадцы были под присмотром, особенно Лешка, который в силу возраста и пронырливости, был для Шалмина источником наибольшей опасности. Пацан оказался под домашним арестом. Ему запрещалось выходить из дома во двор, по какой-либо надобности. Капитан Шалмин лично наблюдал за ним во избежание неприятных неожиданностей.
Первые дни они спали по очереди, деля ночные часы в ожидании гостя. К концу недели, перестали дежурить по ночам, к концу второй, разрешили пацану бегать по улице в компании друзей. Леха сразу же обрел вес, поведав друзьям о двухнедельном заточении под присмотром вооруженных автоматами, бородачей.
Сбежавший преступник не появлялся. То ли в последний момент передумал возвращаться домой, то ли он все-таки вернулся и кто-то из сельчан, знавший о засаде, успел предупредить об этом, наплевав на возможные последствия. Был и третий вариант, объясняющий его столь долгое отсутствие, также неутешительный для впавшего в прострацию, капитана. Может быть, россказни об этой проклятой аномалии не выдумки, и это правда, что она убивает, дерзнувших нарушить ее пределы людей.
Какой бы не была на самом деле причина невозвращения домой беглого преступника, последствия этого были одинаково печальны для тюремного начальника. Он впал в прострацию, грезил наяву, и являлись ему в лихорадочных видениях, серые казенные стены тюрьмы. И он в этих стенах. Но только не всесильным начальником, а грязным, зачуханным петухом, используя которого гнусное тюремное быдло, удовлетворяло похоть. Грезился и страшный конец, спустя несколько месяцев, когда его аппетитная задница приестся сокамерникам, и они найдут на петушиное место кого-нибудь помоложе и посвежее.
К концу второй недели пребывания в Шишигино, охота на беглого зэка, потеряла всякий смысл. Это было понятно и председателю, и участковому, и даже прибывшим с ним бойцам. И только капитан Шалмин не мог признаться себе в этом, упорно продолжая цепляться за призрачную надежду. Подспудно и он не верил в благоприятный исход здешнего сидения, тем более, что весть об устроенной в доме Халявиных засаде, не только расползлась по всему селу, но уже давно вышла за его пределы.
Он продолжал торчать в Шишигино только потому, что боялся возвращаться. Его ждали. Ни лавры и триумф победителя, а наручники и позор проигравшего неудачника. Арест, приговор суда, и тот кошмар, что приходит к нему во сне, и наяву, в лихорадочных видениях.
Он продолжал ждать неведомо чего, оттягивая до бесконечности возвращение, и те последствия, что последуют за ним. И он дождался. Спустя еще неделю, мерное течение жизни на Халявинском подворье было грубо разрушено рычанием автомобильных моторов. Возле дома остановилась легковушка, из которой вышел седовласый, подтянутый полковник, в сопровождении шустрого лейтенанта, угодливо распахнувшего перед ним дверь. Из подъехавшего следом, крытого брезентом грузовика, спрыгнуло с десяток автоматчиков, поправляя на себе обмундирование, прилаживая разболтавшуюся по дороге амуницию. Построившись в две шеренги, пожирая начальство глазами, они выслушали краткий инструктаж, после которого устремились внутрь подворья. Заглядывая в каждую щель, не упуская из виду ни одного места, где мог спрятаться человек.
Спустя пару минут, перед полковником стояли заспанные обитатели дома, - дед, бабка, и Лешка, выдернутые прямо из постели. Немного в стороне, с угрюмыми лицами, босиком и без оружия, стояла пара их бывших охранников. Их оружие лежало возле ног полковника, нетерпеливо поглядывающего на часы. Шалмина, среди задержанных не было, и это заставляло офицера нервничать.
Он приехал сюда не для того, чтобы любоваться стариками да пацаном, даже не для того, чтобы вернуть в строй вконец опустившихся за долгое безделье солдат. Он прибыл в Шишигино за Шалминым, бывшим начальником тюрьмы, ныне кандидатом на «вышку», или пожизненное заключение. Он трясся по разбитым лесным дорогам сотни верст и еще столько же ему предстоит добираться обратно. И нет желания торчать в этой глухомани до вечера, и уж тем более провести здесь ночь.
Он не выспался, поскольку ночь провел в дороге и те клевания носом в машине на пути сюда, конечно не в счет. Это не сон, и не дремота даже, только лишняя морока и головная боль. Он торопился поскорее сделать дело и вернуться восвояси, чтобы как следует выспаться. А с утра пораньше, он устроит капитану-ренегату допрос с пристрастием, расковыряет гнойный нарыв, что назрел здесь при попустительстве гнусного капитанишки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354