– И во что ты будешь веровать? – поинтересовалась я, открывая входную дверь и впуская Итана в дом. – Или об этом ты еще не думал?
– Разумеется, думал!
И Итан обрисовал в общих чертах главные истины новой религии. Последователи должны были много заниматься с Итаном сексом.
– О, господи, – пробормотала Эмили, крася перед зеркалом губы.
– Вы вскоре будете говорить «О, Итан», – радостно поправил ее Итан.
– Я так не думаю, – возразила Эмили с каменным лицом. – Эти ребята из «Суперкухни» будут тут в пределах часа. Потом можешь идти домой. И для справки, в моем ящике для белья все разложено особым образом. Я узнаю, если кто-то там рылся. Ферштейн?
– Ферштейн. Эй, Мэгги, а у тебя правда свиданка с Ларой сегодня?
– Да.
– Круто. Лесбиянки рулят!
Эмили вздохнула, но ничего не сказала.
В «Империи» нас тепло поприветствовала ассистентка Ларри Мишель.
– Мои поздравления, – сказала она, обнимая нас по очереди. – Сценарий великолепен. Мы, правда, все в восторге.
Дверь в офис Ларри была закрыта, но его было отчетливо слышно. Он орал на кого-то:
– Ну так подай в суд! Подай, черт побери, на меня в суд!
– Ларри разговаривает со своей мамой, – улыбнулась Мишель. – Это ненадолго.
И правда. Короткое прощание, дверь офиса распахнулась, и появился наш энергичный Ларри.
– Мы заключили сделку или сделку заключили мы? – широко улыбнулся он Эмили. – Поздравления, детка.
– Спасибо, что вы купили мой текст, – улыбнулась в ответ Эмили. – И спасибо за цветы.
Ларри махнул рукой – мол, не надо благодарностей.
– Не стоит об этом. Студия всегда посылает цветы. Стандартная процедура.
Ларри обнял нас, и мы втроем вышли на улицу, где сияло солнце.
– Сегодня мы встречаемся с двумя директорами студии. Нужно привлечь их на нашу сторону, если мы хотим, чтобы картина увидела свет. Понятно?
Мы энергично закивали. Очень даже понятно.
В зале заседаний нас встретили двое директоров. Тоненькая, как щепочка, блондинка Максина. И мужик с резко очерченным квадратным подбородком по имени Чендлер. Оба излили на Эмили поток комплиментов, верещали про то, как им понравились «Деньги для красоты» и какое замечательное кино получится. На одну триллионную долю секунды я разволновалась, но тут же одернула себя.
Мы собрались вокруг стола. Ларри достал копию текста. Когда он открывал какие-то из страниц, то видно было, что толстыми красными линиями подчеркнуты целые абзацы, иногда несколько абзацев подряд, а порой линия простиралась и на всю страницу. Я не могу описать свои чувства. Я не писала этот текст и не была к нему привязана, как Эмили, но даже мне стало плохо. Почему-то возникло ощущение, что я навещаю кого-то в тюрьме и вижу на его теле четкие следы побоев.
Мишель раздала остальным ксерокопии «Денег для красоты», и Ларри призвал собравшихся к порядку.
– Хорошо. Давайте попытаемся придать этому тексту нормальный вид. Перво-наперво надо убрать всю эту чушь про пластическую хирургию. Это просто ужасно. Слишком грубо.
– Но, если рассматривать текст целиком, – спокойно объяснила Эмили, – он демонстрирует, что наше общество столь большое значение придает красоте тела, это подчеркивает приоритеты нашей системы ценностей…
– Хорошо, но нам это не нравится. Убери это. Всё!
Я была настолько шокирована, что подбородок у меня затрясся, как вывеска на ветру. Я слышала о киностудиях, которые покупают сценарии, а потом безжалостно их потрошат. Но я всегда думала, что это преувеличение, чтобы вызвать у слушающих сочувствие или смех. Оказывается, никакого преувеличения нет.
Эмили с трудом сглотнула и спросила:
– А какие у них тогда мотивы грабить банк? Ларри наклонился через стол и нараспев произнес:
– Этого я не знаю. Я же не сценарист!
Эмили побледнела.
– Может, слепой девушке нужна операция, чтобы вернуть зрение? – предложил Чендлер.
Ларри щелкнул пальцами:
– Мне нравится!
– Или у неимущих детишек огромная корпорация хочет отнять стадион для бейсбола, чтобы построить там двухквартирные дома, – предложила Максина. – И им нужны деньги, чтобы выкупить участок.
– Да, – задумчиво сказал Ларри. – Могло бы сработать.
– Если не будет пластической хирургии, то придется сменить название, – немного резко сказала Эмили. – «Деньги для красоты» при таком раскладе звучит бессмысленно.
– Да, ты права. Назовем картину «Йок». Эмили еще больше расстроилась, а я пришла в ужас. Я-то надеялась, что Ларри намеревается посвятить этой псине лишь один отрывок, а не дать ей главную роль.
– Если мы назовем фильм «Йок», то не подумают ли зрители, не поняв название на слух, что фильм о йоге? – спросила Максина.
– Они так подумают?
– А помнишь, как было с фильмом «Шоколад»?
– Тогда назовем «Пес Йок», – сказал Ларри.
– Это великолепно, – воскликнул Чендлер. – Просто здорово! Но вы не забыли про борцов за права животных? Они увидят такое название и могут обвинить нас в антигуманном призыве, мол, псу – йок!
– Если только мы не поменяем имя собаке, – сказала Максина.
– Мне нравится имя Йок.
– И мне.
– А может, собаку будут звать Кок?
– «Пес Кок»? Так же ужасно, как «Пес Йок»!
– А может, назовем его Торк?
– У нас, что, кино про наркотики?
Разгорелось жаркое обсуждение. Эмили хранила молчание. Мне было запрещено открывать рот, я бы и без этого не проронила ни слова. Заткнулась бы, испив сильнодействующего коктейля из уныния и скуки.
Ларри объявил, что мы проработаем этот вопрос за обедом, поэтому в двенадцать тридцать в домик принесли определенное количество еды, и красиво (и быстро!) накрыли стол в углу.
Я умирала с голода, но все остальные положили на свои тарелки крошечные порции: одну макаронину, половинку малюсенького помидора, парочку спагетти, листочек салата. Хорошо, значит, берем помалу, подходим часто. Ладно, я тоже так сделаю…
Мы снова сели за стол уже с тарелками. Ларри продолжил требовать, чтобы мы генерировали идеи. Вскоре я заметила, что только я очистила тарелку, а остальные не собираются нанести повторный визит к буфету. Я заставила себя быть терпеливой. Наверное, они просто медленно едят… Но потом они и вовсе отставили тарелки в сторону, и стали записывать идеи на полях ксерокопий. Обед окончен. Я была еще голоднее, чем до его начала.
Интересно, а можно просто пойти к буфету? Но мы все сидели, полностью погрузившись в работу. Можно я просто встану, положу себе еще поесть, а потом отправлю еду себе в рот? Что они обо мне подумают?
Я с тоской посмотрела на столик. Его ножки чуть ли не гнулись под тяжестью нетронутой еды. Целый пирог с заварным кремом. Нетронутый! Пицца в глубокой тарелке. Ее идеальная окружность не нарушена. Во всем виновата пицца. Неожиданно я отодвинула стул и начала подниматься с него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113