В
гавани собралась толпа ожидавших появления какого-то корабля, уже
приближающегося к берегу. Темпус стиснул ногами брюхо коня, понукая его
поторопиться. Ему вместе с четырьмя дворцовыми стражниками, да еще
местному гарнизону, обычно представленному группой не менее чем в шесть
человек, вменялось в обязанности следить за такими событиями.
Откровенно говоря, ему не нравилось то, что он увидел. С борта
корабля, сильно пострадавшего от шторма и которому, тем не менее, удалось
каким-то чудом целым и невредимым войти в порт, сошел на берег мужчина с
жестоким выражением лица и характерными тонкими губами, который тихо
сказав что-то собравшимся илсигам, взобрался на носилки, которыми обычно
пользовались Рэнканы, и отбыл во дворец.
Темпус пришпорил коня.
- Кто это? - спросил он попавшегося на пути дворцового евнуха.
- Аспект, верховный маг и чародей, - шепелявя ответил придворный
лакей, - хотя вряд ли это твое дело...
При этих словах носилки, которые несли на своих плечах четверо
чернокожих рабов, качнулись, а занавес с эмблемой Китти приподнялся и
Вновь опустился.
- Прочь с дороги. Пес - рассерженно пропищал пухленький, как сладкая
булочка, старший евнух.
- Да не ори ты, Юнис, - сказал Темпус и с тоской подумал, как
хотелось бы ему оказаться в Каронне и не встречаться бы никогда с этим
божеством, и вообще очнуться бы где-нибудь подальше отсюда.
"О Китти, Китти, так в этот раз ты все-таки сделал это! Алан Аспект,
однако! Искуснейший алхимик, гроза всех магов и кудесников, рассеиватель
волшебных чар, здесь, в этом городе, где официально признано
чародейство!.."
- Назад, назад, назад! - понукал он коня, и тот, обиженный, повернув
в его сторону морду и поджав уши, наконец, повиновался ему.
За спиной у себя он услышал хихиканье евнухов, смешки послышались и в
стоящей сзади толпе. Оставаясь в седле, он резко обернулся.
- Хаким, если до меня дойдет хотя бы одна грязная сплетня обо мне, я
знаю, кому следует прищемить язык!
Падкий на всякие пикантные новости сплетник, окруженный, как всегда,
кучей ребятишек, висевших на нем гроздьями, мгновенно оборвал свой смех.
Вечно слезящимися глазами он пристально посмотрел на Темпуса.
- У меня есть для тебя одна история, цербер, могу рассказать. Смею
надеяться, она тебе понравится.
- Что за история, старый?
- Подойди поближе, цербер, да скажи, сколько ты заплатишь мне за это.
- Как я могу сказать это, пока не услышу ее и не пойму, чего она
стоит?
Лошадь под ним, подняв голову, фыркнула и стала принюхиваться к
зловонию, которым резко пахнуло с набережной.
- Поторгуемся?
- С кем-нибудь другим, старикан! У меня впереди трудная ночь.
Он потрепал коня по холке, присматриваясь к толпе илсигов,
взволнованно обступивших его со всех сторон, так что головы людей
оказались на уровне его пояса.
- Впервые вижу, что он отступился, - слова эти сквозь шум в толпе с
трудом достигли слуха Темпуса. Оглянувшись, он попытался определить,
откуда донесся шепот, однако ему не удалось установить это. Можно было
себе представить, сколько толков и пересудов это вызовет, когда
распространится слух об этом разговоре. Но он не станет связываться с
чародеями. Никогда больше! Однажды он, понадеявшись на покровительство
своего бога-наставника, сделал это, и хватит! Он не без усилия отвел руку
за спину. Под своим бежевым шерстяным одеянием он носил спрятанный под
кольчугой почти совсем уже износившийся и порванный женский шарфик,
который, будучи постоянно при нем, напоминал ему всегда, что ни при каких
обстоятельствах не следует вступать в спор с магом. Шарф - это все, что
осталось от той, о которой он однажды поспорил с чародеем.
Это было так давно, там, в Азеуре...
Он шумно и тяжело вздохнул, чувствуя, что просто потерял голос от
окриков и приказов в ходе этого бесконечного сражения.
- Ну, риггли, поступай тогда, как знаешь. И дай Бог тебе дожить до
утра.
Он назвал свою цену, рассказчик назвал другую. Наконец они
сторговались, где-то посередине.
Старик подошел к нему, потрепал лошадь по холке. И начал:
- Сверкнула молния, прогремел гром, и вот ничего уже не осталось от
Храма бога Ильса. Принц хорошо заплатил за услугу могущественному чародею,
которого, похоже, боится самый отважный из церберов. Женщина нагой
купалась в море, и чуть не утонула, а в волосах у нее сверкали
бриллиантовые шпильки...
- Шпильки?
- Ну, булавки.
- Великолепно! Еще что?
- Рыжеволосая, из тех, что у Эмоли в Саду Лилий, умерла, когда взошла
луна.
Он догадался, о какой девице из заведения Эмоли шла речь. Так или
иначе, рассказ старика ему совершенно не понравился. Он с раздражением
сказал:
- За такую цену мог бы рассказать что-нибудь поинтереснее, да
поживее!..
- В проулке между "Распутным Единорогом" и тем многоквартирным домом
на углу вдруг появилось какое-то строение, как раз на том месте, где стоял
Черный Шпиль, ты знаешь, наверное.
- Ну, знаю.
- Разве не удивительно?
- Да просто интересно. Что еще?
- Да этот вот позолоченный купол, смех да и только! Там две двери, на
одной написано "для мужчин", на другой - "для женщин".
- Вашанка сдержал-таки слово!
Старик продолжал:
- Внутри там, рассказывают завсегдатаи "Единорога", продают оружие.
Очень странное какое-то оружие. И очень дорогое.
- Хорошо, а какое отношение все это имеет ко мне?
- Кое-кто из тех, кто вошел туда, до сих пор еще не вышел? А один
вышел, и тут же набросился на первого встречного и забил его до смерти.
Другие же просто сбивают с ног любого, кто бы им ни встретился на пути. А
еще слух прошел, будто илсиги и рэнканцы, словно братья родные,
выстроились в очередь друг за другом перед этими дверьми. Среди них -
несколько с такими дикими и свирепыми мордами, что я подумал, что тебе
надо бы дать знать...
- Да ты просто вымогатель, старикан! Я понятия не имею, о чем ты
говоришь.
Швырнув под ноги рассказчику несколько медных монет, он так резко
натянул поводья, направляя коня в сторону, что тот встал на дыбы. И когда
копыта его вновь коснулись земли, он с ходу таким бешеным галопом врезался
в толпу, что этому сброду пришлось врассыпную разбегаться в стороны, едва
успевая увертываться от окованных железом копыт.
Черная магия и чародейство царили в Санктуарии. Веры в силу
божественного провидения не было ни у кого из этих магов и волшебников.
Однако они верили в существование высшего Закона равновесия сил в Природе,
а также в силу мирового Зла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
гавани собралась толпа ожидавших появления какого-то корабля, уже
приближающегося к берегу. Темпус стиснул ногами брюхо коня, понукая его
поторопиться. Ему вместе с четырьмя дворцовыми стражниками, да еще
местному гарнизону, обычно представленному группой не менее чем в шесть
человек, вменялось в обязанности следить за такими событиями.
Откровенно говоря, ему не нравилось то, что он увидел. С борта
корабля, сильно пострадавшего от шторма и которому, тем не менее, удалось
каким-то чудом целым и невредимым войти в порт, сошел на берег мужчина с
жестоким выражением лица и характерными тонкими губами, который тихо
сказав что-то собравшимся илсигам, взобрался на носилки, которыми обычно
пользовались Рэнканы, и отбыл во дворец.
Темпус пришпорил коня.
- Кто это? - спросил он попавшегося на пути дворцового евнуха.
- Аспект, верховный маг и чародей, - шепелявя ответил придворный
лакей, - хотя вряд ли это твое дело...
При этих словах носилки, которые несли на своих плечах четверо
чернокожих рабов, качнулись, а занавес с эмблемой Китти приподнялся и
Вновь опустился.
- Прочь с дороги. Пес - рассерженно пропищал пухленький, как сладкая
булочка, старший евнух.
- Да не ори ты, Юнис, - сказал Темпус и с тоской подумал, как
хотелось бы ему оказаться в Каронне и не встречаться бы никогда с этим
божеством, и вообще очнуться бы где-нибудь подальше отсюда.
"О Китти, Китти, так в этот раз ты все-таки сделал это! Алан Аспект,
однако! Искуснейший алхимик, гроза всех магов и кудесников, рассеиватель
волшебных чар, здесь, в этом городе, где официально признано
чародейство!.."
- Назад, назад, назад! - понукал он коня, и тот, обиженный, повернув
в его сторону морду и поджав уши, наконец, повиновался ему.
За спиной у себя он услышал хихиканье евнухов, смешки послышались и в
стоящей сзади толпе. Оставаясь в седле, он резко обернулся.
- Хаким, если до меня дойдет хотя бы одна грязная сплетня обо мне, я
знаю, кому следует прищемить язык!
Падкий на всякие пикантные новости сплетник, окруженный, как всегда,
кучей ребятишек, висевших на нем гроздьями, мгновенно оборвал свой смех.
Вечно слезящимися глазами он пристально посмотрел на Темпуса.
- У меня есть для тебя одна история, цербер, могу рассказать. Смею
надеяться, она тебе понравится.
- Что за история, старый?
- Подойди поближе, цербер, да скажи, сколько ты заплатишь мне за это.
- Как я могу сказать это, пока не услышу ее и не пойму, чего она
стоит?
Лошадь под ним, подняв голову, фыркнула и стала принюхиваться к
зловонию, которым резко пахнуло с набережной.
- Поторгуемся?
- С кем-нибудь другим, старикан! У меня впереди трудная ночь.
Он потрепал коня по холке, присматриваясь к толпе илсигов,
взволнованно обступивших его со всех сторон, так что головы людей
оказались на уровне его пояса.
- Впервые вижу, что он отступился, - слова эти сквозь шум в толпе с
трудом достигли слуха Темпуса. Оглянувшись, он попытался определить,
откуда донесся шепот, однако ему не удалось установить это. Можно было
себе представить, сколько толков и пересудов это вызовет, когда
распространится слух об этом разговоре. Но он не станет связываться с
чародеями. Никогда больше! Однажды он, понадеявшись на покровительство
своего бога-наставника, сделал это, и хватит! Он не без усилия отвел руку
за спину. Под своим бежевым шерстяным одеянием он носил спрятанный под
кольчугой почти совсем уже износившийся и порванный женский шарфик,
который, будучи постоянно при нем, напоминал ему всегда, что ни при каких
обстоятельствах не следует вступать в спор с магом. Шарф - это все, что
осталось от той, о которой он однажды поспорил с чародеем.
Это было так давно, там, в Азеуре...
Он шумно и тяжело вздохнул, чувствуя, что просто потерял голос от
окриков и приказов в ходе этого бесконечного сражения.
- Ну, риггли, поступай тогда, как знаешь. И дай Бог тебе дожить до
утра.
Он назвал свою цену, рассказчик назвал другую. Наконец они
сторговались, где-то посередине.
Старик подошел к нему, потрепал лошадь по холке. И начал:
- Сверкнула молния, прогремел гром, и вот ничего уже не осталось от
Храма бога Ильса. Принц хорошо заплатил за услугу могущественному чародею,
которого, похоже, боится самый отважный из церберов. Женщина нагой
купалась в море, и чуть не утонула, а в волосах у нее сверкали
бриллиантовые шпильки...
- Шпильки?
- Ну, булавки.
- Великолепно! Еще что?
- Рыжеволосая, из тех, что у Эмоли в Саду Лилий, умерла, когда взошла
луна.
Он догадался, о какой девице из заведения Эмоли шла речь. Так или
иначе, рассказ старика ему совершенно не понравился. Он с раздражением
сказал:
- За такую цену мог бы рассказать что-нибудь поинтереснее, да
поживее!..
- В проулке между "Распутным Единорогом" и тем многоквартирным домом
на углу вдруг появилось какое-то строение, как раз на том месте, где стоял
Черный Шпиль, ты знаешь, наверное.
- Ну, знаю.
- Разве не удивительно?
- Да просто интересно. Что еще?
- Да этот вот позолоченный купол, смех да и только! Там две двери, на
одной написано "для мужчин", на другой - "для женщин".
- Вашанка сдержал-таки слово!
Старик продолжал:
- Внутри там, рассказывают завсегдатаи "Единорога", продают оружие.
Очень странное какое-то оружие. И очень дорогое.
- Хорошо, а какое отношение все это имеет ко мне?
- Кое-кто из тех, кто вошел туда, до сих пор еще не вышел? А один
вышел, и тут же набросился на первого встречного и забил его до смерти.
Другие же просто сбивают с ног любого, кто бы им ни встретился на пути. А
еще слух прошел, будто илсиги и рэнканцы, словно братья родные,
выстроились в очередь друг за другом перед этими дверьми. Среди них -
несколько с такими дикими и свирепыми мордами, что я подумал, что тебе
надо бы дать знать...
- Да ты просто вымогатель, старикан! Я понятия не имею, о чем ты
говоришь.
Швырнув под ноги рассказчику несколько медных монет, он так резко
натянул поводья, направляя коня в сторону, что тот встал на дыбы. И когда
копыта его вновь коснулись земли, он с ходу таким бешеным галопом врезался
в толпу, что этому сброду пришлось врассыпную разбегаться в стороны, едва
успевая увертываться от окованных железом копыт.
Черная магия и чародейство царили в Санктуарии. Веры в силу
божественного провидения не было ни у кого из этих магов и волшебников.
Однако они верили в существование высшего Закона равновесия сил в Природе,
а также в силу мирового Зла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72