Раскалившиеся до рубиново-красного цвета двери начали
плавиться. Послышались ужасные стенания и вопли, ночной воздух наполнился
озоном и ядовитым запахом серы.
Посетители "Единорога" заторопились покинуть помещение, не забывая
при этом захватить с собой бутылку спиртного. Они отбегали как можно
дальше от рушащегося на их глазах строения, которое будто под страшным
нажимом начало корежиться, расслаиваться и разваливаться под аккомпанемент
адского лязганья, визга и завываний. Двери раскалились добела и исчезли из
виду. В проеме левой двери показалась четкая на фоне пламени фигура,
тщетно пытавшаяся прямо по воздуху взобраться куда-то наверх. Охваченная
огнем фигура крутилась, вертелась, визжала, оглядываясь вниз на улицу, не
в силах преодолеть невидимый барьер, преграждавший ей путь. Появился,
распространяясь повсюду смердящий запах горелого мяса. А сзади толпились
воины в покорежившихся и сбившихся на лоб шлемах, на искаженных лицах
которых играло пламя от загоревшихся усов.
Великий маг, сражавшийся с невидимым барьером, остался без рук:
колотя ими по барьеру, он просто отбил их. Приговоренное к вечным мукам
войско обугливалось и испепелялось; невидимые еще недавно двери,
охладившись, стали сначала белыми, затем золотыми и багровыми.
На улице царила мертвая тишина. Иногда лишь она прерывалась лошадиным
всхрапыванием, да резкими звуками, доносившимися из строения с куполом
наверху. Завершилось все тем, что окрестности потряс оглушительный грохот.
С невольным ворчанием, тщательно выбирая дорогу и оглядываясь по
сторонам, люди потянулись назад в "Единорог".
А в это время Темпус, который мог бы спасти тридцать ни в чем не
повинных воинов вместе с виноватым во всем чародеем, достал заветную
серебряную коробочку и угостился наркотиком.
Нужно было поторопиться в Сад Лилий.
К тому времени, когда он добрался туда, возбуждающее действие вида
смерти, смешанное с наркотиком, значительно притупилось.
Что если воришка Шедоуспан не придет туда со своей добычей, что если
девица Сайма не придет туда за своей пропажей? Что если он все еще
способен чувствовать боль, хотя этого не случалось с ним уже более трех
сотен лет?
Он получил весть из дворца, от самого Принца Кадакитиса. Нет, он не
собирается появляться там, не желает, чтобы его расспрашивали о кончине
Аспекта. Он не хочет быть замешанным в это дело. Единственное, чем он
может реально помочь Принцу-правителю - это действовать по своему
собственному усмотрению.
Таковы были выдвинутые им условия, на которых он согласился - по
предложению финансовых воротил в Рэнке, поддерживавших Китти - прибыть
сюда в облике цербера и разобраться в том, что нужно сделать. Никаких войн
нигде не было. Он просто устал от бесконечно тянущегося беспросветного
своего существования. И заботу о Китти он взял на себя лишь для того,
чтобы хоть чем-нибудь заняться. Строительство храма Вашанки значило для
него самого больше, чем для Кадакитиса, который признавая значение
возвеличивания нового для илсигов культа, сам верил, однако, лишь в черную
магию, да в свое высокородное происхождение.
Никакого удовольствия от этого представления в Оружейной лавке
Вашанки он не испытывал. Дешевый трюк, все эти расплавляющиеся и вновь
затвердевающие двери! Должно быть, очень способным был этот маг, сумевший
так наглядно продемонстрировать присутствующим свои нечеловеческие
способности.
Как сказал ему однажды один из его друзей, философ, мудрость
заключается в постижении самой сокровенной сути вещей и событий. Эта самая
суть вещей здесь, в Санктуарии, была совершенно размыта и не определена.
Необходимо было придумать что-то и предпринять, чтобы найти разумное
и выгодное применение всем этим сверхъестественным силам в естественных
условиях. Все в этом мире смешалось и спуталось. С этими вечными сбоями и
отклонениями вся система причинных связей напряжена до предела. Взять тех
же богов, всю эту нескончаемую игру между Добром и Злом через невидимый
барьер, разделяющий их, игру в масштабах этого феноменального мира. Как
хотелось бы ему, чтобы всемогущие боги оставались на небесах, а маги и
волшебники пребывали в преисподней.
Ему много и часто приходилось слышать о понятиях одновременности и
повторяемости событий, о необходимости переосмысления Настоящего в свете
Будущего, об алхимических законах всеобщей гармонии.
В те давно прошедшие времена, когда он был студентом-философом, а
Сайма - еще невинной девушкой, он считал аксиомой, что высший разум,
сознание, не поддается ограничению и контролю, в то время как все
остальные явления в мире тесно переплетены и взаимосвязаны, и, таким
образом, ничто не может существовать совершенно отдельно от другого, не
может быть изолировано. И только лишь высший разум находится в особом
положении.
Маги толкуют это иначе: присущее всем вещам в природе сознание они
заставляют служить себе.
Ни в философии, ни в теологии, ни в тайнах черной и белой магии не
мог Темпус найти ответы на мучившие его неразрешимые вопросы, и с
разочарованием отошел от всего этого. Однако полученные им знания остались
при нем.
Не очень принято у людей признавать тот факт, что каждая услуга
требует вознаграждения. Необычная смерть является вознаграждением за не
совсем обычную жизнь.
Ему отчаянно захотелось оказаться в Азеуре, в кругу семьи, и понять,
что проснувшись, он очнулся от нечестивых снов...
Но вместо этого он пошел в притон Эмоли, публичный дом Сад Лилий. Не
в силах противиться искушению, он продолжил размышления о том, что
практически в любое время, в любом столетии, будь то даже золотой век,
всегда были стоны и жалобы на судьбу, на тяготы жизни. И еще с античных
времен известны многочисленные предсказания о том, что при желании
практически любой человек, в любую эпоху, приняв за истину, что конец
света вот-вот наступит, легко сможет оправдать наступление Апокалипсиса.
Сам Темпус не разделял столь категоричное мнение, его волновало лишь то,
что касалось его лично, как, например, то дело, которое ему сейчас
предстояло.
Появившись у Эмоли, он сразу заметил Ганса-воришку, развалившегося в
обнимку с двумя сидящими у него на коленях - по одной на каждом -
девицами.
- Эй! - махнул тот ему рукой. - У меня тут есть кое-что для тебя. -
Стряхнув с колен девиц, он поднялся на ноги, при этом оружие всех видов,
которым он был обвешан, мелодично звякнуло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72