Сейчас новолуние, и он пребывает в звериной ипостаси — основательно вылинявший бурый медведь.
«— Нина», — обращается он ко мне ко мне менталицей, мысленной речью, «— вот из-за такой одиночной криворукой дурыды и появляются нелепейшие анекдоты о бестолковости женщин-водителей. Всю трассу заново! И только попробуй хоть одну ошибку сделать».
Я уныло козыряю и плетусь к исходнику. С точки зрения любого, даже самого придирчивого гибедедешника, водитель я толковый и умелый, но для бойцов спецподразделений нормативы иные. Вот на них-то я и не тяну.
«— Стой», — сказал инструктор. «— Для разминки пройдись по кроми».
Мировое пространство многослойно. Между основицей и нигденией есть промежуточная территория, своего рода буферная зона — кромь. Именно здесь происходят все схватки дворов и ликвидируются прорывы инферно, а Совет Равновесия строго следит, чтобы боевые действия не вышли за пределы кроми, не стали заметны незнанническому миру. Но получается это далеко не всегда.
Я ловлю отсвет кромешной тени — он похож на красную шифоновую занавеску, отодвигаю и захожу на первый уровень кроми. Небо здесь яркого багрового цвета, из-за рефракции не видно Солнца, только пронзительно-белые звёзды и тоненький серпик Луны — кромешное время совпадает с истинным. В кроми всегда светло как днём, но свет похож на люминесцентный. Красных отблесков от неба нет. Все деревья, дороги и строения повторяют основицу, но слегка искажённо.
«— Следующий уровень», — командует инспектор. Оборотни — и перекидни, и перевертни — в любой ипостаси по инопространству ходят с лёгкостью.
На втором уровень от первого отличается только цветом неба — тут оно оранжевое. Искажение попричудливее, а в остальном всё то же самое. Всего кромешных уровней семь, цвет неба меняется по спектру.
Ничего по-настоящему интересного в кроми нет, разве что разнообразное хищное зверьё, которое с аппетитом жрёт как друг друга, так и зазевавшихся волшебников. Не хищных животных тут не водится. Но вблизи тренировочных баз и резиденций они не показываются, стать курткой или сапогами ни упырям, ни зверюшкам калибром поменьше не хочется.
«— Переход в нигдению», — приказал инспектор.
Это совсем легко. Прикосновение пустой ладонью к пустоте — и я парю в невесомости бескрайнего серебристого Ничто, Нигде и Никогда, мира вне времени и пространства. Ощущения свободы и лёгкости совершенно упоительные, но инструктор портит всё удовольствие:
«— Возвращаемся».
Я ловлю знакомое ауральное эхо и перехожу на площадку. Отрыв от первоначальной точки входа — четыре метра. Скверно.
«— Волшебница, так тебя перетак!» — матерится инструктор.
— Я, Пётр Иванович, человечица, а не волшебница! — отвечаю вслух.
«— Одно другому не мешает. Учишься на волшебницу — значит волшебница. Так что иди на исходник и делай полный прокат трассы».
На этот раз получилось сдать трассу на дохлую «тройку».
Тренировки закончены. Я плетусь в душевую.
Маг Лёха, командир нашей группы, высокий темноволосый и зеленоглазый ворожей с весёлой шкодливой улыбкой, и оборотница Лорик, немного манерная и занудная ведунья, а в общем, неплохая девчонка с длинными и густыми светлыми волосами серебристого оттенка и огромными серыми глазами, шепчутся и хихикают, их тренировка и в половину так не измучила как меня.
Все боевые группы и во дворах, и в Совете насчитывают по двадцать одному людю и комплектуются из трех рабочих троек маг-человек-оборотень и трёх стихийных троек, состав которых может быть любым, раса стихийников никакого значения не имеет. Плюс командир с двумя замами.
— Нинуль, — удивляется Лёха, — ты что так скисла? Устала что ли? Так сегодня тренировка ещё маленькая была.
— Для мага, — ответила я.
— Не унывай, Нинка, — посочувствовал он. — Сейчас вымоешься, пивка хлебнём холодненького, и всё пройдёт.
Совместные бои очень быстро сплотили тройки в монолит. Там, где выживание зависит от того, насколько хорошо сотоварищ прикрывает тебе спину, не до расовых разногласий. У штабистов сработка идёт помедленнее, но всё равно человеки-ранговики уже стали обыденностью троедворской жизни. Назвать человека обезьянородной простокровкой — верный способ попасть в реанимацию, особенно если такие речи услышат маг и оборотень из его тройки. Называть оборотня зверьком или мага волшеедом в присутствии человека тоже не посоветую никому. А стихийники и до реформы неплохо относились к человекам, так что притёрлись мы друг к другу надёжно и крепко.
Лёха принялся рассказывать какую-то байку о любовных похождениях чернодворского большака Фархада Каримовича, неутомимого ловеласа, но я не слушала, настроения не было. Лорик выспрашивала подробности, хихикала.
Гостя я заметила первой. Среднерослый, полноватый, сквозь светленькие кудряшки отчётливо просвечивает лысина, тонкие летние джинсы и футболка не только дорогие, но и качественные. Судя по походке — оборотень, а по высокомерному взгляду и жёсткой складке губ — соединник.
Я переключилась на магическое зрение. Мир изменился. Исчезли краски, всё стало чёрно-белым, как в старом кинофильме. Поверхность предметов, зданий, асфальта словно покрыта тончайшим, едва заметным слоем радужного перламутра, это сырая магия. Люди превратились в светло-золотистые светящиеся силуэты, причём центром свечения, его источником был овал на солнечном сплетении. Десять сантиметров длиной, пять шириной, у женщин горизонтальный, у мужчин — вертикальный. Глаз у светящихся силуэтов нет, только сияющие провалы на три тона темнее ауры. На голове у каждого что-то вроде шапки или, скорее, чалмы — высокий остроконечный колпак, вокруг которого и намотана сама чалма. Только всё это соткано из золотистого света, и чем интенсивнее мыслительная деятельность, тем больше чалма. На полмизинца ниже овала — верхняя брюшная чакра, полый прозрачный шар одиннадцати сантиметров в диаметре. У простеней там ничего нет, у магородных в нём волшеопорник, для каждой расы свой. Например, у магов — кубик, у перекидней — шар. У перевертней шар вытянут в овал. Тут всё понятно: шар может катиться в любую сторону, оборотень может принимать любое обличье, а подвижность овала ограничена, и перевертень связан только одной ипостасью. Остальные чакры выглядят как пятилепестковые цветочки с детских рисунков. Самая нижняя — красный, затем оранжевый, вместо жёлтого цветочка — шар, на груди «цветок» зелёный, на шее — голубой, на лбу синий, а на темени — фиолетовый. У гойдо теменная чакра восьмилепестковая.
Вообще восемь лепестков обретает любая активная чакра, которая работает хотя бы на четверть своих возможностей. Обычно они задействованы процентов на пять-шесть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135
«— Нина», — обращается он ко мне ко мне менталицей, мысленной речью, «— вот из-за такой одиночной криворукой дурыды и появляются нелепейшие анекдоты о бестолковости женщин-водителей. Всю трассу заново! И только попробуй хоть одну ошибку сделать».
Я уныло козыряю и плетусь к исходнику. С точки зрения любого, даже самого придирчивого гибедедешника, водитель я толковый и умелый, но для бойцов спецподразделений нормативы иные. Вот на них-то я и не тяну.
«— Стой», — сказал инструктор. «— Для разминки пройдись по кроми».
Мировое пространство многослойно. Между основицей и нигденией есть промежуточная территория, своего рода буферная зона — кромь. Именно здесь происходят все схватки дворов и ликвидируются прорывы инферно, а Совет Равновесия строго следит, чтобы боевые действия не вышли за пределы кроми, не стали заметны незнанническому миру. Но получается это далеко не всегда.
Я ловлю отсвет кромешной тени — он похож на красную шифоновую занавеску, отодвигаю и захожу на первый уровень кроми. Небо здесь яркого багрового цвета, из-за рефракции не видно Солнца, только пронзительно-белые звёзды и тоненький серпик Луны — кромешное время совпадает с истинным. В кроми всегда светло как днём, но свет похож на люминесцентный. Красных отблесков от неба нет. Все деревья, дороги и строения повторяют основицу, но слегка искажённо.
«— Следующий уровень», — командует инспектор. Оборотни — и перекидни, и перевертни — в любой ипостаси по инопространству ходят с лёгкостью.
На втором уровень от первого отличается только цветом неба — тут оно оранжевое. Искажение попричудливее, а в остальном всё то же самое. Всего кромешных уровней семь, цвет неба меняется по спектру.
Ничего по-настоящему интересного в кроми нет, разве что разнообразное хищное зверьё, которое с аппетитом жрёт как друг друга, так и зазевавшихся волшебников. Не хищных животных тут не водится. Но вблизи тренировочных баз и резиденций они не показываются, стать курткой или сапогами ни упырям, ни зверюшкам калибром поменьше не хочется.
«— Переход в нигдению», — приказал инспектор.
Это совсем легко. Прикосновение пустой ладонью к пустоте — и я парю в невесомости бескрайнего серебристого Ничто, Нигде и Никогда, мира вне времени и пространства. Ощущения свободы и лёгкости совершенно упоительные, но инструктор портит всё удовольствие:
«— Возвращаемся».
Я ловлю знакомое ауральное эхо и перехожу на площадку. Отрыв от первоначальной точки входа — четыре метра. Скверно.
«— Волшебница, так тебя перетак!» — матерится инструктор.
— Я, Пётр Иванович, человечица, а не волшебница! — отвечаю вслух.
«— Одно другому не мешает. Учишься на волшебницу — значит волшебница. Так что иди на исходник и делай полный прокат трассы».
На этот раз получилось сдать трассу на дохлую «тройку».
Тренировки закончены. Я плетусь в душевую.
Маг Лёха, командир нашей группы, высокий темноволосый и зеленоглазый ворожей с весёлой шкодливой улыбкой, и оборотница Лорик, немного манерная и занудная ведунья, а в общем, неплохая девчонка с длинными и густыми светлыми волосами серебристого оттенка и огромными серыми глазами, шепчутся и хихикают, их тренировка и в половину так не измучила как меня.
Все боевые группы и во дворах, и в Совете насчитывают по двадцать одному людю и комплектуются из трех рабочих троек маг-человек-оборотень и трёх стихийных троек, состав которых может быть любым, раса стихийников никакого значения не имеет. Плюс командир с двумя замами.
— Нинуль, — удивляется Лёха, — ты что так скисла? Устала что ли? Так сегодня тренировка ещё маленькая была.
— Для мага, — ответила я.
— Не унывай, Нинка, — посочувствовал он. — Сейчас вымоешься, пивка хлебнём холодненького, и всё пройдёт.
Совместные бои очень быстро сплотили тройки в монолит. Там, где выживание зависит от того, насколько хорошо сотоварищ прикрывает тебе спину, не до расовых разногласий. У штабистов сработка идёт помедленнее, но всё равно человеки-ранговики уже стали обыденностью троедворской жизни. Назвать человека обезьянородной простокровкой — верный способ попасть в реанимацию, особенно если такие речи услышат маг и оборотень из его тройки. Называть оборотня зверьком или мага волшеедом в присутствии человека тоже не посоветую никому. А стихийники и до реформы неплохо относились к человекам, так что притёрлись мы друг к другу надёжно и крепко.
Лёха принялся рассказывать какую-то байку о любовных похождениях чернодворского большака Фархада Каримовича, неутомимого ловеласа, но я не слушала, настроения не было. Лорик выспрашивала подробности, хихикала.
Гостя я заметила первой. Среднерослый, полноватый, сквозь светленькие кудряшки отчётливо просвечивает лысина, тонкие летние джинсы и футболка не только дорогие, но и качественные. Судя по походке — оборотень, а по высокомерному взгляду и жёсткой складке губ — соединник.
Я переключилась на магическое зрение. Мир изменился. Исчезли краски, всё стало чёрно-белым, как в старом кинофильме. Поверхность предметов, зданий, асфальта словно покрыта тончайшим, едва заметным слоем радужного перламутра, это сырая магия. Люди превратились в светло-золотистые светящиеся силуэты, причём центром свечения, его источником был овал на солнечном сплетении. Десять сантиметров длиной, пять шириной, у женщин горизонтальный, у мужчин — вертикальный. Глаз у светящихся силуэтов нет, только сияющие провалы на три тона темнее ауры. На голове у каждого что-то вроде шапки или, скорее, чалмы — высокий остроконечный колпак, вокруг которого и намотана сама чалма. Только всё это соткано из золотистого света, и чем интенсивнее мыслительная деятельность, тем больше чалма. На полмизинца ниже овала — верхняя брюшная чакра, полый прозрачный шар одиннадцати сантиметров в диаметре. У простеней там ничего нет, у магородных в нём волшеопорник, для каждой расы свой. Например, у магов — кубик, у перекидней — шар. У перевертней шар вытянут в овал. Тут всё понятно: шар может катиться в любую сторону, оборотень может принимать любое обличье, а подвижность овала ограничена, и перевертень связан только одной ипостасью. Остальные чакры выглядят как пятилепестковые цветочки с детских рисунков. Самая нижняя — красный, затем оранжевый, вместо жёлтого цветочка — шар, на груди «цветок» зелёный, на шее — голубой, на лбу синий, а на темени — фиолетовый. У гойдо теменная чакра восьмилепестковая.
Вообще восемь лепестков обретает любая активная чакра, которая работает хотя бы на четверть своих возможностей. Обычно они задействованы процентов на пять-шесть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135