Все остальные — нет.
Я опять растерялась. Остальные — это не только вампиры, но и русалки, домовые, кикиморы, лешие, эльфы и прочие многочисленные волшебные расы.
— Дурь какая-то, — сказала я. — Чем они хуже нас?
— Это закон волшебного мира, Хорса, — ответил Светозар.
— Что-то я не припомню такой статьи в Генеральном кодексе.
— Не всё нужно обязательно записывать, — усмехнулся оборотень. — Некоторые вещи очевидны сами по себе.
— Например, вот эта истина, — ответила я: — «Всё, что не запрещено, то разрешено».
— Да, — легко согласился Светозар. — Но во всём волшебном мире не найдётся людь, который согласится стать назывателем у искусственника.
Роберт покорно опустил голову, крылья обвисли. Термин «искусственник» я услышала впервые и что он означает, не знала, но позволять всяким там магам и оборотням над Робертом изгаляться не собиралась. Не для того я отпаивала его собственной кровью.
Я зажгла на ладони «трёхосновную розу» из Тьмы, Света и Сумрака. Горячо, но терпеть можно.
— Люцин, директор Совета Равновесия Троедворья, — чётко произнесла я, — взываю к тебе силой изначалия.
«Роза» сменила цвет на прозрачно-серебристый, замерцала пёстрыми бликами Хаоса.
Не ответить на такое обращение нельзя и директору Совета Равновесия.
Кудесник перешёл в тигра, зарычал. Роберт растопырил крылья, в отсветах «розы» было видно, как поблёкла и отвердела его лента покорности — вампир собирался совершить какой-то запрещённый поступок и прикидывал, успеет ли до того, как лента перережет ему шею.
— Слушаю тебя, взывающая ко мне… — донёсся из «розы» голос Люцина. Тут он запнулся, коротко выругался и после нескольких мгновений молчания сказал: — Хорса, какого чёрта вы там опять затеваете?
— Всего лишь пытаюсь добиться соблюдения закона, — ответила я.
— Сейчас приду, — буркнул Люцин. — Я здесь, в «Кубке».
«Роза Хаоса» пронзительно вспыхнула, выбросила сноп разноцветных негорючих искр и растаяла без следа.
Спустя три минуты в холл быстрым шагом вошёл Люцин. Тоже в рясе. А, ну да, ведь должна была состояться какая-то важная церемония. Если слова Серёги верны, то это будет награждение того отважного помощника аварийщиков. Я быстро глянула на Роберта. Всё понятно.
Люцин перехватил мой взгляд, покосился на тигра и велел ему доложить подробности. В звериной ипостаси речь у оборотней получает лёгкий акцент в соответствии с обличьем. Светозар при разговоре слегка порыкивал. Но доложил всё четко, так, как и было. Люцин досадливо вздохнул и сказал:
— Если вы не против, Кох, то вашим назывателем буду я. Сама церемония состоится, — тут Люцин немного подумал, — через пять дней. И вам, и Совету надо подготовиться, чтобы провести её на достойном уровне. Но о дате вашего имянаречения будет объявлено сейчас. В летописях Совета Равновесия будут записаны причины, по которым вас, Кох, первым среди искусственников удостоили истинного имени.
Роберт сдержанно кивнул, вежливо улыбнулся, но крылья дрожали.
Кудесник перешёл в человеческий облик.
— Директор, почему? — с удивлением и возмущением спросил он.
— Потому что повторяется ситуация с реформой 23–03. А доводить разбирательство до критической точки я не хочу. Троедворью хватит и одной глобальной перемены. Истинные имена для искусственников как награда за особые заслуги обойдутся гораздо дешевле.
Оборотень несколько секунд подумал и кивнул.
— Вы правы, Люцин Хамидович. Но тогда надо выработать достойный Совета Равновесия церемониал имянаречения.
— Вот вы этим и займётесь, — ответил Люцин.
Я мгновенно стала здесь лишней.
— Разрешите идти, товарищ директор? — спросила я.
Люцин кивнул. Я пошла в душевую. Вроде бы всё хорошо закончилось, но я чувствовала себя безнадёжно проигравшей.
* * *
Я опять курьерю, везу в Белодворье очередную кипу инструкций. Заодно встречусь с Олегом, заберу у него паспорт, в котором фамилию Дробышева переписали на Хорсу.
Чёрт знает что, а не страна — конституция гарантирует гражданам Российской федерации право выбирать фамилию на свой вкус, но в реальности, чтобы её поменять, потребовалась помощь знакомого эфэсбешника и солидная взятка. Ладно ещё, в паспортном столе сделали всё за сутки.
Истинные имена в волшебном мире принято скрывать. Обращаться по ним можно только с разрешения носителя, и лишь высшее руководство — в Троедворье это директор, большаки и их замы — имеют право называть подчинённых истинным именем без согласия его владельца. Произносить чьи бы то ни было истинные имена в разговоре об этих людях запрещено даже тем, у кого есть право обращения по истинному имени. Пользоваться истинными именами в открытую решаются только самые отважные из волшебников. Наш Люцин, например. Да ещё несколько людей в Лиге и Альянсе. В общей сложности не более десятка истинников на весь волшебный мир. Большаки свои имена скрывают, пользуются только паспортными, которые меняют каждые пятьдесят лет.
Тех, кто умеет узнавать истинное имя, глядя на горловую чакру, называют мастерами имён, и относятся к ним с суеверным опасением, потому что они единственные, кто может произносить любое истинное имя, когда и где захотят.
Мастером имён, после трёх часов интенсивных тренировок я всё-таки стала, лобная чакра у меня теперь из восьми лепестков. Толку, правда, от этого ни на грош, разве что перед коллегами всласть повыпендривалась. Но выпендрёж надоел до тошноты уже через десять минут, так что пользы от нового «мастерства» действительно никакой.
На вахте служебного входа в отель «Белый терем», камнедельской резиденции светлых, по мне скользнули беглым взглядом и махнули рукой — проходи. Ауральные татуировки после реформы поменяли, одно только «спящее солнце» осталось прежним. Вместо метки принадлежности теперь такой же приписной знак, как и у волшебников: равносторонний треугольник, под ним — ранговый символ, личный код и группа крови. Три обережных наколки — от инфекционных заболеваний, кровоостанавливающая и защита от ядов. Обереги слабенькие, но лучше с ними, чем без них. Набить карманы талисманами получается не всегда.
В холле меня остановил маг-чаротворец Семён Михайлович, большак Белодворья.
— А Свету поклониться? — кивнул он на сияющий белый шар величиной с футбольный мяч, висящий посреди холла в полутора метрах над полом. Я чуть не выругалась — сырья дефицит, а светлые волшбу на пустой выпендрёж тратят.
— Я, товарищ маршал, равновесница, а не дворчанка. У нас не принято кланяться первоосновным силам, веникам и дыроколам, равно как и любым другим инструментам.
Пресветлый гневно сверкнул голубенькими глазками, но стычку продолжать не стал, в Совете Равновесия правила обращения с первоосновами действительно иные.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135
Я опять растерялась. Остальные — это не только вампиры, но и русалки, домовые, кикиморы, лешие, эльфы и прочие многочисленные волшебные расы.
— Дурь какая-то, — сказала я. — Чем они хуже нас?
— Это закон волшебного мира, Хорса, — ответил Светозар.
— Что-то я не припомню такой статьи в Генеральном кодексе.
— Не всё нужно обязательно записывать, — усмехнулся оборотень. — Некоторые вещи очевидны сами по себе.
— Например, вот эта истина, — ответила я: — «Всё, что не запрещено, то разрешено».
— Да, — легко согласился Светозар. — Но во всём волшебном мире не найдётся людь, который согласится стать назывателем у искусственника.
Роберт покорно опустил голову, крылья обвисли. Термин «искусственник» я услышала впервые и что он означает, не знала, но позволять всяким там магам и оборотням над Робертом изгаляться не собиралась. Не для того я отпаивала его собственной кровью.
Я зажгла на ладони «трёхосновную розу» из Тьмы, Света и Сумрака. Горячо, но терпеть можно.
— Люцин, директор Совета Равновесия Троедворья, — чётко произнесла я, — взываю к тебе силой изначалия.
«Роза» сменила цвет на прозрачно-серебристый, замерцала пёстрыми бликами Хаоса.
Не ответить на такое обращение нельзя и директору Совета Равновесия.
Кудесник перешёл в тигра, зарычал. Роберт растопырил крылья, в отсветах «розы» было видно, как поблёкла и отвердела его лента покорности — вампир собирался совершить какой-то запрещённый поступок и прикидывал, успеет ли до того, как лента перережет ему шею.
— Слушаю тебя, взывающая ко мне… — донёсся из «розы» голос Люцина. Тут он запнулся, коротко выругался и после нескольких мгновений молчания сказал: — Хорса, какого чёрта вы там опять затеваете?
— Всего лишь пытаюсь добиться соблюдения закона, — ответила я.
— Сейчас приду, — буркнул Люцин. — Я здесь, в «Кубке».
«Роза Хаоса» пронзительно вспыхнула, выбросила сноп разноцветных негорючих искр и растаяла без следа.
Спустя три минуты в холл быстрым шагом вошёл Люцин. Тоже в рясе. А, ну да, ведь должна была состояться какая-то важная церемония. Если слова Серёги верны, то это будет награждение того отважного помощника аварийщиков. Я быстро глянула на Роберта. Всё понятно.
Люцин перехватил мой взгляд, покосился на тигра и велел ему доложить подробности. В звериной ипостаси речь у оборотней получает лёгкий акцент в соответствии с обличьем. Светозар при разговоре слегка порыкивал. Но доложил всё четко, так, как и было. Люцин досадливо вздохнул и сказал:
— Если вы не против, Кох, то вашим назывателем буду я. Сама церемония состоится, — тут Люцин немного подумал, — через пять дней. И вам, и Совету надо подготовиться, чтобы провести её на достойном уровне. Но о дате вашего имянаречения будет объявлено сейчас. В летописях Совета Равновесия будут записаны причины, по которым вас, Кох, первым среди искусственников удостоили истинного имени.
Роберт сдержанно кивнул, вежливо улыбнулся, но крылья дрожали.
Кудесник перешёл в человеческий облик.
— Директор, почему? — с удивлением и возмущением спросил он.
— Потому что повторяется ситуация с реформой 23–03. А доводить разбирательство до критической точки я не хочу. Троедворью хватит и одной глобальной перемены. Истинные имена для искусственников как награда за особые заслуги обойдутся гораздо дешевле.
Оборотень несколько секунд подумал и кивнул.
— Вы правы, Люцин Хамидович. Но тогда надо выработать достойный Совета Равновесия церемониал имянаречения.
— Вот вы этим и займётесь, — ответил Люцин.
Я мгновенно стала здесь лишней.
— Разрешите идти, товарищ директор? — спросила я.
Люцин кивнул. Я пошла в душевую. Вроде бы всё хорошо закончилось, но я чувствовала себя безнадёжно проигравшей.
* * *
Я опять курьерю, везу в Белодворье очередную кипу инструкций. Заодно встречусь с Олегом, заберу у него паспорт, в котором фамилию Дробышева переписали на Хорсу.
Чёрт знает что, а не страна — конституция гарантирует гражданам Российской федерации право выбирать фамилию на свой вкус, но в реальности, чтобы её поменять, потребовалась помощь знакомого эфэсбешника и солидная взятка. Ладно ещё, в паспортном столе сделали всё за сутки.
Истинные имена в волшебном мире принято скрывать. Обращаться по ним можно только с разрешения носителя, и лишь высшее руководство — в Троедворье это директор, большаки и их замы — имеют право называть подчинённых истинным именем без согласия его владельца. Произносить чьи бы то ни было истинные имена в разговоре об этих людях запрещено даже тем, у кого есть право обращения по истинному имени. Пользоваться истинными именами в открытую решаются только самые отважные из волшебников. Наш Люцин, например. Да ещё несколько людей в Лиге и Альянсе. В общей сложности не более десятка истинников на весь волшебный мир. Большаки свои имена скрывают, пользуются только паспортными, которые меняют каждые пятьдесят лет.
Тех, кто умеет узнавать истинное имя, глядя на горловую чакру, называют мастерами имён, и относятся к ним с суеверным опасением, потому что они единственные, кто может произносить любое истинное имя, когда и где захотят.
Мастером имён, после трёх часов интенсивных тренировок я всё-таки стала, лобная чакра у меня теперь из восьми лепестков. Толку, правда, от этого ни на грош, разве что перед коллегами всласть повыпендривалась. Но выпендрёж надоел до тошноты уже через десять минут, так что пользы от нового «мастерства» действительно никакой.
На вахте служебного входа в отель «Белый терем», камнедельской резиденции светлых, по мне скользнули беглым взглядом и махнули рукой — проходи. Ауральные татуировки после реформы поменяли, одно только «спящее солнце» осталось прежним. Вместо метки принадлежности теперь такой же приписной знак, как и у волшебников: равносторонний треугольник, под ним — ранговый символ, личный код и группа крови. Три обережных наколки — от инфекционных заболеваний, кровоостанавливающая и защита от ядов. Обереги слабенькие, но лучше с ними, чем без них. Набить карманы талисманами получается не всегда.
В холле меня остановил маг-чаротворец Семён Михайлович, большак Белодворья.
— А Свету поклониться? — кивнул он на сияющий белый шар величиной с футбольный мяч, висящий посреди холла в полутора метрах над полом. Я чуть не выругалась — сырья дефицит, а светлые волшбу на пустой выпендрёж тратят.
— Я, товарищ маршал, равновесница, а не дворчанка. У нас не принято кланяться первоосновным силам, веникам и дыроколам, равно как и любым другим инструментам.
Пресветлый гневно сверкнул голубенькими глазками, но стычку продолжать не стал, в Совете Равновесия правила обращения с первоосновами действительно иные.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135